Наставники - Сноу Чарльз Перси (лучшие бесплатные книги .TXT) 📗
– Когда вы меня выслушаете, то поймете, что это не так-то просто.
Джего старался сдерживаться, но его ярость то и дело прорывалась наружу. Мы привыкли к вспышкам его негодования, но сейчас в нем клокотала именно ярость – свирепая, лютая и непримиримая. Любой человек, столкнувшись с ней, почувствовал бы некоторое замешательство; возможно, Кроуфорду было не по себе, но его голос звучал спокойно и сдержанно. Что-что, а сдерживаться он умеет, со злостью подумал я.
– Если это правда, я буду очень огорчен, Джего, – проговорил он.
– Если вас изберут в ректоры, никто из моих друзей не скажет, что ваша жена недостойна жить в Резиденции!
– Я был бы очень удивлен, если б они это сказали.
– Я вот тоже был удивлен, когда узнал, что моя жена получила листовку, составленную вашим сторонником Найтингейлом.
Джего говорил негромко, но Кроуфорд, при всем своем внешнем спокойствии, не нашелся с ответом.
– Вы читали эту листовку?
– Читал.
– И как вы полагаете – можно такую листовку посылать женщине?
Да, Кроуфорду было явно не по себе.
– Джего, мне очень неприятно, что это случилось, – оказал он. – Я напишу вашей жене, что очень сожалею об этом.
– И только?
– Ничего другого я сделать не могу.
– Нет, можете, – возразил Джего. – Вы можете узнать, кто послал ей эту листовку. Она была послана с таким расчетом, чтобы ее получила именно моя жена.
Джего сдерживался с огромным трудом. Кроуфорд покачал головой.
– Вы ошибаетесь, Джего, – сказал он. – Я понимаю ваши чувства, но вы преувеличиваете мою ответственность. Я искренне сожалею, что хотя бы косвенно причастен к неприятным переживаниям вашей жены. Я готов сказать ей об этом. Но я вовсе не готов превратиться в частного сыщика. Я согласился баллотироваться в ректоры, однако не принимал никакого участия в спорах личного характера между членами нашего Совета и, пользуясь случаем, хочу сказать, что решительно осуждаю их.
Подавленный спокойной весомостью этой речи, Джего с минуту молчал. Потом проговорил:
– Травля моей жены была организована для того, чтобы я снял свою кандидатуру.
– Мне не нужно, чтобы вы снимали свою кандидатуру, и, таким образом, ваши претензии ко мне безосновательны.
– Однако вашим союзникам это, по-видимому, нужно, – сказал Джего. – Я постараюсь защитить свою жену от оскорблений, но, пока мои коллеги поддерживают меня, я своей кандидатуры не сниму.
Кроуфорд ничего на это не ответил, и профессорская погрузилась в тишину, потому что все другие разговоры оборвались еще несколько минут назад.
Зазвонил колокол, возвещающий обед, и Кроуфорд, пытаясь смягчить их враждебный диалог банально дружелюбной концовкой, спросил Джего:
– Вы идете в трапезную?
– Нет, – ответил тот, – я буду обедать со своей женой.
Мы вышли из профессорской, так и не нарушив неловкого молчания. По пути в трапезную Кроуфорд угрюмо хмурился, и я понял, что его бесстрастность была только маской. Он сел рядом со мной, молча съел первое, а когда подали рыбу, сказал:
– Я человек сдержанный, и мне отвратительны беседы на грани скандала.
– А по-моему, хорошо, что он с вами поговорил, – сказал я.
– Меня не интересуют все эти дрязги. Он мог бы заметить, что я никогда не прислушивался к сплетням. Мне нет никакого дела до их дурацких ссор и взаимных обвинений.
Однако претензии Джего все же смутили Кроуфорда: он был по-своему справедливым и беспристрастным человеком. Деспард-Смит ушел сразу после обеда, а мы – Кроуфорд, Гетлиф, Найтингейл и я – отправились в профессорскую. Вина в тот день никто не заказывал, и Кроуфорд, покуривая за кофе трубку, озабоченно сказал:
– Похоже, что миссис Джего действительно прочитала ваше обращение, Найтингейл. Это очень неприятно.
– Очень, – с ухмылкой подтвердил Найтингейл. – Но с другой стороны, чем раньше она узнает, как к ней здесь относятся, тем скорее сделает необходимые выводы.
