Маринисты - Сазанович Елена Ивановна (читать книги полные .TXT) 📗
– А, это ты, Слон, – улыбнулся я. – Вот так, Слон… – не знаю почему, но мне почему-то захотелось говорить, наверно, потому что был уверен в нем как в самом благодарном слушателе. – Вот так, дорогой Слон. Ты гораздо счастливее всех нас. Поверь. Ты можешь воспринимать мир, не оспаривая его. Не тратя сил на пустые доказательства, на утверждения истины. Ты можешь только соглашаться и не соглашаться. Поверь, это лучше всего. И честнее всего. В этом гораздо больше правды. Да и нет – вот единственные слова, которые имеют право на существование. Остальное только мешает постигнуть суть. Разве не так?
Слон молча слушал меня, продолжая тяжело ступать своими огромными лапами по земле. А я вдруг осознал, что передо мной человек, которому можно довериться без стыда, без опаски, без сомнений. И у меня мелькнула мысль, что не один я пришел к этому выводу. И Слон, без сомнений, обладает огромной информацией человеческих мыслей, человеческой философии, человеческих тайн.
– А я, Слон, скажу тебе по секрету, могу рисовать только море. Не знаю, почему. Оно единственное выходит у меня без фальши, надуманности. Иногда мне кажется, что море – это человеческая душа. Те же внезапные порывы. Тот же внезапный покой. Те же вспышки злости. И то же бесконечное благородство. Столько всего перемешано! Вся душа умещается в море. Я пишу его разным, Слон. И каждый раз мне кажется, что я открываю что-то совершенно новое. Словно каждый раз я для себя открываю море. Ты меня понимаешь, Слон? Ты меня понимаешь. А люди мне удаются гораздо хуже. Наверно потому что я всегда в них вижу неполную правду. Допустим, передо мной сидит человек, красивый, плавный изгиб бровей, яркие контуры губ, густые волосы… Или не очень красивый, но – мягкая улыбка, в глазах – чистый свет. Но меня не покидает мысль, что завтра этот человек может совершить подлость. И я вижу его с искриви ленными губами, а во взгляде – злобные искры. А я должен рисовать миг. Миг, когда передо мной он обязательно будет благородным и добрым. Вот так, Слон. А мысли? Разве я могу передать его мысли на холсте? Вот почему я рисую море. Оно не мыслит. Его мысли – это оно само. Открытое всем. А Марина…
Слон резко схватил меня за руку. Я улыбнулся и задержал его толстую руку в своей.
– Тебе нравится Марина, я знаю. Она не может не нравиться. И всю философию Бережнова – к черту? Ее не любят только потому, что ее не любить невозможно! Вот так, Слон. Это так просто. И Марина – единственная из людей кого мне почти удается нарисовать. Ее лицо – это ее мысли, ее душа, ее порывы, ее благородство. Наверно, именно это я ее полюбил. Она, как море. Она не умеет притворяться. Она словно рождена морем.
Слон вздрогнул. И освободил свою руку из моей. И мы подошли к дому. Марина со страхом посмотрела на меня, ожидая расспросов.
– Марина, – я прижал ее голову к своей груди. – Неужели ты могла подумать, что меня затронут чьи-то слова? Я верю только тебе, Марина.
– Они тебе все рассказали? – она резко отпрянула от меня.
– Худшее из этих рассказов было то, что ты купаешься совершенно голой. Но для меня это не новость.
Слон по-прежнему топтался у двери, не решаясь войти.
– Слон! – улыбнулась Марина. – И ты здесь, Слон! Ну, что ты стоишь! – она подбежала к нему и стала тащить в комнату. – Милый мой Слон, я так рада тебя видеть!
Мы уселись на диван. И Слон примостился у ног Марины. Она гладила его редкие волосы, его безобразное смешное лицо.
– Я так рада, что вы познакомились. Это мой лучший друг!
– Я знаю.
И я все рассказал Марине о нашей случайной встрече, о знакомстве с доктором, о нашем с ним разговоре. Марина недовольно поморщилась.
– Я терпеть его не могу, – раздраженно оказала она. – И, если хочешь знать, не доверяй! Он все время так рассматривает меня, словно пытается изучить все мои болезни. А я совершенно здорова!
Слон уткнулся лицом в ее колени. А я крепко обнял Марину.
– Теперь у тебя есть надежный защитник. Я никому не дам тебя в обиду! Слышишь! Никому!
