Легенды осени - Гаррисон Джим (книга жизни txt) 📗

Тристан провел молчаливый месяц в Корнуолле; отцу дали знать, что он сбежал и в безопасности. В первое же утро капитан отвел его на шхуну и приставил к самой черной работе; Тристан ничего не знал о судах, ко быстро освоился с тросами, узлами и парусами. В марте капитану предстояло отвезти в Новую Шотландию груз отремонтированных генераторов и на обратном пути взять из Норфолка груз солонины. Он высадит Тристана в Бостоне, чтобы тот побыл с горюющей матерью и оттуда уже отправился домой. В марте они подняли паруса на своей древней посудине с экипажем из четырех стариков-матросов и тугим расписанием вахт – крепкие мужчины нужны были армии. Неделю Тристан сбивал лед с поручней, потом потеплело чуть-чуть, зато было ясно. Через три недели его без церемоний ссадили в Бостоне. Тристан дошел до Южного вокзала, оттуда, нянча бутылку с ромом, пробежал полтора километра до Дэдхема, и Сюзанна упала в обморок, когда он появился перед дверью ее отца. Она не знала, что Тристан пообещал старому шкиперу встретиться с ним через три месяца в Гаване.

Тристан, Альфред, Изабель и Сюзанна сидели в затемненной гостиной на Луисберг-Сквер – два сына, мать и невеста, думавшая, что непозволительно навязалась людям, у которых общее горе. Тристан был напряжен и резок, Альфред посерел и как-то погрубел, а Изабель не владела собою. Они готовились идти на панихиду, заказанную гарвардскими друзьями Сэмюела. Потом Тристан объявил, что через несколько дней женится на Сюзанне; мать не дала разрешения, сказав, что неприлично жениться, не дождавшись даже похорон. Тристан был краток и маниакален: если захочешь, можешь присутствовать.

Тристан и Сюзанна поженились в загородном доме ее родителей около Дэдхема, и церемония была безнадежно хмурой. Только две сестры Сюзанны понимали, как она могла выйти за человека, которого невзлюбили ее родители, хотя и были давними друзьями Изабели.

Как-то утром в конце апреля Ладлоу в грязной одежде, свидетельствовавшей о том, что он становится все более чудаковатым, поехал встречать поезд. Перед этим он чинил поврежденную морозами корнуолльскую каменную ограду дома. Не в том дело, что колючая проволока претила его сентиментальной натуре, – просто он не любил на нее смотреть. Изабель потребовала на похороны пресвитерианского священника, но Ладлоу не связался с ним – не понимал, какое отношение он имеет к Сэмюелу.

В поезде Тристан и Сюзанна почти не выходили из своего купе, что представлялось его матери непристойным, а в Альфреде разжигало тайную ревность. Тристан задумал родить сына взамен брата, и это было единственной целью его женитьбы. Он понимал, что, по сути, это жестоко, но ничего с собой поделать не мог. Когда он обнял отца перед вагоном, его охватила дрожь, но заплакал он, только обнявшись со старым шайенном.

Рано следующим утром – хрустальным весенним утром с зеленой пастелью распускающихся осин и молодой травки – они похоронили сердце Сэмюела в каньоне около родника. Изабели все их жизни виделись историей, уходящей шагами дней и ночей, прожитых в такой фатальной обособленности, что ей уже некого было любить. Удар Ножа наблюдал сверху, как Декер засыпает яму землей. Когда все ушли, он спустился с горы и посмотрел на камень, но не смог прочесть слова.

Сэмюел Дант Ладлоу 1897 – 1915

Мы не увидим его,

Но мы воссоединимся с ним.

