Завидное чувство Веры Стениной - Матвеева Анна Александровна (книги бесплатно .txt) 📗
…Почти сразу же после возвращения из Парижа Юлька получила письмо по электронной почте. Адрес отправителя ей ничего не говорил. Конечно, Юлька знала, что письма от неизвестных лучше не открывать – но её будто под руку толкнули, и она подвела курсор к жёлтому конвертику.
«Здравствуй Юля ты меня наверно не помниш, это Саша».
Юлька отшатнулась от монитора. Она что, всерьёз считала мужчиной-мечтой вот этого неуча? Запятые ещё можно простить, пусть и не хочется, но «помниш» не пройдёт ни в какие ворота. Интересно, от кого в таком случае Евгения унаследовала свою врождённую грамотность? Юлька ведь тоже не была грамматическим гением, старалась писать короткими фразами и часто бегала за помощью к словарям.
Через силу вернулась к письму.
«Я часто вспоминаю нашу встречу в Оренбурге. На днях приеду в Екат. Сообщи планы. Твой адрес мне дали Калинины из Орска. Саша».
Прежде чем влюбляться, нужно попросить человека написать хоть пару строк, решила Юлька на будущее. Встречаться с отцом Евгении ей совершенно не хотелось, проклятый Джон обесценил всё, что было до него – и даже то, что пришло после, казалось каким-то ущербным.
И всё-таки интересно, каким он стал? Что с его семьёй? Жена, будем надеяться, растолстела – Юлька видела её всего лишь раз в гостях, тем летом, но та и тогда уже была – хоть на чайник сажай. Какие у него дочки? Старшие сёстры Евгении, Вика и Марина, она отлично помнила, как их звали – сейчас им двадцать три и двадцать пять, где-то так.
Юлька часто видела в дочери чужого человека – может, потому и не научилась любить Евгению хотя бы наполовину так, как Стенина обожала свою Лару. Верка узнавала в Ларе любимого мужчину, видела саму себя и обеих бабушек – все они отражались в девочке то вместе, то по очереди. Жесты Веры, походка Геры, словечки старшей Стениной, взгляд Лидии Робертовны… Лара была сложена из близких и знакомых примет и чёрточек – неважно, хороши они были или плохи, но каждую можно было узнать и обрадоваться ей, как старому другу на пороге.
Евгения была наполовину Юлькина, а наполовину – чужая. Неизвестно чья. Оттопыренные ушки – папины. Смуглая матовая кожа – от мамы. Но как быть со всем остальным? Форма рук, пальцы на ногах, ресницы… Неведомые Юльке люди могли узнать и то, и другое, и третье как фирменную черту своей семьи, но Юлька любила в Евгении только то, что могла считать своим. Волосы у дочери были калининские – тёмные, кудрявые, мягкие. И зелёные глаза – точь-в-точь как у покойного брата Серёги.
Отличница Евгения, любимица учителей и предмет зависти чужих мам, раздражала Юльку ещё и тем, что была чересчур правильной. Ни намёка на недовольство, ни слова против, даже если следовало – дочь была кроткой и милой, как падчерица из нравоучительной сказки. Чаще всего Юлька слышала от неё слово «сказали»:
– Сказали выучить стихотворение.
– Сказали принести клей.
– Сказали измерить, сколько шагов в коридоре.
Всё, что «сказали», тут же превращалось в «сделали» – Юлька это просто ненавидела и всячески подбивала дочь взбунтоваться:
– Ну, хотя бы раз сделай не так, как сказали!
Евгения поджимала губы, бывало – плакала, но ни разу не подвела ни общеобразовательную, ни музыкальную школу.
– А как вы этого добились? – пристала к Юльке одна родительница на школьном собрании. – Вы её наказываете или мотивируете?
Юлька рассмеялась от души, оставив мамашку без ответа, а вот Стенина могла бы поделиться собственной теорией: «Чем беспечнее родители, тем ответственнее дети. И наоборот». Верка со своей Ларой только что на Луну не летала – каких только репетиторов в доме ни перебывало, сколько денег потрачено, а результат всем известен. Зато Евгения чуть руки на себя не наложила, когда обнаружила в новом учебнике геометрии за девятый класс решённые задачи – чернильной ручкой, в библиотечной книжке! Это мама Юлька не утерпела и вечером, после двух бокалов своего любимого рислинга, стащила у дочери задачник.
