«...Расстрелять!» - Покровский Александр Михайлович (бесплатные онлайн книги читаем полные .TXT) 📗
Я неторопливо отпил у него из графина, взял со стола овсяное печенье, зажевал и потом, глядя ему прямо в очи, достал из своего баула пустую трехлитровую банку и поставил ее ему на стол.
– Видишь? – показал я ему на банку. Он не видел, тогда я объяснил:
– Пока у меня в казарме будет пять градусов жары, я у тебя здесь на диване жить буду и никуда не выйду, даже по нужде. А в эту банку я гадить буду.
– А ну-ка! – сказал он.
– Сядь! – сказал я ему. – А то начну гадить сейчас и мимо банки.
В тот же день батареи стояли. А вчера на дежурстве меня искали, чтоб наказать. Правда, уже по другому поводу. Схватили перед самой сменой.
– Ты где шхерился?! – набросился на меня начальник штаба. – Тебя командующий с вахты снял.
– Так я же уже отстоял!
– Неважно! Беги в зону.
– Так я только оттуда!
– Ты слушай, что тебе говорят! Беги в зону. Там где-то третьи сутки лежит коробка.
– Какая коробка?
– Не знаю, картонная. Найдешь коробку и скажешь мне ее название. Из-под чего эта коробка. Понял? Я на тебя приказ о наказании струячу, и мне в нем надо эту коробку обозначить. Давай, рысью.
– А где она лежит?
– А я откуда знаю?
– Так это из-за коробки меня сняли?
– Ну да, давай в темпе. Позвонишь оттуда.
И я сдуру отправился в зону. Обшарил ее всю, ни черта не нашел, позвонил и сказал:
– Пишите: коробка из-под банок сгущенки.
На следующий день меня чуть не загрызли. Во-первых, коробка как лежала, так и лежит, и, во-вторых, она не из-под банок сгущенки, а из-под компота.
Ну что ж, нужно подниматься на эти проклятые санпропускники. Пошли попку готовить. Сейчас заявятся и разнесут ее в клочья. На командующего лучше не нарываться. Он меня уже щупал однажды на камбузе за влажное вымя. Я там был, конечно же, в качестве дежурного по дивизии, а дежурным по камбузу стоял молодой лейтенант.
Камбуз – это тот кингстон, в который с диким визгом вылетает многолетний безупречный офицер. Здесь можно очень крупно пасть в глазах начальства.
Дежурным по камбузу, по инструкции, может быть не ниже, чем капитан-лейтенант. Но наша дикая дивизия давно обезлюдела, поэтому я стою дежурным по дивизии, а лейтенант – по камбузу.
Вот только командующему не объяснишь, что у нас людей в наряды не хватает. Он как разинет свою у-образную глотку.
– Пулей, – сказал я лейтенанту, – радостно блея! Даю две минуты, чтоб сделал из себя капитан-лейтенанта.
Лейтенант замешкался. Он меня, видно, не понял.
– Объясняю медленно, – сказал я, – для круглых интеллигентов и золотых медалистов. Берешь себя и еще одного лейтенанта. Раздеваешь его. То есть звездочки с него снимаешь и из двух по две делаешь одного по четыре. Понял? – (Дошло.) – Ну, слава Богу. В темпе вальса! Рысью!
Через пять минут у меня лейтенант превратился в капитан-лейтенанта. Но командующий его все равно прихватил. За расстояние между звездочками.
Ну что ж! Посмотрим, за что нас сегодня будут драть по срамным местам. Между прочим, у меня обостренное чувство долго поротой жопы. Начнем с пятого этажа.
Дверь, за которую я легкомысленно потянул, рухнула на меня вместе с трехметровым косяком, возмутив многолетнюю пыль, но моя природная реакция была на месте, и я уцелел. Под ногами битое стекло. Здесь не жили лет триста. Загаженные шкафы сгрудились печально вокруг кучи сношенных ботинок, ветоши. Все это покрыто бархатной плесенью. В оконные проемы врываются лохмотья полиэтилена, рождая шелест. В углу средневековым факелом, видимо, долго-долго горел рубильник. А потолок какая-то сволочь выкрасила в шаровую краску. От мороза краска лопнула и теперь отваливается целыми рулонами. В середине пирамида возведена не руками человеческими, а другим плодоносным местом. Все это уже давно перешло в перегной. Кусок лопаты я нашел за дверью. Ну что ж! За работу. Не так уж все и сумрачно вблизи. Нужно устранить хотя бы эти следы устного народного творчества, чтоб не возмутить глубинных процессов в недрах организма командующего. Может быть, он излишне брезглив.
