Желток яйца - Аксенов Василий Павлович (список книг .TXT) 📗
Спецагент Доллархайд осознал свой ляп еще до того, как закончил свой замысловатый пассаж. Достопочтенный ГТТ, президент Либеральной лиги Линкольна встал перед ним, подбоченившись. Губы его искривила сардоническая усмешка. Затем он поднял руку над головой и сказал:
— Видите эту грешную руку, юный сыщик? Следите за ее движением!
Описав полукружие в благородном воздухе знаменитого учреждения, грешная рука опустилась на низ живота господина президента и несколько раз подпрыгнула в этой области, как бы говоря: «Вот все, что вы от меня получите».
— Надеюсь, намек понят, — продолжил почтенный ГТТ с исключительным кавалерством. — Этот красноречивый жест древних скифов был возрожден советскими полярниками тридцатых годов. Сообразительная молодая ищейка, каковой вы, несомненно, являетесь, может легко перепрыгнуть от тех кочевников к современным бродягам русского алфавита, похожим на лаги некие буквы Икс и Игрек, а также к их младшему брату И краткому. Я ясно говорю? Рад, что вы правильно поняли. Теперь позвольте кое-что добавить. Я чертовски извиняюсь, Джим, но если я когда-нибудь увижу вас в помещениях Тройного Эл, у меня не будет другого выбора, как защитить свой институт от вашей сверхревностной опеки. Вам понятно?
— Еще бы, сэр, — Доллархайд поднялся и предложил Трасгайму прощальное рукопожатие вместе с понимающей и немного меланхолической улыбкой. Трастайм протянул ему руку и вдруг отдернул ее, будто ударенный электричеством. Вместо того, чтобы с галантным сарказмом проводить своего назойливого, хотя и приятного, незваного гостя, он сел на краешек стула, уронил го-лову и начал выборматывать какие-то абсурдные сгустки слов: «О, память… эй, Роджер, моя очередь… те страницы, то лицо… память все еще гложет… то тело, та улыбка… Роджер, слышишь?…»
Спецагент Доллархайд вежливо поклонился и вышел из президентского кабинета, спасая себя тем самым от головокружительного парашютирования к самим истокам Молодого мира, а именно к армейским казармам, очарованным глянцевитыми портретами Мисс Монтана 1956. «…Те ночи… фонарики под одеялами… те сказочные перелеты…»
Проходя через гулкий, тускло освещенный коридор в президентской секции Яйца, Джим уловил чей-то быстрый промельк под высоким потолком. Не одна ли из Валькирий? Можно предположить, что даже хорошо тренированный агент ФБР, каковым Джим, несомненно, являлся, мог испытать не очень-то комфортабельное чувство под парящей Валькирией. Он вышел из Яйца и поблагодарил обелиск Вашингтона за его убедительное участие в солнечном, воздушном, деловом дне вполне реальной эспланады.
Маскировки и трансформации
Джим прикатил в международный аэропорт имени Далласа задолго до прибытия аэрофлотовского рейса. Хоть ничего драматического и не предвиделось и единственной его целью было мимолетное знакомство с «объектом», он хотел, чтобы начало операции было отмечено высшим классом. Нота высшего профессионализма правильно настроит весь концерт.
В «Информации» ему сказали, что пассажиры советского лайнера будут выходить либо из выхода А, либо из выхода Ф-12, в зависимости от того, какой выход будет объявлен первым. Между двумя этими пунктами лежало пространство размером с футбольное поле, так что преждевременное прибытие для организации потаенного наблюдения вовсе не было занудством.
В окрестностях выхода А имелись приятные, хорошо дизайнированные контрразведывательные удобства, а именно: газетно-журнальный киоск, магазин подарков и закусочная, в то время как Ф-12 не мог предложить ничего, кроме кресла для чистки обуви. К счастью, между А и Ф-12, как раз на полпути, располагался блок туалетов, и это давало спецагенту хорошую возможность для быстрого изменения наружности: он мог легко нырнуть в одну из двадцати четырех имеющихся мужских или женских кабинок, чтобы прилепить удлинение к своему носу, или напялить рыжий парик, или сменить академический твидовый пиджак на кожаную пилотскую куртку… по обстоятельствам.
