Покупатели мечты - Кури Августо (читать книги полностью без сокращений .txt) 📗
Появился какой-то мулат с седоватыми волосами, выглядевший лет на пятьдесят, который быстро приблизился и вложил мне в руки письмо. И ушел, не назвав себя. Письмо предназначалось Краснобаю и Мэру и было подписано не больше и не меньше… как El Diablo.
Я испугался. Задумался. Получалось, что двое моих спутников были друзьями вожаков знаменитого Острова Демонов. Я вручил им конверт, который осмотрел с некоторым опасением. Бартоломеу вышел вперед и дал мне обобщенное пояснение:
— El Diablo и Щебень были нашими друзьями в приюте. Мы были их вожаками в молодости. Но мы пошли по пути алкоголизма, а они по пути преступности.
Я набрал в легкие воздуха, чтобы лучше насытить кислородом мозг и более глубоко поразмыслить над услышанным. Я вспомнил, что Бартоломеу и Барнабе скрестили пальцы перед собранием уголовников, и я заметил, что это был знак.
Мои друзья развернули письмо и стали читать его вместе. Я стоял в стороне, чтобы не мешать им. Я только наблюдал за ними. Когда они читали, их губы начали дрожать. И Краснобаем, и Мэром внезапно овладела тревога. Они стали задыхаться, а затем замерли, словно парализованные. В следующий миг они упали на колени на газон, их лица были в слезах.
Я стал проникаться их реакцией. Я никогда не видел, чтобы эти двое весельчаков утратили самообладание, но они его действительно утратили, как и свое привычное остроумие, хорошее настроение и дух. Будучи взволнованным, я хотел прочитать то, что прочитали они. Тогда, почти обессиленные, они вручили мне письмо.
Это было письмо, предназначенное для них, но на самом деле оно было адресовано Учителю. Я стал читать фразу за фразой этого маленького послания и был в равной степени поражен. Я бессмысленно и безутешно качал головой. Они изувечили человека, которого мы больше всего любили, ударами и клеветой, но сейчас они его хоронили.
Последнее, что мне бы хотелось сделать в жизни, так это вручить письмо Учителю. Все остальные друзья хотели прочитать письмо, но я не мог отдать его. Задыхаясь, весь пунцовый, напряженный, я медленно, шаг за шагом приближался к ним. Учитель увидел, в каком состоянии я был, и, не понимая, что происходит, задумался.
Продавец Грез развернул письмо. Едва он прочитал первые строчки, как мы увидели происшедшую с ним перемену. Теперь это не был непобедимый и отважный человек, за которым мы следовали, а человек ошеломленный, потрясенный до глубины души.
Закончив чтение, он упал на колени, как Бартоломеу и Барнабе. Казалось, у него безжалостно вырвали сердце. Он поднял руки вверх и закричал:
— Не-е-е-ет! Не может быть! — Он выкрикивал без остановки имена своих двух детей — Фернанду и Жульеты. Из его закрытых глаз потекли слезы.
Вся площадь остановилась. Все испугались. Подумали, что Учитель умирает. Так оно и было, но происходило внутри. Испытывая невыразимую боль, он начал рыдать и быстро говорить:
— Нет! Нет! Ради меня, нет!
Письмо выпало из его рук, и ветерок легонько донес его до груди профессора Журемы. Она взяла его и прочла для остальных членов группы.
Дорогой человек, продающий грезы!
Тронутый Вашими словами на этом несчастном острове, я почувствовал, что должен послать Вам весточку, хоть и знаю, что она превратится в самый ужасный кошмар Вашей жизни. Вы сказали, что наибольшее мщение своему врагу — это простить его. Мне бы хотелось получить Ваше прощение, но я не требую, чтобы Вы меня простили. Я знаю, что у каждого человека есть свой предел, особенно когда это касается его детей. Знайте, что двое из Ваших больших «друзей» из «Мегасофта» превратились в гиен и заказали убийство. Ваши дети погибли не в авиакатастрофе. Все думали, что Вы будете на борту рейса JM-4477 23 марта. Целью было убить Вас.
El Diablo
Ученики притихли. В этом огромном саду не было слышно ни пения птиц, ни дуновения ветра, ни шороха листьев. Некоторые люди, проходя мимо, улыбались при виде человека, стоящего на коленях и плачущего. Вот человеческая история. Циклическая. Одни подавлены, а другие улыбаются, одни кричат, а другие молчат.