Через двадцать минут я все убрал. Мусор я выбросил. Там в углу есть заколоченная дверь на нехоженый трап. Туда все всё выбрасывают. Последней туда полетела лопата. Дверь я поставил на место и забил ногой. Так. До посещения замкомандира дивизии и начпо у вас еще два часа тридцать минут. Успеем.
Ровно в 12.00 наверху послышалась какая-то возня. По-моему, замкомдив и начпо уже мечтают на меня посмотреть.
Замкомдив – старый матерщинник и клинический балбес – уставился на меня. Из-за него выглядывал нач-по. Сейчас этот Тянитолкай что-нибудь изрыгнет в два голоса, что-нибудь поражающее своей новизной. Что-то не видно радости на их рожах. Ах, они уже побывали наверху.
– Как же здесь люди раздеваются?
Это начпо. Ну, он у нас с планеты Сириус недавно прилетел.
– Хымик! – начал замкомдив, и в течение следующих двадцати минут самым порядочным словом в мой адрес было слово «хуй».
Мне захотелось встать по стойке «смирно», сказать: «Есть! Так точно! Прошу разрешения!» – а потом расстегнуть штаны и помочиться прямо на «товарища капитана первого ранга» тугой струей, стряхнуть на него последние капли и сказать: «Есть, товарищ капитан первого ранга, есть! Все ваши замечания устраним!»; застегнуть штаны и добавить: «Ночевать здесь будем, а устраним» – и встать по стойке «смирно», едя глазами. Интересно, что б мне было? Наверное, ничего бы не было.
– Ночевать здесь будешь! Жить! Я тебя здесь поселю! Вы что, добиваетесь, кусок лохматины, чтоб нам навсегда сделали козью рожу?!
«Сын трахомной собаки, – подумал я, на него глядючи, – таких орлов, как ты, у нас до Пекина раком не переставить», – а вслух сказал:
– Товарищ капитан первого ранга, хорошо, что вы не пришли сюда два часа назад. Это я еще убрал здесь немного, и сейчас здесь уже пейзаж по сравнению с тем, что здесь до этого было.
Все-таки я люблю, когда начальство бьется передо мной в истерике, выкидывая коленца и одновременно пытаясь сформулировать стоящие передо мной задачи. Я люблю выключить звук и наблюдать человеческое лицо. На нем оживают все его активные центры. Они так и пульсируют, так и пульсируют. Ладно. Ночевать так ночевать. В сутках 24 часа. 25 не может сделать даже командующий Северным флотом.
Когда я вышел на улицу, я обернулся и посмотрел на «Славу КПСС». Ее уже красили.
В кармане
Учитесь спать в кармане. Для того чтобы спать в кармане, нужно сидя привалиться к стенке и в распахнутый китель положить голову; через несколько минут голова упадет ниже, нос зацепится за внутренний карман, а еще через парочку вдохов он заурчит накопившимся, рассказывая ближайшей сисе, что он вообще по всему этому поводу думает…
Командир спал в кармане, как беспризорник. Из кармана виднелся полуоткрытый рот, и, куда-то внутрь изо рта потянувшись, удлинившись, лениво капало.
Жизнь подводника отличается особой полосатостью. Быстрая смена светотеней всегда утомляет, и подводник высыпается впрок. Пусть даже он спит пунктиром. Все равно впрок. На долгие года. Даже если он спит на стуле. Даже если на кресле. Стул и кресло придуманы целиком для сна. Как хорошо на них спится…
Тело командира, причмокнув, застонало, повернулось, ощутило тревогу, выпало из кармана и – не проснулось;
ноги уперлись в прибор, голова, заскользив по засаленной спинке, успокоилась на подлокотнике кресла, шея жилисто натянулась, и руки обнялись…
Автономка не спеша разматывала свою нить. Центральный не спеша плыл, увязая в грезах; со всех сторон мерно шипело, свистело, гудело, отпотевало; что нужно – перегонялось, что не нужно – откачивалось.
Командир спал, пока ему не приснилось. То, что снится подводнику, нигде почему-то до сих пор не учтено. Он дернулся убиваемым бараном! Шток, на котором сидит командирское кресло, переломился сухим бамбуком, и прилипшее тело грохнулось головой в палубу, щелкнув внизу зубами. Вскочивший командир был просто страшен.
