Знак Зверя - Ермаков Олег (книги онлайн без регистрации полностью TXT) 📗
2
И в начале апреля еще было холодно, слякотно. Но все чаще вспыхивало солнце и среди грязных облаков сверкала голубизна, — и было ясно, что там, в вышине, идет работа, готовится праздник, и среди плотных строительных лесов что-то возводят неведомые молчаливые зодчие. И однажды строительные леса рухнули и обломки были сметены южным ветром и ливнем, — взорам открылся огромный храм. Пространства наполнились музыкой, вспухшие земли задышали, и в липкой темноте шевельнулись, лопнули зерна, и в путь тронулись ростки, теплые вязкие щели разомкнулись, курясь, и взбухшие бледные ростки окунулись в свет и зазеленели. В вышине пролетали журавли. На зеленой земле грелись змеи, жуки, облезлые тушканчики, вараны с разрисованной голой кожей. Земля пышнела, зеленела с каждым днем, с каждым часом и мигом. И по зелени вдруг растекались алые и желтые пятна, и над зелеными травами вдруг повисали бледно-голубые, розовые и белые пахучие облачка.
Каждый день дембеля говорили об одном и том же — о возвращении: о партиях, о подарках, о парадной форме, об альбомах, фотографиях и снова о подарках, о фуражках с черным, «артиллерийским», околышем — где раздобыть? говорят, на складе фуражки с помидорными, «пехотными», околышами, — а ведь мы артиллеристы, ну и что, что в пехотном полку! надо вот что: купить в магазине офицерские фуражки или купить черные погоны и сшить из них околыш; и снова об альбомах — разрешат ли вывезти альбомы с фотографиями? а разрешат ли провезти джинсы и все прочее? говорят, на таможне все отбирают; и снова: когда же будет первая партия? неужели до июня продержат? — я слышал, в мае, на майские праздники, — так это, небось, награжденных орденами, коммунистов и кандидатов, — а где коммунисты? у нас ни одного, во второй ни одного, в третьей батарее... там чеченец, учитель, он кандидат, — видишь, не дурак, — да кто знал, что так будет? я бы тоже в кандидаты подался.
Последняя пышная весна была в разгаре, зеленый праздник, убранный маками и тюльпанами, ирисами и ядовитыми олеандрами, опеваемый свадебными песнями птиц и журавлиными кликами, продолжался. И однажды в батарее появились женщины. Комбат отправил всех на позицию обслуживать орудия, и солдаты не успели насмотреться на женщин в легких ярких платьях, но, чистя гаубицы, они слышали смех и вскрики, и удивительные голоса — женский смех, женские вскрики и женские голоса — и видели мельканье голой кожи в ячейках масксети, окружавшей бассейн, — впрочем, было неясно, чья она, в бассейне вместе с женщинами купались офицеры. Но достаточно было и этих звуков: музыкальных вскриков и чарующего смеха, — чтобы праздник обрел истинный размах, истинную полноту.
— Смотрите!.. что это?
В воздухе над зеленой степью висело облако. Оно было, пожалуй, пепельное; оно мерцало и меняло очертания. Солдаты удивленно глядели на пепельное далекое облако, низко нависшее над землей. Облако стояло на месте. Что это может быть? Нет, оно двигалось. Самум? Облако росло, оно медленно плыло над степью, и вскоре уже стало ясно, что это не облако, а огромная, жирная, невероятная туча, и стало ясно, что она идет на город у Мраморной горы... Неожиданно туча села, растворилась... Но через некоторое время вновь встала над степью. Солдаты вытирали руки тряпками, брали свои куртки, ремни, выходили из окопов, всовывали руки в рукава, застегивались, неотрывно глядя на тучу... Женщины в бассейне вскрикивали и смеялись... Солдаты вдруг услышали слабый напряженный треск.
— Пчелы!
Смуглые потные лица вытянулись. Солдаты стали пятиться. Электрическая туча приближалась. Му-хобой побежал, за ним кинулись остальные, топоча кирзовыми сапогами, оглядываясь на колышущуюся тучу. Они вбегали во двор, бросались в палатку, задраивали окна. От бассейна в глиняный офицерский домик просеменили, сверкая глянцевитыми бедрами, женщины в ярких купальниках. Туча прошла над окопами и гаубицами, затопила контрольно-пропускной пункт и приблизилась к батарее. Дневальный бросил свой пост и ринулся в палатку, и, едва за ним закрылась дверь, — по палатке застучали шелестящие тела, на пластмассовые окна налипли бледно-зеленые насекомые, небольшие тополя, посаженные в прошлом году вдоль мраморной ограды, согнулись под тяжестью гроздей.
