Сон № 9 - Митчелл Дэвид (прочитать книгу .TXT, .FB2) 📗

– Наконец-то! У нас горе, а ты все в земле роешься!

Питекантроп замычал.

– Наш господин собрался и ушел! Вечером он был сам не свой, а утром я нашла на старинном бюро эту записку! – Она сунула листок под нос Питекантропу.

Тот застонал – как же люди любят портить бумагу загадочными закорючками!

Госпожа Хохлатка вздохнула:

– Эх ты, за три миллиона лет так и не выучился грамоте! Здесь сказано, что господин пошел в лукавый лес! Один! Пишет, что не хочет подвергать нас опасности! Опасности? А если он повстречает амбала-каннибала? Или, того хуже, дикого зверя? Нет, не верю! А если досточтимый дилижанс вечером тронется в путь? Мы же навсегда расстанемся с нашим господином! А он забыл свой ингалятор от астмы! – Госпожа Хохлатка начала всхлипывать, вытирая глаза фартуком, и это зрелище разрывало гигантское сердце Питекантропа. – Сначала потерялась его сказка, потом его ручка, а теперь и он сам!

Питекантроп умоляюще замычал.

– Ты… ты уверен? Ты сможешь отыскать следы господина в этом лукавом лихолесье?

Питекантроп обнадеживающе замычал.

Я слышу, как в дом входит Бунтаро.

– Сейчас! – кричу я. – Спускаюсь!

Пробило два часа – сегодня последний день моего изгнания. На меня снова навалилась усталость. Всю ночь по стеклам постукивали пухлые пальцы дождя, мешали уснуть. Мне не давала покоя мысль, что кто-то пытается открыть окно. Аккуратно складываю страницы рукописи на старинном бюро и осторожно пробираюсь к люку. Кричу вниз:

– Извини, Бунтаро! Я зачитался!

Прощай, обитель сказок! Спускаюсь в гостиную, а там кто-то в черном закрывает дверь у меня за спиной. Сердце комком застревает в горле. На меня смотрит женщина средних лет – с любопытством, без тени страха. Седые волосы подстрижены коротко, строго, как у школьной директрисы, которую все боятся. Одета она неброско и безлико, как на картинке из почтового каталога. Мимо нее можно пройти раз сто и не заметить – если только она вдруг не окажется в вашей гостиной. Она чем-то похожа на сову, а жизнь оставила на ней свои шрамы. Она не спускает с меня глаз, будто непрошеный гость – это я, а она находится здесь по праву и ждет, чтобы я объяснил свое появление.

– А вы кто? – наконец спрашиваю я.

– Вы меня пригласили, Эйдзи Миякэ. – Голос у нее незабываемый. Трескучий, как тростник, суше сухостоя. – И я пришла.

Она сумасшедшая?

– Я никого не приглашал.

– Нет, приглашали. Два дня назад вы выслали приглашение на мой почтовый ящик.

Это она?

– Вы – тот самый детектив?

Она кивает.

– Меня зовут Ямая. – Она обезоруживает меня улыбкой, столь же доброжелательной, как удар кинжала. – Да, я женщина, а не мужчина в женском платье. По роду занятий мне необходимо быть невидимой. Но я здесь не затем, чтобы обсуждать мои методы и стиль работы, верно? Вы не предложите мне сесть?

Все это так странно.

– Конечно, садитесь, пожалуйста.

Госпожа Ямая занимает диван, я опускаюсь на пол под окном. У нее взгляд дотошного читателя, под этим взглядом я чувствую себя книгой.

Она глядит мне за плечо:

– Хороший сад. Хороший дом. Хороший район. Хорошее убежище.

Похоже, теперь моя очередь. Предлагаю ей сигарету из последней Даймоновой пачки «Мальборо», но госпожа Ямая мотает головой. Я закуриваю.

– Как вы меня, э-э, выследили?

– Я получила ваш адрес в «Токио симбун».

– Вам дали мой адрес?

– Нет, я сказала, что получила его. А вчера я следила за господином Огисо и видела, как он заезжал сюда.

– При всем уважении, госпожа Ямая, я просил вас о досье, а не о визите.

