Теофил Норт - Уайлдер Торнтон Найвен (книги полностью бесплатно .txt) 📗
— Я же вам сказал, почему я здесь.
— Я вам задаю вопросы, как будто это игра. Вы — сыч?
— Что?
— Ну, сыщик?
Я поднял руку, словно приносил присягу.
— Клянусь богом, Генри, я в жизни ничем таким не занимался.
— Когда я прочел в газете, что вы даете уроки латыни, — тут-то все стало ясно. Никто еще не слышал, чтобы сыщик кумекал по-латыни… Дело вот какое: ничего плохого в этой работе нет; люди по-всякому зарабатывают. Когда сезон начнется, их тут будет видимо-невидимо. Иную неделю тут каждый вечер большой бал. В честь заезжих знаменитостей и чахоточных детей, всякое такое. Бриллиантовые колье. Страховые компании подсылают своих людей. Наряжают официантами. Кое-кто из хозяек приглашает их даже под видом гостей. Глаз не сводят со сверканцев. Есть такие нервные семьи, что у них всю ночь у сейфа сидит сыщик. Ревнивые мужья пускают сыщиков за женами. Человек вроде вас приезжает в город — никого не знает, жить ему здесь вроде незачем. Может, он сыщик — или вор. Порядочный сыщик первым делом идет доложиться начальнику полиции, чтобы все начистоту. Но многие не идут: очень любят секретность. Будьте уверены, вы тут трех дней еще не прожили, а начальник уже к вам присматривался. Это хорошо, что вы пошли в казино и нашли там старую запись про себя…
— Да нет, это про брата.
— Видно, Билл Уэнтворт зашел к начальнику и сказал, что доверяет вам.
— Спасибо, что объяснили, Генри. Но тут, у Германа, все решило ваше доверие.
— У Германа тоже околачиваются сыщики, но кого мы не терпим здесь — это сыщика, который притворяется не сыщиком. Не раз случалось, что сыщики крали изумруды.
— А кем еще меня считали?
— Я вам расскажу, постепенно. Теперь вы чего-нибудь расскажите.
Я рассказал, что я узнал и умозаключил о роскошных деревьях Ньюпорта. Я изложил ему свою теорию «Девяти городов Ньюпорта» (и шлимановской Трои).
— Эх, слышала бы вас Эдвина! Эдвина обожает сведения — и вываривать теории из этих сведений. Она говорит, что люди в Ньюпорте рассуждают только друг о друге. Да, ей бы понравилось это, насчет деревьев — и насчет девяти городов.
— Я пока раскопал только пять.
— Ну, может, их и пятнадцать. Вам бы потолковать об этом с одной моей приятельницей, миссис Крэнстон. Я ей про вас рассказывал. Она говорит, что хочет с вами познакомиться. Это особая честь, профессор, потому что она редко делает исключения: пускает к себе только слуг.
— Я же слуга, Генри!
— Позвольте вопрос: вот в эти дома, где у вас уроки, вы входите в них через парадную дверь?
— Ну-у… да.
— Вас когда-нибудь приглашают пообедать или поужинать?
— Два раза, но я никогда…
— Вы не слуга. — Я молчал. — Миссис Крэнстон много о вас слышала, но говорит, что будет очень рада, если я вас приведу.
У миссис Крэнстон было большое заведение около церкви святой Троицы — три дома, стоявшие впритык, так что пришлось только пробить стены, чтобы соединить их. При летней колонии Ньюпорта состояла почти тысяча человек прислуги, в большинстве «живущей» в заведение миссис Крэнстон было временным пансионом для многих, а для немногих — постоянным жилищем. Ко времени моего первого визита большинство богатых домов (именовавшихся «коттеджами») еще не открылось, но слуги были высланы вперед, чтобы подготовить их к сезону. Некоторые служанки из дальних домов по Океанской аллее боялись ночевать в одиночестве. Кроме того, миссис Крэнстон давала приют многочисленной «запасной прислуге» — свободной рабочей силе, приглашаемой в особых случаях, — но подчеркивала при этом, что у нее не бюро найма. Ее дом был истинным подарком для Седьмого города — для престарелых, для временно безработных, для внезапно уволенных (справедливо, а чаще несправедливо), для выздоравливающих. Зал и примыкавшие к нему гостиные возле прихожей служили как бы местом общих собраний и вечером по четвергам и воскресеньям бывали набиты битком. Чуть подальше находилась курительная, где подавали дозволенное пиво и фруктовые воды и где собирались друзья дома — лакеи, кучера и даже повара. В столовую допускались только постояльцы; даже Генри в нее не заходил.
