Узники вдохновения - Петрова Светлана (книги читать бесплатно без регистрации .TXT, .FB2) 📗
— Это чтобы рукава пиджака не лоснились и не протерлись раньше времени, — удовлетворил дед Маркуша любопытство внучки. — Я ведь целый день сижу за столом, щелкаю на счетах и пишу.
— А что ты пишешь?
— Цифры.
— Одним цветом?
— Нет, двумя. Синим и красным. Но синим больше.
— А для чего цифры?
— Все должно быть посчитано.
— Зачем?
— Чтобы был порядок и ничего не потерялось.
— Твое?
— Наше общее — государственное.
Порядка Иришка блюсти не любила, вещи, игрушки разбрасывала, но работа деда вызывала у ребенка уважение.
— Ты, наверное, очень умный, — сказала она почтительно.
— Нет, — честно ответил Марк Степанович, не получивший настоящего образования, а только окончивший после войны трехмесячные курсы, — я не очень умный, но очень аккуратный.
Марк Степанович внешность имел самую неприметную, серенькую. Иришка исподтишка разглядывала его лицо: большие темные глаза, круглые брови, даже нос — совершенно мамины! Но мама красивая, а дед Маркуша — нет. Как будто мама смотрится в старое, поцарапанное и пыльное зеркало. Еще у мамы углы губ, когда она смеется, весело загибаются кренделечками вверх. Возможно, губы — от бабушки, но этого уже совершенно нельзя разобрать.
Жена Марка Степановича Любовь Викентьевна, обычная домашняя хозяйка, погруженная в хлопоты и экономию, рано состарилась. Была она покладистой и незлобивой, а может, просто устала сопротивляться давлению жизни. Сколько себя помнила, все что-то мыла, терла, варила, гладила, штопала. Лежащей или хотя бы сидящей без дела ее никто не видел. По выходным, когда муж законно отдыхал, ездила на электричке в подмосковные деревеньки за дешевыми и тяжелыми северными овощами — свеклой, картошкой, морковкой — запасалась на зиму. Пришила к мешку лямки и таскала доверху набитую ухабистую торбу на костистой спине, а в каждой руке — по авоське: мало везти — билета не оправдаешь. Дома она круглый год носила ситцевый халат, передник немаркой расцветки и войлочные тапки. Сквозь реденькие волосы с проседью просвечивала розовая кожа сухонькой головы, на которой короткий, но мясистый нос казался посторонним. Зубов у бабы Любы спереди не хватало, она этого стеснялась и смеялась с закрытым ртом, а губы втягивала внутрь. Разговаривала мало, на вопросы отвечала тихо и как-то виновато. После громкоголосой, решительной и темпераментной мамы Раи московская бабушка Иринку не заинтересовала, но часто удивляла. Когда зимой, во дворе, катаясь на спине с ледяной горки, девочка стерла до пролысин новое кроличье пальтишко, баба Люба заплакала:
— Такая славная шубейка была!
— Зачем плакать, бабуля, надо пойти в магазин и купить новую, — утешила ее Иринка.
А летом прибежала домой в одних носочках — подарила новые туфельки подружке, они той понравились. Баба Люба не выдержала:
— Нельзя все отдавать другим, себе не останется.
— И пусть. У меня старые в шкафу стоят.
В другой раз привела с улицы мальчика:
— Витя будет у нас обедать, у него дома нечего кушать, а ты готовишь вкусные котлеты. И не смотри так, бабуля! Если у тебя нет лишней, отдай ему мою, а я съем кашу.
В детском саду Иришку поначалу принялись дразнить китайкой. Она обиделась.
— А кто же ты? — спросил мальчик-заводила. — У тебя глаза косые.
— Я дочь казахского народа!
Ира оказалась доверчивой и внушаемой. Нашлась девочка постарше, которая убедила новенькую, что может превратить ее в лягушку. Единственное спасение — выкуп. На другой день Ира притащила в детсад всю мамину бижутерию. Положение спасла воспитательница, но Лариса дочь очень ругала, а бабуля Люба согласно кивала головой — испортили внучку богатые сваты. Как станет дальше жить? Тяжело обернется баловство — ведь не все коту масленица. Жена Марка Степановича прожила долгую жизнь и знала это наверняка.