– Тим! – она стала горячо целовать меня. – Тим, ты единственный в моей жизни. Не оставляй меня больше, Тим!
Мы даже не заметили, как Слон тяжело поднялся и бесшумно прикрыл за собой дверь.
– Марина! Совсем скоро! Слышишь! Я увезу тебя! У меня будут деньги! Мы снимем квартиру! И тогда… – отрывочно шептал я, задыхаясь от ее поцелуев.
– Ты с ума сошел, Тим? – со злостью выкрикнула она. – Какие деньги! А это разве не дом? Ты любишь море! Тебе некуда больше ехать! Здесь твой дом, здесь твое море, здесь я!
Я с трудом освободился из ее цепких объятий. И схватился за голову.
– Марина, – как можно спокойнее начал я. – Ты тоже должна меня понять. Я родился в городе, в многомиллионном городе. Там мало преимуществ. Там грязно, пыльно, задымлено. Там визжат машины и прохожие наступают на ноги. Там треплют нервы на каждом шагу. Там друзья фальшиво улыбаются, а женщины пахнут лаком для ногтей. И говорят умные фразы. Там боятся остаться в дураках и презирают неудачников. И ненавидят удачников…
Марина с недоумением смотрела в мои глаза.
– И все-таки я туда уеду, Марина. Потому что море я могу так сильно любить только там. Как бы тебе объяснить… Только там, в вечном напряжении, в вечном выживании, в вечных изматывающих схватках за место под солнцем, я могу любить море. Отлично понимая, что мое место под солнцем только здесь. И никем не занято. Куда я могу всегда вернуться и где могу успокоить свои издерганные нервы. Марина, мне пишется хорошо только тогда, когда я вдоволь нажрусь всякой дряни. Пойми меня правильно, море для меня всегда должно оставаться непостижимой тайной, недосягаемой вершиной. Живя постоянно здесь, вряд ли бы я смог его так писать. Я бы просто привык к нему. И оно бы стало всего лишь интерьером моей жизни.
– И все-таки ты совершаешь ошибку, Тим.
– Может быть. И я даже где-то это знаю. Но я привык слушать только свое сердце.
– Послушай мое, – она приложила мою руду к своей груди. – Что ты слышишь, Тим? Что оно говорит?
Я улыбнулся.
– Я скоро вернусь, Марина.
Она обалдела. Вцепилась в диван и упрямо поджала губы.
– Не возвращайся, Тим, – процедила сквозь зубы она. – Меня ты тоже любишь издалека. Как недосягаемую тайну. Живи со мной каждый день, я тоже стану частью твоего интерьера.
– О Боже! – я невольно стукнул кулаком по столу. – Это невыносимо! Ты все способна перевернуть! И все это неправда! Нельзя же ко всем словам относиться одинаково!
– Уходи, Тим! – ее лицо дышало холодом.
И я поежился. Же раскосые синие глаза метали в меня острые стрелы И я вздрогнул. На ее больших губах застыло непоколебимое молчание, и я понял, что пора уходить. Но я знал, что обязательно вернусь. Чтобы ни случилось. Потому что как никогда любил эту женщину…
Я вернулся. Впервые я смог вырваться в середине недели. И я ею знал, как после нашей ссоры она воспримет мой внезапный приезд. Уже темнело, когда я соскочил с электрички. Я шел вдоль моря, прорываясь сквозь сильный ветер. И море на сей раз недружелюбно встретило меня. Волны наваливались друг на друга, словно пытались обдать меня холодом. Море шумело, злилось, но было бессильно достать меня. Казалось, оно не могло мне простить ссоры с Мариной.
Окна ее дома были темны и занавешены. Я постучал в дверь, но мне никто не ответил. Я все громче и громче бил кулаком в дверь, но по-прежнему стояла тишина.
– Марина! – громко выкрикнул я. – Марина!
Я попытался что-либо увидеть через окно. Но темнота мне мешала. И мне почему-то стало не по себе. И страж тонкой холодной струей подступал к горлу. Я досмотрел на часы. Было еще не так поздно. Просто я никак не мог привыкнуть к ранним вечерам у моря. и я облегченно вздохнул. Черные тучи на небе раньше времени нагоняли темноту. И я решил тут же отправиться в поселок. К тому же мне нужно было купить сигареты.
Магазин оказался открытым. И та же хмурая продавщица восседала на высоком стуле и щелкала на весь магазин орехами, и глухие звуки разбивались о пошарпанные старые стены.
