День между пятницей и воскресеньем - Лейк Ирина (книги онлайн полные версии бесплатно .TXT, .FB2) 📗
Лидия Андреевна почти ничего не говорила, только не спускала с Леонида глаз. Она едва пригубила чай, отказалась от пирога и сказала, что пойдет к себе, потому что устала с дороги. Вера пошла за ней, но она вдруг развернулась и сказала:
— Николай… я забыла ваше отчество, простите. Передайте Леониду, я хочу, чтобы он пришел завтра. Сюда, ко мне. Я буду ждать его вечером.
— Хорошо, я непременно передам, — отозвался он и неловко вскочил, забыв про больную ногу.
— Перчатку я вам не отдам, — добавила она, взяла Веру под руку, и они вышли из кухни.
— Ну, рассказывайте же! — тут же подскочила Ниночка, не успела закрыться кухонная дверь.
— Эй-эй, — возмутился Слава. — Вера велела без нее не начинать.
Ему опять стало неловко, он чувствовал себя как на именинах — они все расселись вокруг стола и рассматривали его. Но, с другой стороны, ему давно пора было рассказать кому-нибудь всю эту историю. Нельзя же носить тайны с собой всю жизнь. А лучших слушателей было бы трудно найти.
Он рассказал им все, как было. Он до сих пор помнил каждую деталь, потому что прокручивал их с Лидочкой короткое счастливое время в голове каждый день, каждый вечер. Если она не снилась ему несколько дней, он расстраивался. Со временем память стерла ее черты, и он не знал, как она изменилась с возрастом, но во сне всегда узнавал ее, как бы она ни менялась. Он рассказал, как приехал в ее поселок, рассказал про своих тетушек, про их дом, про то лето и про выпускной, куда он попал совсем случайно. Про платье, похожее на цветок.
— Надо же, — вздохнула Ниночка, которая все время смотрела на него огромными восторженными глазами. — А я не видела никогда у бабушки такого платья. Хотя она всегда хранит особые наряды. У нас сейчас целый шкаф нарядов, связанных с важными событиями. Мы их перебираем и вспоминаем, что когда было. Доктор говорит, это полезно. Но розового платья я не видела.
— Видела, — сказала Вера. — На фотографии. В синем альбоме есть несколько снимков. Только оно там не розовое, оно там белое. Там все черно-белое. Старые карточки, почти рассыпались от времени. Мы все собирались их оцифровать, да руки никак не доходили.
— Ой, да? Завтра полезу искать альбом! Как интересно! А дальше, Леонид Сергеевич? Что было дальше?
Дальше он рассказал про актовый зал, как он старался не упустить хрупкую Лидочку из вида, как потом она исчезла, словно Золушка, а он побежал искать ее и боялся, что не найдет. Про то, как разразилась гроза и ливень. Про разбитые коленки. Про то, как он нес ее на руках. Про закатившуюся медаль.
— Медаль? — насупился Дима. — А не ее ли наша бабушка искала тут как-то в ночи, учинив дивный погром? Кто-нибудь знал про медаль?
— Она говорила нам про нее, когда мы еще были маленькие, хотя нет, это папа говорил, ставил нам ее в пример, но самой медали мы не видели. — Вера пожала плечами. — Аттестат есть, с отличием, в коробке с документами и дипломами, а медали никогда не было. Я однажды спросила маму, а она отмахнулась, сказала, Мишенька с ней играл, и она затерялась. А она как будто и не расстроилась, подумаешь, большое дело — золотая медаль.
— На самом деле большое, — тихо сказал Леонид. — Она очень старалась ее получить. Ей было важно. Ради отца. Она очень сильно его любила. Хотела быть самой лучшей дочерью.
— А вот заиграть золотишко — вполне в Мишенькином репертуаре, — хмыкнул Дима.
— Да подожди ты. — Вера толкнула его локтем. — Так вы знали нашего дедушку? Андрея? Маминого папу?
— Да, — кивнул Леонид. — Мы часто виделись у него на аэродроме, он даже катал нас с Лидочкой на самолете.
— Так это были вы! — подскочила Мила. — Вы были на той фотографии!
— На какой фотографии? — не понял он.
— Вы когда-нибудь фотографировались с мамой? — спросила Вера.
Он задумался, а потом улыбнулся и кивнул.
— Да, мы однажды были с ней как раз на аэродроме, и нас снимал смешной такой лохматый парнишка, вроде корреспондент газеты или что-то такое. На фоне самолета ее отца. Снимал, точно! Но фотографии у меня никогда не было.
— А у нас была, — вздохнула Вера.
— Не начинай, я тебя умоляю! — вдруг подскочила Мила. — Вы с мамой и так отрастили мне комплекс вины размером с Тихий океан из-за этой фотографии!
— Она ее порвала, — пояснила Вера, кивнув на сестру.
— Мне было пять лет. — Мила запустила в нее кухонной рукавицей.
— Мама тогда плакала, — сказала Вера, продолжая смотреть с укором. — А она ведь почти никогда не плакала.
— И конечно, я во всем виновата!
— Да ладно вам уже, — отмахнулась от них Ниночка. — А что потом, Леонид Сергеевич? Что дальше? — От нетерпения она забралась с ногами на стул.