Глава II

Летние сновидения Тристана были полны водой; холодная Атлантика прокатывалась по его сну зелеными валами. Проснувшись ночью, он с надеждой проводил ладонью по животу Сюзанны. Два месяца их женатой жизни он был неистовым любовником, но не по какой-то биологической причине, а из-за раны в мозгу, оставленной Сэмюелом. Он подумывал, не помолиться ли? – и смеялся про себя: Бог, скорее всего, подарит ему в сыновья ондатру. До объявленного отъезда в Гавану на встречу с дедом оставалась неделя; он сознавал, что это – безобразное решение, но ничего не мог с собой сделать. Лет сто назад ему хватило бы странствий по земле, по горам и долам, раскинувшимся без края, но теперь, в 1915 году, для него, двадцатиоднолетнего, ничего или почти ничего из этого не осталось, и его тянуло заглянуть за миллионную волну и дальше. Не потому что он не любил родных мест: если уж не Канада, то ничего лучше северной Монтаны нет. И наверное, жену он любил, как только может любить молодой человек с таким необычным душевным устройством. Он обожал ее, не отпускал от себя, часами обсуждал с ней планы на будущее (по большей части для него несбыточные): ранчо, дети, разведение чистокровных лошадей и, конечно, скота для заработка. Сюзанна сидела около загона под зонтиком, спасая белую кожу, и наблюдала, как Тристан и Декер объезжают лошадей с помощью странного получерного кри, который вцеплялся в самую злую лошадь, как клещ в шкуру сеттера.

Ладлоу развлекал отца Сюзанны, Артура, приехавшего порыбачить с большим сундуком легких удочек "Г. Л. Леонард". Хозяину казалось странным, что сват явно предпочитает Альфреда Тристану. Спина у Альфреда зажила, но из-за колена он все еще ходил с палкой. Порыбачив несколько недель в полное свое удовольствие, финансист – по странному обыкновению богачей, которые, придя в хорошее расположение духа, ищут, чего бы им купить, – стал присматривать и себе недвижимость. Он остановился на большом соседнем ранчо, назвал его свадебным подарком дочери и зятю, половинную долю, однако, сохранив за собой в порядке, как он выразился, "разумной деловой практики".

Ладлоу опять стал любезен с женой: слишком тяжело было горе, чтобы переживать его в одиночку. Самый болезненный эпизод случился жарким воскресным днем, когда они устроили пикник на лужайке. К воротам на неоседланной лошади подъехала девушка в дешевом летнем платье. Тристан немедленно подошел к ней и снял с лошади; остальные наблюдали за этим недоуменно и с легкой скукой – Тристан же сразу узнал в ней дочку фермера из-под Кат-Банка, которой Сэмюел оставил на хранение золотые часы. Она подошла к столу, прижимая к груди сумку. Тристан представил ее, подал ей тарелку с едой и стакан лимонада. Потом сел с ней рядом и мрачно смотрел, как она достает из сумки часы Сэмюела. Она услышала, что газета в Хелине сообщила о его смерти, итри дня ехала сюда, чтобы отдать часы, и, если кому-нибудь интересно, она даст почитать письма Сэмюела к ней. Их было около сотни – по одному на каждый день его службы, – и все написаны неизменно аккуратным почерком. Изабель начала читать, но разрыдалась. Ладлоу, ругаясь, расхаживал по лужайке, а Альфред смотрел в землю. Сюзанна увела девушку помыться и отдохнуть. В пятом часу девушка сказала, что должна ехать, и попросила прислать ей письма, когда прочтут. Никаких подарков не приняла – ни одежды, ни денег, ни золотых этих часов, – а попросила только фото Сэмюела: сам он то ли не догадался, то ли постеснялся ей послать, Тристан молча проехал с ней несколько километров, думая, что, будь она беременна, это как бы вернуло бы Сэмюела; но нет, он умер чистым, девственником. И теперь в утешение ей – одна фотография. Ему хотелось задушить весь мир.

Тристан вернулся из короткой поездки таким злым, что попытался объездить молодого жеребца, с которым они никак не могли справиться. Этот неподатливый мускулистый конь через несколько лет будет называться четвертным [8]. Тристан собирался подпустить его к трем чистокровным кобылам отца; отцу эта идея казалась интересной, а отцу Сюзанны, страстному любителю скаковых лошадей, – возмутительной. Тристан бился с жеребцом весь остаток дня, и уже в сумерках зрители стали думать, который из зверей в загоне, конь или Тристан, скончается в этой схватке. Отец Сюзанны сострил, что от коня было бы больше проку в качестве мяса для собак; Тристан уставился на него и сказал, что назовет коня в его честь: Артур Собачье Мясо, после чего тот в гневе ушел, отказался с ними ужинать и потребовал извинений, которых не получил.