– При всем уважении, господин Миякэ, взгляните на вещи здраво. Я получаю записку от таинственного незнакомца, который просит у меня досье на самого себя, подготовленное для покойного Рютаро Морино за три дня до ночи длинных ножей. Какое совпадение. Я зарабатываю на жизнь, расследуя совпадения. Ваша записка – будто кусок парного мяса, брошенный в бассейн с акулами. У меня было три гипотезы: вы – возможный клиент, который хочет удостовериться в моем профессионализме; вы интересуетесь Эйдзи Миякэ по корыстным личным мотивам; или же вы – отец Эйдзи Миякэ. Все три гипотезы стоило проверить. Оказалось, что вы – не отец, а сын.

Из сада доносится воронье карканье. Интересно, какие жизненные перипетии сделали госпожу Ямая такой печальной и такой несгибаемой?

– Вы знаете моего отца?

– Не по работе.

«Не по работе».

– Госпожа Ямая, мне проще всего попросить вас без обиняков: пожалуйста, дайте мне досье на моего отца.

Госпожа Ямая переплетает длинные сильные пальцы.

– Вот мы и подошли к тому, зачем я здесь. Чтобы обсудить эту просьбу.

– Сколько?

– Бросьте, господин Миякэ. Мы оба прекрасно осведомлены о состоянии ваших финансов, точнее, об отсутствии таковых.

– Тогда что же вы собираетесь обсуждать? Достоин ли я получить досье?

Ворона вспархивает на балкон и заглядывает в дом. Она размером с орла. Негромкий голос госпожи Ямая заставил бы замолчать целый стадион.

– Нет, люди моей профессии не принимают в расчет понятие «достоин».

– А что же тогда принимают в расчет?

– Обстоятельства.

Звонят в дверь, я вздрагиваю, и пепел обжигает мне ногу. Еще звонок. Просто нашествие какое-то! Несколько раз мигает особая лампочка, установленная потому, что сестра госпожи Сасаки страдает глухотой. Тычу сигаретой в пепельницу. Оставляю окурок. Снова звонок – и негромкий смех за дверью. Госпожа Ямая не двигается.

– Вы откроете?

– Извините, – говорю я, и она кивает.

По глупости и от волнения я не закрываю дверь на цепочку, а двое молодых людей за порогом так рады меня видеть, что на миг мне чудится, что все это подстроено госпожой Ямая и я угодил в ее ловушку.

– Привет! – лучезарно улыбаются юноши. Кто из них заговорил первым? Кипенно-белые рубашки, классические галстуки, аккуратные прически, будто смоделированные на компьютере. Не похоже на обычный прикид якудза. Они лучатся здоровьем и источают позитив. – Привет, дружище! Извини, если мы не вовремя. У нас замечательные новости! – Непонятно, то ли они собираются выхватить пистолеты, то ли сообщить мне о грандиозной скидке на прокат кимоно.

– Э-э, правда? – Я оглядываюсь.

– Правда! Понимаешь, в этот самый миг Господь наш Иисус Христос стоит у дверей твоего сердца и хочет узнать, не уделишь ли ты Ему несколько минут, чтобы Он рассказал тебе о радости, которой ты причастишься, если откроешь сердце и впустишь туда Его Любовь.

Я облегченно выдыхаю, они принимают это за согласие и продолжают с удвоенным рвением:

– Похоже, твое сердце не миновали бури. Мы несем благую весть Церкви Святых последних дней – может быть, ты о ней слышал?

– Нет-нет. По правде говоря, не слышал. – Глупое и опрометчивое заявление.

Наконец я закрываю дверь – улыбки на лицах мормонов просто приклеенные – и возвращаюсь в гостиную, но там уже никого нет. Неужели мне привиделась суровая гостья?

– Госпожа Ямая?

Ворона тоже улетела. Ничего, кроме напластований летних звуков: жужжания, потрескиваний и шипения. Бабочка с алчными глазами принимает меня за цветочный куст. Я наблюдаю за ней, и мгновения превращаются в минуты. На обратном пути замечаю то, что не увидел сразу, – коричневый конверт на диване, где сидела госпожа Ямая. Смутная надежда, что она оставила мне досье на отца, тут же улетучивается: на конверте написано «„Токио симбун“ – почтовый ящик № 333». Внутри – послание на мое имя, выведенное дрожащим стариковским почерком. Я сажусь и распечатываю конверт.

Когда полотнища мха стали такими плотными, что сквозь них было не продраться, Литературный Козлик с плеском вошел в журчащий ручей. Копыта в потоке цокали не по гальке, а по обеденным тарелкам. Вода была цвета чая. Литературный Козлик попробовал ее на вкус – отличный холодный чай. Литературный Козлик напился чаю, и в голове у него прояснилось.