И он стал рассказывать дальше. Он говорил и говорил, и время текло одновременно и там, в прошлом, и здесь, за этим столом, и когда он, наконец, добрался до их встречи в Турции, оказалось, что уже поздно, все вдруг резко спохватились, Вера с Милой смахивали слезы, Ниночка расплакалась навзрыд, еще когда он рассказывал про то, как Лида не прилетела в самый первый раз, и даже у Димы блестели глаза, а Слава делал вид, что что-то ищет на полу. Леонид рассказал им все, и у него как будто совсем не осталось сил. Он замолчал и только прижимал к себе теплого малыша — то ли Мотю, то ли Митю, — который успел забраться к нему на руки.
— Мне пора, извините меня, мне нужно ехать домой, — сказал он.
— Может, останетесь у нас? — предложила Вера.
— Нет. — Он покачал головой. — Как я уже понял, если ваша мама застанет меня завтра здесь прямо с утра, нам может не на шутку нагореть.
— Да уж, — кивнул Дима. — Хорошо. Давайте, я вас отвезу. А завтра приедете.
— Ну уж нет, — решительно сказала Вера. — Ты же видишь, что творится, эти двое всю жизнь теряются. Только-только все нашлись, все наконец начало проясняться и вставать на свои места! Мало ли что еще может случиться. Давайте уж лучше не рисковать. Завтра ты сам заедешь за Леонидом Сергеевичем и отвезешь его в нашу клинику. На рентген и к травматологу.
— Спасибо, но у меня всего лишь растяжение. И у меня хорошие доктора.
— У нас лучше, — отрезала Мила тоном своей мамы. — И так нам будет спокойнее.
Он посмотрел на них долгим взглядом, а потом спросил:
— Почему вы так со мной? Так… по-человечески. Могли бы выставить за дверь, решить, что я проходимец, захотел вас облапошить. Ногу вот полечить за ваш счет. Втереться в доверие к вашей маме…
— По-человечески мы, Николай Иванович, то есть Леонид Сергеевич, потому что мы нормальные люди, — сказал Дима. — И потому что слишком хорошо знаем, какие они бывают, настоящие проходимцы. Так как облапошивают нас приблизительно всю жизнь. Такое уж нам досталось наследство от Лидии Андреевны.
— Вы про Мишеньку? — догадался он.
— В том числе, — кивнул Дима. — Хотя да, он, конечно, наиболее выдающийся персонаж. Но об этом как-нибудь в другой раз. Не хочется портить вечер. А вообще у нас тут тоже найдется много чего вам рассказать.
— А можно я запишу ваш телефон? — спросила Ниночка. — Утром напишу вам сообщение, как себя будет чувствовать бабушка.
— Конечно, — кивнул Леонид, и тут у него перехватило дыхание. — Пожалуйста, — тихо сказал он, — мне срочно нужна розетка, мне нужна зарядка, мне нужно срочно зарядить телефон! Мне срочно нужно позвонить! Это очень важно.
Пока все носились с зарядкой и телефоном, он сидел, вцепившись в край стола, и молился на темный экран телефона. А как только тот вспыхнул, схватил его и набрал номер. Только бы он ответил, только бы ответил!
— Абонент недоступен или находится вне зоны действия сети, — сказал пустой механический голос.
— Что-то случилось? — спросила Вера.
— Мой лучший друг, — выдохнул Леонид. — Мне кажется, я его потерял.
Николай. Сейчас
Маленький Коля спал, и во сне ему казалось, что мама тихонько села рядом и гладит его лицо и волосы легкими нежными пальцами. И запах был такой знакомый! Он не знал, что это, наверное, какой-то простой домашний уют. Так пахло счастье. Свежевыстиранные занавески, старый выцветший ковер на стене, вкусная еда на плите, духи, которые были только в детстве и пахли настоящим сладким волшебством, — так могло пахнуть только дома, так могли пахнуть только мамины руки. Маленький Коля проснулся, но не хотел открывать глаза, чтобы мама не догадалась, что он не спит, чтобы она не ушла. Как давно ее не было, как долго она не приходила. Коля изо всех сил старался, не открывал глаза, но слезы вдруг предательски покатились по щекам, а мамины пальцы стали их вытирать. И это было такое счастье, что Коля не мог остановиться, он плакал и плакал, впервые с той ночи на кладбище. А мама, живая, родная, вытирала его слезы и что-то говорила ему, повторяла, только он никак не мог разобрать ее слов. Он захотел прижаться к ней, захотел сказать ей, как ему было плохо, и тут… Взрослый Николай вдруг очнулся, но открывать глаза ему было страшно. Кто-то действительно гладил его по лицу. Тамарочка никогда так не делала. Значит, это действительно была мама. И значит, дело было совсем плохо. Он умер. Не маленьким мальчиком, а стариком. Но мама все равно его узнала, тут, на том свете. Интересно, подумал он, этот другой свет — это рай? Вокруг и в самом деле было очень светло, он все-таки решился, открыл глаза и испугался — никакой мамы рядом не было. Он был взрослым, у него сильно болело… он прислушался к организму и понял, что у него болит примерно все, что может болеть, но самое ужасное — рядом с ним сидела совершенно незнакомая женщина. И близко не похожая на Тамарочку. На ней было темное бесформенное платье и платок на голове. В отличие от него, она не испугалась, а сильно обрадовалась и быстро-быстро заговорила на незнакомом языке. «На турецком», — вспомнил он и тут постепенно начал вспоминать и все остальное: как они с Леней отправились в отпуск, что Леня пошел с ним на волейбол и повредил ногу, что он ужасно переживал из-за этого, а потом Леня взял и исчез. Он застонал — из всего организма больше всего болела голова. Перед глазами все плыло, и дышать было очень больно. А незнакомая женщина щебетала так радостно, как будто его пробуждение было для нее самым важным событием в жизни.
