Сын - Майер Филипп (книги TXT) 📗

Настал день победы, и целых несколько недель казалось, что все изменится, но в итоге все осталось как прежде. Братья так и не вернулись, вакерос справлялись с делами без ее помощи – нет смысла помогать им разоряться. Пару раз она даже упаковывала чемодан, готовая принять предложение Джонаса, но успевала передумать; в Берлине будет то же самое, что в Принстоне, он тут же бросит ее ради своих дел и приятелей.

Чаще всего она просто скучала. Ездила за продуктами в Карризо (и обязательно забывала купить что-нибудь важное), наведывалась в Сан-Антонио, где знакомые портнихи обещали представить ей интересных молодых людей, но так и не представили. Бывала в гостях у Финеаса, всякий раз ожидая, что он предложит остаться у него, в его громадном доме, откуда виден весь Остин. Они могли бы сидеть вечерами на террасе и вести долгие беседы, но дядя был человеком замкнутым (ты уже взрослая женщина, как он это объяснял), и потому она снимала номер в «Дрисколле».

А вот земля в тот год буквально расцвела. Трава зеленела все лето. При таком количестве фуража можно было бы закупить несколько сотен голов скота, но коровы теперь стали предметом роскоши, и лошади тоже, роскошью стала даже трава: бедные ранчо напоминали пыльные грязные проплешины в прериях. В любом случае она предпочитала траву, а не скот.

Раз в неделю она седлала отцовского скакуна, Генерала Ли, и отправлялась на прогулку. Салливан возражал (он хотел пристрелить животное) и, наверное, был прав. Несколько раз Генералу Ли едва не удалось перехитрить ее. Стоял смирно, пока его седлали, но стоило ей натянуть поводья, как тут же начинал брыкаться. Норовил подняться на дыбы и на самом деле сбрасывал всадницу, да не однажды. Ты должен быть мне благодарен, убеждала она коня. Только я могу сохранить тебе жизнь.

Но Генерал Ли не желал быть благодарным. Должно быть, чуял, что его недолюбливают или испытывают смешанные чувства, а может, просто тосковал, как и она, без работы, без будущего; а когда долго пребываешь в подобном состоянии, оно становится заразным.

Когда-то Техас был наводнен мустангами – пять миллионов, десять, никто не знает. Но во время Великой войны большую их часть переловили и отправили в Британию. После войны прерии Техаса опустели – пони были почти полностью истреблены. Джинни помнила, как в ее детстве старых лошадей отправляли в Восточный Техас в качестве рабочих, но появление тракторов положило конец и этому. Старые лошади теперь становились пищей для других животных.

Главное место заняла нефть. За время войны союзники сожгли семь миллиардов баррелей; 90 процентов нефти они получили из Америки, в основном из Техаса. Большой Дюйм и Малый Большой Дюйм [98], без них никакой высадки в Нормандии не случилось бы. Союзники приплыли к победе по морю из техасской нефти.

Порой она задумывалась, а если бы нефтепроводы не успели построить и освобождение Европы сорвалось, может, Пол и Клинт остались бы живы? Или война продолжалась бы до сих пор? Или Джонас тоже погиб? Именно так всегда и говорят: если бы не произошло того или иного несчастья, война никогда бы не кончилась.

Она не слишком в это верила. Так рассуждают те, кто упал с лошади, потому что струсил. А с окончанием войны выяснилось, что русские ничем не лучше Гитлера.

Нет, не поедет она в Европу. Не потащится за братом, точно отбившаяся от стада овца. Грядут перемены, она чувствовала.

После того как вакерос разобрались с неприятным арендатором, новые визитеры не рисковали появляться, но однажды пришло письмо от менеджера «Хамбл Ойл». Ее приглашали на ланч.

Они встретились в городе. Изящно одетый джентльмен, седовласый, с безупречной прической, симпатичный и загорелый, – он сразу ей понравился; заказав стейки, он тут же предложил четыре миллиона и 25 процентов отчислений.

Это было вдвое больше того, что сулила Южная Компания, но, сделав вид, что тщательно обдумывает предложение, она сказала:

– А что еще вы можете обещать нам?

Он умудрился сохранить приятное выражение лица.

– Мне известно, что вы устанавливаете автоматические ворота на пастбищах, но у нас они уже есть.