– Я уверен, – продолжал Кроуфорд, – что никто из наших коллег не мог послать ей эту листовку – такой поступок всякий порядочный человек счел бы весьма и весьма неблаговидным.
Кроуфорд сказал это с явным беспокойством, и несколько минут мы молчали. Потом Найтингейл снова ухмыльнулся.
– А может быть, она просто рылась тайком в бумагах своего мужа и сама нашла то, что для нее вовсе не предназначалось, – предположил он.
– Я уверен, что ваша листовка попала ей в руки не так, – посмотрев на Найтингейла, сказал я.
– А можно узнать, на чем основана ваша уверенность? – спросил меня Найтингейл.
– Миссис Джего пришла ко мне сразу же после того, как прочитала листовку, – ответил я.
– Вполне вероятно. И что же из этого следует?
– Она была слишком потрясена, чтобы говорить неискренне.
– И вы думаете, это может кого-нибудь убедить?
– Я думаю, что вам прекрасно известно, как к ней попала ваша листовка.
Я не сумел поймать его взгляд, однако он не вздрогнул и даже не побледнел. Его волновали только собственные неурядицы. Упомяни я о них – и он стал бы абсолютно беззащитным. Разбудив его зависть, напомнив ему о Королевском обществе или других неудачах, можно было мгновенно превратить его в страдальца. Ничто иное его не задевало. Он не считал свои поступки безнравственными. Он задумывался об их нравственной окраске, только когда его «третировали» как жалкого неудачника. Клеветнические слухи и тайные сплетни представлялись ему самым обычным оружием в предвыборной борьбе. Он был слишком раздерган, чтобы думать о нравственности.
– По-моему, ваше утверждение не слишком доказательно, – сказал мне Кроуфорд. – Вполне вероятно, что эту грубую шутку сыграли с ней ее враги вовсе не из нашего колледжа.
– Вы в самом деле так думаете? – спросил я.
– Если уж говорить откровенно, – ответил Кроуфорд, – то я думаю, что мы обсуждаем бурю в стакане воды. Ни для кого не секрет, что у нее сейчас трудный возраст. А Джего всегда был склонен к преувеличениям. И, однако, я считаю, что нам всем надо вести себя поспокойней. Мне иногда кажется, что нынешние выборы порождают слишком много пустопорожней, но опасной суеты. Нам следует почаще напоминать нашим особенно рьяным союзникам, что в любом деле необходимо соблюдать чувство меры.
Он молча положил на стол свою трубку и заговорил снова:
– В любом замкнутом сообществе люди рано или поздно начинают действовать друг другу на нервы. Я думаю, что Устав должен обязывать всех – или по крайней мере всех неженатых – работников колледжа ежегодно проводить три месяца за границей. Кроме того, я полагаю, что нам надо выработать чрезвычайно строгие нормы взаимной вежливости – и чем скорее мы это сделаем, тем лучше. Я глубоко убежден – во всяком чисто мужском сообществе должен существовать незыблемый кодекс общения, нарушать который не позволено никому.
Я заметил, что Найтингейл слушает бесстрастную речь Кроуфорда с напряженным вниманием и в конце каждой фразы согласно кивает головой. Впрочем, нет, он слушал Кроуфорда с напряженным и почтительным восхищением.
Через несколько минут Кроуфорд собрался уходить и спросил Найтингейла:
– Вы сейчас не очень заняты? А то мы могли бы немного прогуляться.
Утомленное и мрачно озлобленное лицо Найтингейла осветилось радостной и по-юношески благодарной улыбкой.
Удивительно, что я не заметил этого раньше, подумалось мне. Он все еще надеялся на поддержку Кроуфорда при очередных выборах в Королевское общество, и эта надежда, эта вера переросла у него в искреннюю преданность. Ради Кроуфорда он был готов на все.
– Надеюсь, Кроуфорд уймет его, – сказал Фрэнсис, когда мы остались в профессорской одни.
Я не смог удержаться от иронической реплики:
– Кроуфорд рассуждал сегодня поразительно благоразумно.
– Он вел себя поразительно благоразумно, – с раздражением отозвался Гетлиф. – Если ему и в дальнейшем удастся разрешать все наши конфликты с таким же благоразумием, то лучшего ректора нам просто не найти.