– Как ты могла? – спрашивала наутро зарёванная дочь, потрясая поруганным учебником. – Что ты за человек вообще?
Ереваныч, обнаружив в кухне рыдающую Евгению и весёлую, несмотря на небольшую головную боль, Юльку, тут же всё понял – выдал Евгении субсидию на покупку нового учебника, а вечером пришёл домой с работы с целой сумкой задачников для её мамы.
Но всё это было, конечно же, потом.
Тогда никакого Ереваныча в их жизни ещё не было – а было только безграмотное письмо Саши из Оренбурга.
Надо признать ошибкой и его, решила Юлька и оставила письмо без ответа.
Но Саша прислал ещё несколько сообщений, и в каждом были щедро рассыпаны, как цветы по весеннему лугу, самые разнообразные ошибки – орфографические, стилистические, на любой вкус! Юлька жмурилась от досады, читая эти письма – и сама себя спрашивала, точнее, ту Юльку, которой она была двенадцать лет назад:
– Как он мог мне понравиться?
Стала вспоминать Сашу – в тумане времени на слепящем фоне любви к Джону он выглядел не слишком убедительно. Кажется, хорошая фигура, красивый голос, шутил с невозмутимым лицом. Ещё от него приятно пахло, и в компании все девочки были в него влюблены – а это очень опасно, когда все влюблены в одного. Орфографические ошибки – ничто в сравнении с ошибками молодости. Что, если он развёлся с женой? Или каким-то невероятным образом узнал про Евгению? Что, если судьба наконец-то предъявляет Копипасте счастливый фант, пусть и несколько истрёпанный от времени?
Вот так и случилось, что Юлька назначила Саше встречу на троллейбусной остановке, получила радостный ответ (семь ошибок в девяти словах) – и в назначенное время, конечно, нарвалась на Стенину, которая задумчиво вышла из «тройки» на Белореченской.
– Ты меня ждёшь? – поразилась Верка.
Она хотела остаться, и Юлька с огромным трудом отправила её домой – Верка ушла, крутя головой, как филин. Недовольная.
Саша должен был приехать пятнадцать минут назад, но его всё не было. Троллейбусы подплывали один за другим, как медленные корабли: «тройка», «семёрка», «двойка». «Тройка, семерка, туз…» – крутилось у Юльки в голове. Она совсем не умела ждать, это у неё получалось плохо.
Да и вообще, всё у неё получалось плохо. К возрасту, в котором она сейчас пребывала, Юлька предполагала стать счастливой и успешной. Собственная красота, в которую она долго не верила, со временем стала несомненной – её видели и признавали все. Даже древняя прабабка Бакулиной однажды сказала:
– Юля, вам надо пойти в модэли.
Красота красотой, но «на счастье не сядешь», как выражалась старшая Стенина, до отказа набитая народной мудростью. Вот и газетная волчица Ира была почти оскорбительно некрасива – но при этом любима и счастлива.
Здесь, на остановке троллейбуса, Юлька вдруг увидела себя со стороны: почти что тридцатилетняя тётка нервно приплясывает на месте в ожидании отца своего ребёнка. В сумке – тощий кошелёк, стрела на колготках заклеена розовым лаком для ногтей. А Джон сейчас наверняка сидит со своей Галей в каком-нибудь вкусном ресторане.
Юлькины мысли привычно сворачивали к Джону – так водитель, который многие годы ездит по одному и тому же маршруту, не может пропустить заветный поворот.
К остановке пришёл очередной «туз» – бабахнул дверцами, выпустил трёх молоденьких девиц и дедушку с авоськой.
– Юля?
Она обернулась – и увидела высокого, какого-то очень тёмного человека. Всё в нём было тёмным – и кожа, и глаза, и одежда, и пакет, который он держал в руке. Только волосы – седые.
– Саша, – он указывал на себя пальцем так радостно, словно бы сам только что узнал своё имя. Юлька не знала, что сказать – и что сделать. Куда увести его с этой проклятой остановки? Домой пойти и речи нет, ведь у него уши точно как у Евгении.
– Я тебе конфеты привёз, – Саша начал шуршать пакетом, достал коробочку «Птичьего молока». Юлька вспомнила, как они с Веркой гадали когда-то давно на этих конфетах. Белая начинка – значит, «будешь красивая», жёлтая – «богатая», а коричневая – «счастливая»! Евгения не любила шоколад и «раздевала» каждую конфету, съедая только начинку – а Стенина ворчала, что это ей не семечки.