– Чего же вы ждете? – спросил он.

– Что, если я попрошу вас очистить участок земли в… предположим, пять тысяч футов вокруг каждой скважины?

– Вы хотите, чтобы мы выкорчевали заросли мескиты?

Она утвердительно кивнула.

– Другими словами, чтобы мы распахали пятьсот шестьдесят восемь акров мескиты вокруг каждой скважины?

Интересно, это вообще реальные цифры? И как, интересно, он сумел подсчитать без бумаги и ручки? Но, чтобы не обнаруживать собственного невежества, она заявила:

– Вообще-то желательно, чтобы вы привели в порядок пространство вокруг каждой пробуренной скважины, независимо от того, нашли нефть или нет.

Он расхохотался, сразу напомнив Финеаса.

– Дорогая, знаете, в Южном Техасе полно земель, но никто ни разу не просил нас о подобной мелиорации.

– Я знаю, что вы заплатили три с половиной миллиона плюс проценты за Кинг Ранчо, – ответила она. – И это было десять лет назад. И знаю, какие работы вы провели на их земле, потому что мы друзья с Бобом Клеберном.

Наступила тишина. Долгая тишина. Снаружи шумели машины, деловито сновали мужчины в костюмах. Она могла начать сейчас сбивчиво извиняться, мол, поторопилась, но этот человек явно ждал от нее чего-то, того же, что и предыдущий проситель, и она заставила себя сидеть спокойно, как будто гробовое молчание в середине разговора в порядке вещей. Прошло, кажется, сто лет. Собеседник смотрел в окно. Яркие глаза, тонкие черты лица – мужские, но изысканно-точеные, – он определенно похож на свою мать. Красивый мужчина. И наверняка отдает себе в этом отчет. Похоже, он принял решение.

– Я хотел бы, чтобы мы поладили, но… – он поднял руки.

– А что, если мы просто присоединимся к вашему трубопроводу?

– Забавная идея.

– Сейчас через него идет совсем мало нефти, он может заржаветь.

– Если вы намерены сами бурить скважины, мисс Мак-Каллоу, позвольте заверить, нет более быстрого способа обанкротиться, и в итоге вы будете жить в одной из хижин, где сейчас обитают ниггеры и прочий сброд. Если же вы примете наше предложение, доходы от этой земли будут обеспечивать вашу семью несколько столетий, а вам палец о палец ударить не придется, разве только чеки подписывать.

Она знала, что он лжет, но не могла объяснить в чем и понимала, что каждое следующее слово обнаружит ее некомпетентность, если она до сих пор себя не выдала. Подхватив сумочку, она пожала ему руку и выскочила из ресторана даже прежде, чем принесли заказ. Трехдолларовый стейк – может, следовало оставить денег? Ну нет. Она замедлила шаг, идя по улице города, названного в честь ее семьи, – тень под навесами кафе, припаркованные автомобили, небо, кажущееся еще более ясным на фоне кирпичных фасадов. Четыре миллиона долларов. За трехдолларовый стейк она переживала гораздо больше.

Все-таки она дура, ведет себя как девчонка. Бухгалтер говорил, она должна заплатить пять миллионов долларов налога на недвижимость, – впрочем, это тоже не похоже на правду. Они могут получить отсрочку, но тогда должны начать бурить, и как можно скорее; проблема в том, чтобы найти нужных людей. Финеас сказал, волноваться не о чем, да она и не волновалась.

Асфальт закончился. Джинни шла по мексиканскому кварталу: грязные улочки, приоткрытые двери, люди – по десять человек в комнате, ломти мяса, сохнущие на солнце, и тучи мух над ними. Надо вернуться, поймать человека из «Хамбл», пока он не успел уйти далеко.

Но она продолжала шагать. Глушь и захолустье. Дорогие туфли тонули в пыли, придется их выбросить. Глупо говорить с людьми без поддержки Финеаса. Глупо было заводить разговор о трубопроводе. Не следовало встречаться с ним в одиночку. Но в конце концов, Финеас не вечен, и чем он отличается от отца?

Эд Фриман возился на своем луковом поле, чинил поливальную машину. Он все еще должен денег ее отцу? Она махнула ему рукой – он смотрел в замешательстве, не понимая, требуется ли его помощь. Джинни шла дальше вдоль оросительного канала, пот уже ручьями лился по спине.