В заведении миссис Крэнстон приличия соблюдались неукоснительно: ни один гость не отваживался произнести здесь некрасивое слово, и даже пересуды о хозяевах не должны были переходить границ. Позже я с удивлением отметил, что истории о легендарном Ньюпорте — о пышной довоенной жизни: о войнах светских львиц, о грубости знаменитых хозяек, о вавилонской роскоши маскарадов — вспоминались не часто; их все слышали. Последние курортные сезоны тоже не обходились без пышных балов, без чудачеств, драм и мелодрам, но о таких происшествиях упоминали только конфиденциально. Миссис Крэнстон указывала, что обсуждать личную жизнь тех, кто кормит нас, — не профессионально. Сама она присутствовала тут каждый вечер, но отнюдь не восседала в центре, правя беседой. Она сидела за каким-нибудь из столиков, предпочитая общество одного, двух или трех друзей. У нее была красивая голова, благородная прическа, внушительная фигура, идеальное зрение и идеальный слух. Одевалась она по образцу тех дам, в услужении у которых провела свои молодые годы: корсет, черный стеклярус, полдюжины шуршащих юбок. Ничто не доставляло ей большего удовольствия, чем просьба дать совет в каком-нибудь сложном деле, требующем дипломатичности и житейской мудрости, полностью свободной от иллюзий. Мне не трудно вообразить, что она спасла множество гибнущих душ. Она прошла все ступени служебной лестницы — от судомойки и уборщицы до горничной. По слухам — я осмеливаюсь повторять их лишь много десятилетий спустя, — «мистера Крэнстона» никогда не существовало (Крэнстон — городок по соседству с Ньюпортом), а в ее дело вложил деньги весьма известный банкир. Ближайшей подругой миссис Крэнстон была несравненная Эдвина, которая постоянно занимала на первом этаже комнату с выходом в сад. Эдвина ожидала давно назревшей кончины алкоголика-мужа в далеком Лондоне, чтобы справить свадьбу с Генри Симмонсом. Некоторым наблюдателям были ясны выгоды ее комнаты с отдельным выходом в сад: Генри мог прийти и уйти когда заблагорассудится, не вызвав скандала.
У миссис Крэнстон было заведено, что все дамы, кроме нее самой и Эдвины, расходятся без четверти одиннадцать — кто по комнатам наверху, а кто по своим городским жилищам. Джентльмены уходили в полночь. Генри был любимцем хозяйки пансиона и в отношениях с ней проявлял старомодную учтивость. Именно этот последний час с четвертью доставлял Генри (и нашей хозяйке) больше всего удовольствия. Мужчины обычно оставались в баре, но иногда к миссис Крэнстон присоединялся очень старый и похожий на мощи мистер Дэнфорт, тоже англичанин, который служил — величественно, без сомнения — дворецким в больших домах Балтимора и Ньюпорта. Память у него ослабела, но его еще приглашали время от времени украсить своим присутствием буфет или холл.
В такой вот час Генри и представил меня миссис Крэнстон.
— Миссис Крэнстон, я хочу, чтобы вы познакомились с моим другом Тедди Нортом. Он работает в казино и, кроме того, читает вслух дамам и джентльменам, у которых слабеет зрение.
— Мне очень приятно с вами познакомиться, мистер Норт.
— Спасибо, это большая честь для меня, мадам.
— У Тедди, насколько я знаю, только один недостаток — он не мешается в чужие дела.
— По-моему, это характеризует его с хорошей стороны, мистер Симмонс.
— Миссис Крэнстон, Генри мне льстит. У меня было такое намерение, но даже за то короткое время, что я в Ньюпорте, я обнаружил, как трудно порой избежать ситуации, которая вам не подвластна.
— Наподобие одного неудачного побега на днях, если не ошибаюсь?
Меня словно громом поразило. Как могли просочиться слухи о моем маленьком приключении? Слова хозяйки были первым сигналом о том, как трудно в Ньюпорте сохранить в тайне события, которые прошли бы незамеченными в большом городе. (В конце концов, слуг за то и хвалят, что они «предупреждают малейшее желание» хозяина; а это требует пристального и неослабного внимания. Акуиднек — небольшой остров, и ядро его Шестого города невелико.)