Через десять минут, потягивая чай со льдом в кафетерии, Джим заметил в толпе, вернее, над толпой, говорящие головы президента Трастайма и начальника охраны Тройного Эл Каспара Свингчэара. Два высоких господина медленно двигались к выходу А. Они казались членами одной команды, хотя первый был строен и безукоризненно одет, в то время как штаны и рубашка второго под постоянными наступательными акциями пуза готовы были в любой момент распрощаться.
«Все-таки у морской пехоты пятидесятых есть некоторые основания для гордости», — подумал Джим и быстро нырнул под защиту газеты «Вашингтон пост». Прячась за этой надежной и влиятельной газетой, он прилепил кустистые брови и баки на соответствующие участки лицевого пространства. Сделав это, он прижал большой палец к ободку своих, мягко говоря, не совсем обычных очков, чтобы активизировать вмонтированный в них направленный микрофон. И как раз вовремя. Чудо современной технологии немедленно стало вылавливать из гула толпы обрывки довольно ценной информации.
Достопочтенный ГТТ: «Перестань, Касп… он тебе понравится… Мы с ним корешились в Москве, как когда-то кореши-лись с тобой в Токио… Поверь, московские ночи шестидесятых стоили токийских рассветов пятидесятых…»
Каспар Свингчэар: «На фиг твои ночи и рассветы… с тех пор, как я стал твоим начальником охраны, Генри, я резко переценил свое мнение обо всех этих гудилах вашей вшивой академической братии, особенно о паразитах из „старых стран“…
ГТТ: «Раньше никогда не замечал за тобой склонности к шовинизму, Касп. Всегда держал тебя за гражданина мира. Гош, в траншее демилитаризованной зоны я слышал, как ты насвистывал Шостаковича…»
Свингчэар: «Заткнись со своими воспоминаниями, парень! Как выглядит эта твоя советская задница?»
ГТТ: «Когда-нибудь видел кентавров?»
Свингчэар: «Хел-дамит-дади-мак, пока что не приходилось».
ГТТ: «Сегодня увидишь одного».
Еле слышное и почти неразборчивое объявление по аэро-портовским громкоговорителям все же информировало, что выход А вряд ли будет подходящим местом для встречи кентавра. Джим бросился со всех ног к выходу Ф-12, прыгнул в возвышающееся, как трон, кресло чистильщика обуви и сказал дежурному философу:
— Видите, я типичный венецианец, а мы там в Венеции знаем законы отражения. Пусть мои ботинки сияют и отражают, как венецианские зеркала, договорились?!
Сразу же он был снабжен доброй порцией мизантропии:
— Может быть, в Венеции обстоит по-другому, но здешний народ не достоин отражения в хорошо отполированных штиблетах.
Чистка началась. Джим похвалил себя за исключительную маскировку. Он смело встретил взгляд приближающегося профессора Трастайма и даже не сразу удивился, когда тот сказал с полной невозмутимостью:
— Перестаньте валять дурака, Доллархайд!
Ну, и ляп! Неопытный новичок контрразведки был бы ошеломлен и угнетен таким провалом на целые месяцы. Джим Доллархайд был не этого десятка. Стиль жизни городского профессионала, йаппи, научил его находить определенную поэзию в постоянном чередовании взлетов и провалов. Выслушав завершающее рычание мизантропа — «ваши чертовы венецианские зеркальщики съедят свои шляпы из ревности», — он бросился в уборную, где добродушный рыжекудрый венецианец был быстро заменен вызывающим германским мужланом в кожаной куртке левацкого комиссара. Он появился у выхода Ф-12 как раз вовремя.
Слоноподобная личность только что вышла из тоннеля. Конечно, невероятное туловище с могучими руками и ягодицами не могло не вызвать у иной изощренной публики воспоминаний о мифических бестиях Эллады, однако большинство клиентов аэропорта имени Далласа, если даже и замечало это тело, не видело в нем ничего более, чем обыкновенного увальня с северных равнин, если, конечно, оно, большинство, не вглядывалось в черты его лица. Если же оно вглядывалось, то, разумеется, замечало причудливые гримасы этого лица и, несомненно, улавливало пары иностранного бренди, выделявшиеся с каждым движением мимических мышц.
