Темная комната - Сейфферт Рейчел (книги бесплатно полные версии .txt) 📗
– Но сегодня это имеет для вас какое-то значение? То, что вы тогда делали?
– Нет. Нет. Но я помню, что тогда мне это помогало.
Миха пишет Мине письмо. Он не может сказать ей всего по телефону. Боится произнести это вслух. Вдруг тогда это станет реальностью. Ей будет противно, он знает. Может, она письмо и не прочтет, но ему, по крайней мере, нужно вылить это на бумагу.
Может, это действительно был замкнутый круг, как сказал Колесник.
Миха думает о деде. С автоматом. Стоит, впереди траншея, а позади черно-зеленая чаща.
Он мазал? А если да, меняется ли хоть что-нибудь? Становится ли он от этого лучше? И почему?
В то самое время, в том самом месте. Они пришли сюда убивать. Вот зачем он здесь был.
Миха кладет письмо в конверт и запечатывает. Тошнит, надо бы лечь. Он идет с письмом в туалет, рвет его и спускает клочки в унитаз.
Два дня Миха не ходит к Колеснику. Не то чтобы он задумал так нарочно. Но проходит один день, а за ним следующий.
На линии помехи, и Минин голос теряется среди шума. Ей снова звонила мутти. Миха понимает, что Мина на него сердится, но нужно дать ей выговориться. Он то и дело ее перебивает – сам того не желая, в неподходящий момент. И чем дальше, тем хуже.
– Она подумает, что я не передаю приветы.
– Нет, она подумает, что я вконец обленился. Плохой сын.
– Так позвони ей оттуда.
– Не могу.
– Почему, Миха?
– Что?
– Я спросила почему.
– Она поймет, что я звоню издалека, мне придется врать.
– А так ты меня заставляешь врать. А ей я врать не хочу.
– Отец тоже звонил?
– На прошлой неделе, я же тебе говорила.
– Ага.
– Ты там еще долго пробудешь?
– Мина, я не слышу.
– Ты еще долго там?
– Пару дней, наверное. На выходные возьму билет.
– Пару дней.
– Да. У тебя все хорошо, да? С ребенком все в порядке?
– Просто замечательно, Михаэль. Я все еще беременна, и все просто за-ме-ча-тель-но!
И молчит. И Миха тоже. Пусть пыль уляжется.
– Я поставлю на автоответчик. Позвонят твои родители, не стану подходить.
– А когда я позвоню, подойдешь?
– Ты скоро вернешься. Зачем тебе опять звонить?
Миха делает глубокий вдох. Мина жестока. Что ж, он тоже будет жесток.
– Деньги кончаются.
Возле Михиных пальцев неровным столбиком высятся монеты. Он отводит глаза, притворяясь, что их тут нет.
– Да, хорошо. До встречи.
– До встречи.
Оба молча ждут, когда связь оборвется. Мина не выдерживает и первая дает отбой.
Колесник сидит на стуле, как прикованный. На полированной деревянной ручке стоит пепельница и лежит коробок спичек. Миха протягивает старику непременную пачку сигарет, и тот закуривает.
– Вы испытывали к евреям ненависть?
– И да, и нет.
– Это как?
– Я выискивал людей, которых можно было бы ненавидеть.
– Правда?
– Я был обозлен. Из-за отца, из-за деревни, из-за колхозов, голода. Коммунистов.
– Что случилось с вашим отцом?
– Его расстреляли.
– Коммунисты?
– Да. Я помню, как его уводили: его и еще пятерых человек.
– За что?
– Он был учителем. И не хотел учить по их указке. Его и раньше забирали, но на этот раз он не вернулся.
Миха глядит на старика. Ни слез, ни грусти в голосе – сидит себе неподвижно в кресле, отделенный от Михи кухонным столом.
– Значит, вот почему вы ненавидели евреев? Из-за отца?
– Да, можно сказать и так.
– А вашего отца забрали евреи?
– Нет, среди них не было евреев. Те коммунисты, что увели отца, не были евреями.
В добавление к словам Колесник поднимает руку, машет в воздухе широкой ладонью.
– Тогда почему вы не чувствовали ненависти к коммунистам?
– Их я тоже ненавидел, но все они ушли. Еще до прихода немцев. Без наказания за все свои дела.
– Поэтому вам хотелось кому-нибудь отомстить?
Колесник пожимает плечами. Новое отступление.
– Вам хотелось отомстить кому-нибудь за произвол коммунистов, тут подвернулись евреи, и вы решили мстить им?
– Я жалею об этом. Я знаю, что словами делу не помочь. Знаю, что поступал плохо, вы понимаете? Я не умею это лучше объяснить.
Миха повторяет про себя: «Знаю, что поступал плохо». Комната, сизая от дыма.
– Вы и тогда знали, что это плохо?
Кивок.
– Тогда почему?
Колесник молчит и смотрит в пол. Не отвечает и на повторный Михин вопрос. Миха останавливает магнитофон и выходит на крыльцо, на свежий летний воздух. Когда он возвращается, Колесник все так же сидит на стуле.
– Вы записываете?
– Да.
– Они забрали у меня отца. Мы всей нашей семьей голодали и мерзли, а потом пришли немцы и сказали мне, что виноваты евреи. Они всем так говорили. Все евреи – коммунисты. А это была неправда.
– Неправда?
– Ага. Среди коммунистов были евреи. Но много было и белорусов.
– Выходит, они лгали?
– Да.
– Вы это знали?
– Да. Но лгали они правдоподобно.
– Что это значит? Объясните.
– Знаю, что плохо так говорить. Знаю, что это ужасно. Я и тогда это знал.
Колесник смотрит на Миху, а Миха отводит взгляд. Он не хочет об этом слушать. Мне незачем это знать. Зачем мне знать о нем. Мне нужен опа. Спроси его об Аскане Белле.
– Бойня началась в сорок первом.
– Верно.
– А вы в то время работали переводчиком. На немцев.
– Да, но я все видел.
– В сорок третьем вы немцев тоже видели?
– Да, и сам убивал.
Миха чувствует на себе стариков взгляд, ищущий его глаз. Миха обдумывает новый вопрос, но старик его опережает.
– Я сделал свой выбор, понимаете? Почти целых два года я наблюдал, как немцы убивали евреев, и сам стал убивать. Я сам это выбрал, вы понимаете?
У Михи нет желания отвечать. Может, стоит выключить магнитофон и снова выйти? Непонятно, почему Колесник ему это рассказывает. Похоже, с Михи на сегодня достаточно.
– Вы понимаете?
– Да. Хотя нет. Вы сказали, вы были обозлены. Из-за отца.
– Да.
– Вы думали, что будете расстреливать евреев и станет легче.
– Вы меня не слушаете.
Напрямик. Спокойно. Миха коротко взглядывает на Колесника. Встречаются глазами.
– Вы думали, станет легче, но вам не полегчало.