Мы хотели утешить Учителя, принять его в свои объятия, что-то сказать, дабы смягчить его боль, но это было невозможно. Его тоска была настолько сильной, что никакое слово не могло бы уменьшить ее.
Казалось, письмо заслуживало доверия, поскольку в нем содержались подробности рейса, о которых знали только близкие. При этом величайшая дилемма должна была упорядочить жизнь Учителя. Ведь он сам говорил нам: предают только друзья, враги лишают надежды. У Учителя есть двое ложных друзей. Самые жестокие и могущественные люди из тех, кто находится на Острове Демонов. Люди, которые, возможно, ели и ходили с ним, улыбались ему, но которые организовали преступление и привели к трагическим последствиям. Кто эти психопаты? Почему они совершали террористические акты? Что он будет делать впредь? Останется ли он оборванцем? Примет ли он свою мировую власть? Убежит ли он из-за страха перед своими преследователями или же безжалостно накажет тех, кто уничтожил его детей и прочих невинных людей? Пораженный ненавистью, забудет ли он свою мысль о том, что насилие не оправдывает насилия? Удастся ли ему увидеть различие между мщением и справедливостью? Прекратит ли он продавать грезы, чтобы дистиллировать ненависть?
И что он сделает с нами? Мы создали беспрецедентную общественную, дружественную и альтруистическую жизнь. Из-за риска, которому он подвергнется впредь, он, вероятно, окончательно покинет нас? Сможем ли мы жить вдали друг от друга? Вероятно, некоторые из нас сумеют вернуться к прежней жизни. У меня есть мой университет, у профессора Журемы — свое добро, у Саломау — свой дом, у Моники — своя квартира, у Эдсона — своя религия. А Бартоломеу и Барнабе? У них ничего нет. Они — люди улицы, без адреса, без социальной защиты, без родственников. Все, что они имеют, это Учитель и их новая семья. Стоя на коленях, оба оплакивали детей Учителя. Они приняли его как отца, отца-оборванца, который их не наказывал, не выгонял, не стыдился, а обнимал, любил и вкладывал все, что имел, в их интеллект. Между ними было пространство, заполненное необъяснимой любовью, поэтикой, спокойствием.
Я вспомнил одну фразу Учителя, которая мне понравилась.
— Вы отвечаете за последствия своего выбора.
Каждому человеку приходится делать выбор. Наступил момент, чтобы он сделал свой большой выбор. Наступит ли час прекратить подстрекать людей к свободомыслию и критическому мышлению? Будет ли он продолжать вести линию своей сущности? Станет ли бояться потерять себя? Станет ли он снова почитать культ знаменитости, по отношению к которому был так критичен?
Множество вопросов роилось в моей голове. И я не находил ни одного ответа. Я только знал, что Учитель соединит осколки и перестроит свою разбитую жизнь мастерски, но сейчас он снова разделил свое существо на тысячу фрагментов. Я видел, как он ночами разговаривал в своем воображении с детьми, прося у них прощения за нехватку времени, недостаток общения, за то, что он хотел дать им мир и отказать им в своем собственном существе, в том, что не продается и что действительно дорого.
Этот интригующий человек учил нас тому, что самое главное испытание — это укрощение наших призраков. Но сейчас ему трудно было укротить призраки гнева, боли, подавленности и угнетенности, ибо они возникали, как при внезапном землетрясении, и начинали ужасать его. Пройдет ли он через испытание испытаний?
Как мыслитель философии, я торжественно защищал тезис о том, что существование циклично. А значит, драма и комедия, слезы и восторг, спокойствие и тревога являются привилегиями живых и изменяют неумолимо на различных уровнях тексты жизни каждого человеческого существа.
А сейчас? Оставит ли он свой подстрекательский тезис? Как он будет бороться с циклом существования? Не знаю! Я только знаю, что Учитель из Продавца Грез должен превратиться в Покупателя Грез. Ему понадобятся более умные, светлые и осмысленные грезы, уже созданные человеческим мозгом, чтобы выдержать то, что было подкреплено его собственной мыслью: «Жизнь — это театральная пьеса, это шоу из шоу. Когда мы закрываем в театре времени последний акт существования на маленькой сцене могилы, шоу не прерывается, спектакль продолжается в театральном зале в слезах…»