Это была саранча. Полчища саранчи захватили город у Мраморной горы и заработали челюстями. Крупные бледно-зеленые и коричневые насекомые стремительно оголяли редкие деревца, пожирали траву, листву на кустах; шуршливые орды сидели на палатках, на стенах, на крышах, на земле — всюду, где можно было сидеть; несколько городских бассейнов были запружены дохлой саранчой; саранча набивалась в палатки, в оружейные комнаты, гибла в чанах со щами, цеплялась зубчатыми лапками за одежду, лезла за шиворот. Под сапогами хрустело. Люди пытались спасти деревца, но тщетно — вскоре вся листва, все зеленое мясо было с них ободрано, и деревца стояли хрупкими скелетами между казарм. Зеленый праздник кончился. Весна стремительно угасала, бурела, скрючивалась, чахла, превращалась в прах. Надвигался сезон желтых дней и бурь.
Домой никого не отпускали. Полк готовился к операции.
3
Вода была холодна, — он опустил руку: да, холодна. И прозрачна. На дне круглились серые и голубые камни, и над ними стояли толстые серебряные рыбины. Он напился, умыл лицо, обмыл шею, плечи. Тело вновь было удивительно легким, и он знал, что может многое. Но прежде всего он займется ловлей. Он сел на берегу лужи, свесив в воду ноги. Лужа казалась неглубокой, но ноги дна не касались. Он оперся на руки и начал осторожно погружаться. Вода уже доходила до подбородка, а ступни не ощущали дна. Он набрал воздуха и нырнул, открыл глаза и увидел свои руки, ниже — расплывчатые камни; он повернул голову — рядом висела, шевеля плавниками, бледногубая, пучеглазая серебристая рыба, он изогнулся и схватил ее, но рыба легко выскользнула из рук, он вынырнул, отдышался и вновь погрузился в воду, открыл глаза, увидел свои вытянутые руки с длинными пальцами, серые и голубоватые камни и рыб, их было три, они висели рядом, глядя на него, с бледных губ срывались и летели вверх пузырьки; он схватил одну и сразу запустил пальцы под жабры, прижал серебряное тело к груди и поплыл вверх, вырвался из-под воды, разинув рот, глотая воздух, вышвырнул рыбу, вылез на берег, отбросил бьющееся перепачканное землей тугое тело подальше от воды. Он убил рыбу кулаками, обмыл ее, сел и выдрал зубами кусок из спины, торопливо начал жевать сочную мякоть, глядя на идущего человека... Человек шел по равнине под тусклым небом! Он перестал жевать. Человек шел к нему. Он привстал. Да, к нему. И кажется, это была женщина. Он быстро сел. Посмотрел по сторонам — никакой одежды ни слева, ни справа, ни сзади — шею пронзила игла, спина похолодела — не было. Женщина была близко. Он прикрыл пах рыбиной с надкушенной спиной. Добрый день, сказала она. Это была девушка. У нее были густые недлинные волосы, темные глаза, нежные щеки, ласковый нос. Добрый день, повторила она громче.
— Если это день, — пробормотал он, не зная, куда смотреть.
— По крайней мере не ночь, — ответила она.
Он молчал. Она повторила: по крайней мере не ночь. Он взглянул на нее и отвернулся.
— Не знаю.
— Но ведь светло?
Зазудел левый сосок. Он молчал. Но ведь светло? — повторила она. Надо было что-то говорить.
— Может... белая ночь, — с трудом проговорил он.
— О нет! — живо возразила она. — Я знаю, какая белая ночь.
Левый сосок заморозило. Он поднял глаза. Девушка откликнулась внимательной полуулыбкой.
— Я знаю, какая белая ночь, — повторила она.
— Я тоже, — наконец произнес он, — видел.
— Белую ночь?
Жжение в левом соске. Белую ночь? Странный голос. Белую ночь?
— Да.
— Но это, конечно, не белая ночь, — проговорила она, озираясь.
Он молчал. Нет, не белая ночь, проговорила она, белая ночь чиста, таинственна. Он посмотрел на ее лицо. Она таинственна, повторила она. Неужели она разговаривает со мной? Чиста, сказала она. Я слышал этот голос когда-то. Слышал? Да, очень давно. Она смотрит на меня. Она говорит мне. Говорит: чиста. Чиста и таинственна. Мне?.. А кому же? Тому, кто за спиной. Кто за спиной? — в затылок игла.