Черноглазая шустрая Иришка ей нравилась, усталая женщина прижимала ко впалой груди маленькое тельце, и сердце накрывала горячая волна такой щемящей сладости, которой она прежде не знала, а может, просто позабыла за разъедающими время заботами. Бабушка и внучка хорошо относились друг к другу, но взаимопонимания так и не нашли.
Пока Санжар приобретал чиновничий опыт и зарабатывал авторитет, Лариса с головой окунулась в бурную и яркую культурную жизнь столицы 60-х годов ХХ века. Выступления поэтов в Политехническом музее, первые выставки авангардного искусства, подпольные барды, зарубежные оперные звезды на сцене Большого театра. Восстановив старые знакомства и завязав новые, Лариса с легкостью доставала любые билеты. Среди ее друзей числились артисты, художники, литераторы, никто не оставался равнодушным к красивой женщине, веселой и без комплексов. Когда она была еще совсем маленькой и похожей на жучка-паучка, одна девочка во дворе, презрительно скривив губы, безжалостно сказала ей:
— Ты такая некрасивая!
— Дура! Я очень красивая! — уверенно ответила кроха.
Впрочем, красивых женщин много, важно уметь себя подать. Лариса — умела. Кто-то из знакомых привел ее в редакцию единственного в отечестве глянцевого журнала, служившего рекламой советского образа жизни. Печатался журнал на импортной бумаге большими тиражами и распространялся в республиках СССР и странах Восточной Европы с лояльными режимами. Фотографы здесь работали самого высокого класса, и Лариса конкурировать с ними не могла, однако главный редактор посчитал, что глупо упускать красотку, тем более с известной фамилией, и ей нашли место ретушера, определили на заочные курсы. Но важнейшая обязанность новенькой — вовремя согреть электрический самовар к утреннему, дневному и вечернему перерыву или к перманентным редакционным совещаниям, сидеть во главе длинного служебного стола и раздавать красивые чашки красивыми руками, вдохновляя журналистов, художников и просто чиновников, поставленных присматривать за вольнолюбивой творческой братией, чтобы литературный процесс двигался в правильную сторону.
У Ларисы появились небольшие, но свои, к тому же неучтенные деньги, она ходила с подругами в кафе, завела связи в валютных магазинах, где доставала модные вещи, и стала выглядеть еще прекрасней, чем прежде. За ней ухаживали многие, но она никому не отдавала предпочтения: ее вполне устраивало общее поклонение, оно повышало тонус. Правда, подающий надежды журналист Ленечка Ривкин все же нравился ей более других, может, потому, что был отчаянно влюблен в новую сотрудницу.
Увлеченная успехами у людей богемы, Лариса не замечала, что мужу не очень нравится ее новое окружение, вечерние культурные мероприятия, хождения по ресторанам. К запахам дорогих духов примешивались легкие пары алкоголя и заграничных сигарет. Несколько раз видел из окна, как поздно вечером ее подвозил к дому на своей машине невысокий мужчина в модной дубленке. Зная неукротимый темперамент жены, Санжар не слишком верил ее показной добродетели. Он давно смирился с тем, что Лариса плохая хозяйка, но она оказалась еще и безответственной матерью. Слишком молодая и отвыкшая от ребенка, который долго жил у его родителей, она больше занималась собой, чем дочерью.
Иришка, непоседливая и озорная, с первого класса вызывала нарекания педагогов. На уроках слушала плохо, отметки по всем предметам и поведению имела посредственные, писала с чудовищными ошибками, притом что читала бегло и с удовольствием, но только не учебники. Даже по рисованию, предмету легкому и обычно детьми любимому, вытягивала только на тройку. Как-то сидела за обеденным столом, выполняя домашнее задание — изобразить свой двор. Вся клеенка пестрела лужицами акварели, в альбоме красовались оранжевые круги, а посередине — синий крест на зеленом квадрате. Пробегавшая мимо в темпе Лариса заглянула через детское плечо:
— Это что такое?!
— Окно, в которое я смотрю на солнце.
Мать недоверчиво покосилась на раму, выкрашенную голубой краской, но сказала:
— Я ничего подобного не вижу.
— А я вижу!
— Где?
Ириша ткнула себя пальцем в висок:
