...Либо с мечтой о смерти - Созонова Александра Юрьевна (читать книги онлайн полностью без регистрации txt) 📗
— Уймитесь, Норди, — недовольно пробурчал Джекоб. — А лучше подите погуляйте. Всем будет полезнее, если вы сейчас нас покинете.
Дина энергично закивала:
— И научной истине прежде всего!
— И пойду, — я резко поднялся с места. — Искупаюсь! Надеюсь, океанские волны помогут мне смыть тошноту.
Конечно, в ледяную воду я не полез. Но прибрежный ветерок охладил и слегка утихомирил. Поэтому, когда час спустя ко мне присоединился Джекоб (обсуждение на этот раз оказалось коротким), беседа потекла на значительно более низком градусе.
— Вы заметили, Джекоб, с каким лицом наблюдала Мара за рыдавшим мужчиной, за потерявшей лицо Диной? Ноздри дрожат, пальцы вибрируют, словно у охотящейся крупной кошки.
— Охота за истиной — увлекательное занятие, братец вы мой.
— Какое отношение имеют эмоции к аннигиляции души?
— Никакого. Мара занимается несколькими проблемами одновременно. Эмоции, точнее, техника управления ими — ее любимый конек. Чистые, беспримесные эмоции — словно краски радуги или ноты. Семь красок, семь нот, семь основных эмоций.
— Какая седьмая? — спросил я, перебрав в уме все известные (страх, гнев, горе, отвращение, радость, удивление).
— Седьмую она надеется создать, синтезировать.
— Ну, и занималась бы только эмоциями. Нет, подавай ей аннигиляцию! Познать истину — для того чтобы управлять, унижать, уничтожать. Неужели ее одаренность, ладно, пусть даже гениальность, дают на это право?
— Вопрос вопросов! — Русский коротко рассмеялся. — «Тварь ли я дрожащая, или право имею?»
— Что, простите?
— Все забываю, что вы не знакомы с великой русской литературой. (В отличие от умницы-Юдит.) Хотя Достоевский, батенька, принадлежит уже мировой культуре.
Я промолчал. Не дождавшись сокрушенных междометий, Джекоб продолжил:
— Этим вопросом писатель задается в своем романе «Преступление и наказание». Главный герой, студент, умница и благородное сердце, размышляет, вправе ли он убить никчемную и злую старушонку-процентщицу, чтобы на ее деньги потом сотворить много добра.
— И как решает этот вопрос писатель?
— Однозначно: нет. Никто не вправе отнимать жизнь, даже у столь презренных и бесполезных существ.
— Книгу я не читал, но об этой дилемме наслышан. Судя по вашей интонации и лукавому выражению глаз, вы не согласны со своим национальным, простите, общемировым гением?
Джекоб покосился на меня, пытаясь определить, содержится ли в вопросе ирония, или одно простодушное любопытство.
— Не согласен. Встречаются и имеющие право. Но это не полководцы вроде Наполеона или Александра Великого, и даже не гении вроде самого Федора Михайловича.
— А кто же?
— А вот послушайте-ка одну хасидскую притчу. (Хасиды, чтоб вы знали, это ответвление от иудаизма. Ребята с немалым налетом снобизма, но в некоторых вещах весьма мудрые.)
— О хасидах наслышан.
— Это отрадно. Так вот, как-то раби (запамятовал имя) начал свой урок такими словами: «Знаете ли вы, дети мои, правила игры в шашки?» Кто-то из учеников покивал, кто-то замотал головой, но все промолчали. «Так вот, — продолжил учитель, — правила эти просты. Пешка ходит только вперед и за один раз проходит только одну клетку. Но, дойдя до края доски, она становится дамкой. Дамка же ходит в любую сторону и с любым количеством клеток за раз».
— Ну? — не выдержал я, поскольку Джекоб умолк, поглядывая на меня со значением и пощипывая бороду. — Какой смысл повторения всем известных правил игры в шашки?
— А вы подумайте.
Я послушно подумал.
— А-а…
— Дошло?
— А где критерии того, что ты дошел до края доски?
Русский молча пожал плечами.
— Так вы… так вы считаете, что Мара прошла в дамки и оттого может творить всё, что ей вздумается? Унижать, разрушать, убивать?
— Боже мой, Норди, при чем тут Мара?
Он отвернулся, во взгляде читались скука и разочарование.
— Вы посидите тут один, подумайте еще. А лучше вовсе не думайте, вычистите свое ментальное тело, оставьте его пустым, как лишенную громоздкой мебели комнату.
Но этого я не смог. Не умею не думать, как и не чувствовать и не тосковать.
Глава 29 ГЕРОСТРАТ, ИЛИ ТОРЖЕСТВО НИЦА
Я проснулся от резкого запаха гари и невнятных выкриков. Было очень рано, не больше пяти. В окошке плясали отражения оранжевых бликов.
В момент одевшись, выскочил из домика. Пылало главное здание — с офисом и лабораториями. Сахарный кубик фундамента и первого этажа обуглился, а бревенчатый второй этаж жадно пожирали длинные языки пламени.
Человек восемь с огнетушителями — охранники, обслуга, исследователи — суетились вокруг, суматошно пытаясь сбить пламя, но пенные струи не могли победить огонь и лишь прогрызали в нем небольшие прорехи. Майер и Роу находились в числе добровольных пожарных. Роу вцепился в совковую лопату, загребая ею булыжники и щебень под ногами. Майер руководил. Он осип от крика, руки и борода тряслись.
— Герострат, твою мать!.. — громко выдохнул позади меня знакомый голос.
Я обернулся: Джекоб в одних смешных трусах, длинных и клетчатых, и наброшенной на плечи куртке возбужденно уставился на пожар. Карие глаза горели двойным огнем — внешним, отраженным, и внутренним, азартным. Русский чудак был на редкость возбужден. Он переминался с ноги на ногу, чуть ли не пританцовывая.
— Вы знаете, кто это сделал?
— Ниц — кто же еще? Он давно намекал о своей заветной мечте!
— И вы никого не предупредили? Не сообщили о его намерениях Майеру?
— Я похож на стукача?!
— Что, простите?
— На доносчика. — Он уставился на меня в искреннем возмущении. — И зачем бы я стал это делать? Во-первых, я и подумать не мог, что этот убогий телом, но мощный духом человечек справится с подобной задачей. Главный корпус как-никак хорошо охраняется. А потом, — он перевел взгляд на буйство огня, — ведь красиво же, черт возьми! Согласитесь, Норди. Ну, пусть не храм Артемиды, но тоже весьма помпезное, белоснежное и символическое сооружение. Храм безумной мечты! Святилище богини Мести!
Я не стал спорить. Джекоб, по сути, не менее безумен, чем фанат Ницше: радуется, что уходит дымом и пеплом сооружение, в котором собирался долго и плодотворно заниматься самыми увлекательными на свете исследованиями. Где логика? И даже если он передумал и решил вернуться к первоначальному намерению, приведшему его на остров, хорошего в пожаре мало. Вряд ли на тот свет отныне станут отправлять безболезненным уколом: вся химия, в том числе безболезненная, сгинула в огне. Остались варианты попроще и погрубее: пуля в затылок, мышьяк в кофе, камень на шею — и в воду. (Пусть я утрирую, но печальные — для всех, не только для Майера и его компании — последствия геростратова триумфа налицо.)
— А вам, я смотрю, жалко творение Майера? — Джекоб покосился на меня с усмешкой. — Не плачьте: наш благодетель богат. Через два-три месяца на руинах вырастет новенький белоснежный храм науки, он же — прибежище для всех сирых и отчаявшихся.
— И новый Ниц, ощутив себя Геростратом, снова подожжет его.
— Именно! — Джекоб хохотнул. — Впрочем, Майер, конечно же, усвоит урок и впредь будет осторожнее. Как минимум, удвоит охрану. Теперь ясно, откуда растут ноги у нежной дружбы старика с матросами. Отираясь рядом, сумел раздобыть бензин. Хотел бы я знать…
Закончить ему не дал громкий голос, раздавшийся со стороны ближайшей к пылающему зданию сопки. Я не сразу сообразил, что говорят в рупор. (Интересно, где сподобился Ниц раздобыть здесь эту старомодную штуковину?)
— Внимание! Всем-всем-всем! Я хочу объяснить вам, почему совершил этот акт! Слушайте все!
Майер отдал короткий приказ начальнику охраны, и тот с двумя своими ребятами помчался к подножию сопки, на бегу вытаскивая из кобуры пистолет. Ниц — его долговязая фигура в белой рубашке и кремовом смокинге четко виднелась на голой, поросшей одной травой макушке — заметил бегущих.
