В сторону Свана - Пруст Марсель (лучшие книги без регистрации TXT) 📗
Однако, когда «верные» расположились по дальним углам гостиной, доктор почувствовал, что таким удобным случаем нельзя пренебрегать, и, в то время как г-жа Вердюрен говорила последнее хвалебное слово по поводу сонаты Вентейля, внезапно набравшись храбрости, подобно начинающему пловцу, бросающемуся в воду, чтобы научиться держаться на ней, но выбирающему момент, когда на него смотрит не очень много народу, выпалил:
— Не правда ли, это, как говорится, композитор di primo cartello. [42]
Сван узнал только, что недавно опубликованная соната Вентейля произвела большое впечатление в группе весьма передовых композиторов, но была еще совершенно неизвестна широкой публике.
— Я хорошо знаю одного господина по фамилии Вентейль, — сказал Сван, имея в виду преподавателя музыки сестер моей бабушки.
— Может быть, это он и есть! — воскликнула г-жа Вердюрен.
— О, нет! — со смехом отвечал Сван. — Если бы вы увидели его хотя бы на мгновение, вы не задали бы такого вопроса.
— Разве задать вопрос значит решить задачу? — вмешался доктор.
— Но это может быть его родственник, — продолжал Сван. — Это было бы довольно прискорбно; может ведь талантливый человек быть двоюродным братом какого-нибудь старого дурака. Если это так, то, клянусь, я готов пойти на самые жестокие муки, лишь бы только старый дурак познакомил меня с автором сонаты: прежде всего — на муку ходить в гости к старому дураку, общество которого, должно быть, ужасно.
Художник знал, что Вентейль был в этот момент серьезно болен и что доктор Потен боится, что нельзя спасти его жизнь.
— Как! — воскликнула г-жа Вердюрен. — Неужели есть еще люди, обращающиеся за помощью к Потену?
— Ах, госпожа Вердюрен, — притворно-возмущенным тоном сказал Котар, — вы забываете, что говорите об одном из моих коллег, даже больше — об одном из моих учителей.
Художник слышал где-то, будто Вентейлю угрожает потеря рассудка. И он стал уверять, что признаки этого можно заметить в некоторых пассажах сонаты. Замечание это не показалось Свану нелепым, но оно смутило его; ведь произведения чистой музыки лишены той логической связности, нарушение которой в речи является свидетельством безумия; поэтому обнаружение признаков безумия в сонате казалось ему чем-то столь же непостижимым, как обнаружение безумия собаки или лошади, хотя такие случаи наблюдаются в действительности.
— Оставьте меня в покое с вашими учителями, у вас знаний в десять раз больше, чем у него, — ответила доктору Котару г-жа Вердюрен тоном женщины, имеющей мужество высказывать свои убеждения и всегда готовой сразиться с лицами, не разделяющими ее взглядов. — Вы, доктор, по крайней мере не убиваете своих пациентов!
— Простите, сударыня, он ведь академик, — иронически возразил ей Котар. — Если больной предпочитает умереть от руки одного из князей науки… Гораздо шикарнее иметь возможность сказать: меня лечит Потен.
— Ах, вот как: шикарнее? — перебила его г-жа Вердюрен. — Значит, и в болезнях в настоящее время есть шик. Я не знала этого… Ну и рассмешили же вы меня, — вскричала она вдруг, пряча лицо в ладонях. — А я-то, дура, серьезно спорю, не замечая, что вы водите меня за нос.
Что касается г-на Вердюрена, то, находя несколько утомительным смеяться по такому ничтожному поводу, он пустил лишь облако дыма из своей трубки, с грустью констатировав свою неспособность угнаться за женой по части веселья и любезности.
— Знаете, ваш друг очень нам нравится, — сказала г-жа Вердюрен Одетте, когда та прощалась с нею. — Он прост, обаятелен; если все ваши друзья, с которыми вы хотели бы познакомить нас, такие, как он, приводите их сюда, пожалуйста.
Г-н Вердюрен заметил, однако, что Сван не оценил по достоинству тетку пианиста.
— Он чувствовал некоторое стеснение, бедняга, — отвечала г-жа Вердюрен. — Не станешь же ты требовать, чтобы с первого посещения он уловил тон дома, как, скажем, Котар, состоящий членом нашего маленького клана уже столько лет. Первое посещение не в счет, он только еще осматривался. Одетта, давайте условимся, что он встретится с нами завтра в Шатле. Может быть, вы пригласили бы его туда?
— Нет, он не захочет.
— Ну, как вам угодно. Лишь бы только он не увильнул от нас в последнюю минуту!
К великому изумлению г-жи Вердюрен, он никогда не «увиливал» от них. Он всюду бывал в их обществе: в загородных ресторанах, куда, впрочем, они ходили сравнительно редко, потому что сезон еще не начался, и главным образом в театре, который очень любила г-жа Вердюрен; и когда однажды у себя в гостиной она сказала в его присутствии, что им очень полезно было бы иметь в дни премьер или спектаклей-гала разрешение из префектуры, дающее право приезжать вне очереди, и стала жаловаться на то, что отсутствие его причинило им много неприятностей в день похорон Гамбетты, [43] то Сван, никогда не упоминавший о своих фешенебельных знакомствах, но лишь о низко расцениваемых, скрывать которые он считал поэтому признаком дурного вкуса и к числу которых, вращаясь в салонах Сен-Жерменского предместья, он привык относить свои знакомства в официальных сферах Третьей Республики, необдуманно заявил:
— Обещаю вам это устроить; вы будете иметь разрешение ко времени возобновления «Данишевых»; [44] на завтраке в Елисейском дворце я встречусь с префектом полиции.
— Как, в Елисейском дворце? — громовым голосом вскричал доктор Котар.
— Да, у г-на Греви, [45] — ответил Сван, несколько смущенный эффектом, произведенным его словами.
Художник спросил доктора насмешливым тоном:
— Вас часто этак ошарашивают?
Получив объяснение, Котар обыкновенно приговаривал: «А, хорошо, хорошо, прекрасно» — после чего не выказывал больше ни малейших признаков волнения.
Но на этот раз последние слова Свана не только не дали ему привычного успокоения, но, напротив, довели до апогея его изумление по поводу сделанного им открытия, что человек, с которым он сидел за одним столом, человек, не занимавший никакого официального положения и не имевший никаких знаков отличия, бывал на приемах у главы государства.
— Что вы говорите, у г-на Греви? Вы знакомы с г-ном Греви? — спросил он Свана озадаченным и недоверчивым тоном стоящего на посту у дворца полицейского, к которому какой-нибудь неизвестный обращается с вопросом, можно ли видеть президента республики, и который, поняв из этих слов, «с кем он имеет дело», как говорится в газетах, уверяет несчастного сумасшедшего, что тот будет принят сию минуту, и направляет его на ближайший полицейский медицинский пункт.
— Я немного знаком с ним; у нас есть общие друзья. — (Сван не решился сказать, что одним из этих друзей был принц Уэльский.) — Впрочем, он приглашает очень легко, и я уверяю вас, что эти завтраки совсем не занятны; к тому же они очень просты, за столом никогда не бывает больше восьми человек, — отвечал Сван, всячески стараясь сгладить слишком сильное впечатление, произведенное на доктора его знакомством с президентом республики.
Котар тотчас же истолковал эти слова Свана в буквальном смысле и решил, что приглашения г-на Греви не имеют большой цены, что они рассылаются всем и каждому и никто не бывает особенно польщен ими. После этого он не удивлялся больше, что Сван, подобно многим другим, посещал Елисейский дворец; он даже слегка жалел его за то, что ему приходится бывать на этих завтраках, которые сам же Сван находил скучными.
— А, прекрасно, прекрасно; все в порядке, — сказал он тоном таможенного досмотрщика, подозрительно на вас поглядывавшего, но после ваших объяснений дающего визу и позволяющего вам продолжать ваше путешествие, не обследуя содержимого ваших чемоданов.
— О, я вполне верю вам, что завтраки эти совсем не занятны; ходить на них, должно быть, большой подвиг, — сказала г-жа Вердюрен, смотревшая на президента республики только как на «скучного», притом особенно опасного, так как в его распоряжении были такие средства обольщения и даже принуждения, которые, будучи применены к «верным», легко могли повлечь их «измену». — Говорят, что он глух как пень и кушает пальцами.
