Фристайл. Сборник повестей (СИ) - Сергеева Татьяна Юрьевна (хороший книги онлайн бесплатно txt, fb2) 📗

Соседка тоже шмыгнула носом.

— Всё наладится, Шурик, всё наладится…

Чужая женщина из социальной службы, усевшись за Сашин письменный стол, долго проверяла его документы, справляясь у Галины Павловны о каких-то деталях. Потом она подробно записала все мои данные и адрес. Когда мы все вышли на улицу, у дома собрался, наверно, весь посёлок. Были здесь и мальчишки, среди которых я узнала Сашиных одноклассников, девочки с любопытством рассматривали меня. Эта чужая женщина обняла моего брата за плечи и повела к микроавтобусу. Подхватив его большую спортивную сумку, которую мы вечером так тщательно собирали, она распахнула дверцы солона и тактично исчезла в нём. Саша крепко по-мужски пожал мою руку. Я расцеловала его в обе щёки. Галина Павловна и соседка тётя Паша обняли его, пытались всучить какие-то кульки и пакеты, от которых он вежливо отказывался. Подошли и одноклассники, не по-детски серьёзные и расстроенные, хлопали его по плечу, обещали приехать проведать его в детском доме.

— Саша, нам пора… — послышалось из автобуса.

Он сел у окошка, положив на колени свой школьный рюкзак, и внимательно посмотрел на меня сквозь тронутое инеем стекло. Я крепко сжала свои ладони и подняла их над своей головой. Я теперь не одна. Этого мальчика я не брошу ни за что на свете.

Я опять плохо спала ночью, боялась, что вдруг испортиться погода, разгуляется метель… Несколько раз вставала с постели, шлёпала к окну босиком и долго разглядывала зимнее ночное небо. Ночь была спокойной. Белая луна, как огромная тарелка, висела над крышей стоявшего напротив дома. Деревья, покрытые изморозью, словно спали. Я ныряла в постель и снова безнадёжно старалась заснуть. В углу комнаты стоял старый Сашин рюкзак, в который я сложила всё, что велел мне братишка. Поскольку он недавно был в Раздолье, то мне нужно было только обеспечить бабушек хлебом и тушёнкой. Я взяла ещё кусок свинины, который принесла мне соседка тётя Паша, купила в магазине каких-то конфет, печенья, несколько банок сгущённого молока… Забежала на почту: Саша просил привезти старушкам свежих газет и непременно книжечку кроссвордов, которые очень любила отгадывать старая учительница. Батарейки для приёмника он предусмотрительно засунул в карман моего пуховика. Рюкзак получился хоть и небольшой, но увесистый. Это меня не пугало. Я боялась только ненастья.

Но природа в этот день была милостива ко мне. Даже градусник, когда я выходила до рассвета из дома, снизошёл до минус восемнадцати градусов, значит, днём будет ещё теплее. Тем не менее, я послушалась Сашиного совета и, как следует, намазала свою физиономию салом — обморозить лицо мне совсем не хотелось. Сашины лыжи были подготовлены с вечера и легко заскользили по накатанной лыжне. Я постепенно успокаивалась. Школа «дяди Фёдора» давала себя знать, и, хотя увесистый рюкзак прилично натягивал лямки, я шла легко, быстро установив нужный ритм дыхания. Возле развалин МТС сделала привал. Солнце было уже высоко, снежная целина слепила глаза — хорошо, что Саша не забыл мне оставить тёмные очки. Я скинула рюкзак, подвигала руками, плечами, попрыгала, не снимая лыж, прямо на лыжне… Надо было идти дальше. Я снова удобно устроила рюкзак на своей спине и подхватила лыжные палки.

Всё шло хорошо, но чем больше я продвигалась к Раздолью, тем больше меня начинала давить какая-то необъяснимая тоска. Впереди лыжня сбегала вниз к длинным строениям без крыш, почти засыпанным снегом. Коровники… Когда-то в них было много коров, в МТС кипела жизнь, и здесь, действительно, было «Раздолье», но сейчас на этом бескрайнем поле я чувствовала себя словно на чужой безжизненной планете. Я представила здесь Сашу, худенького мальчика с тяжёлым рюкзаком за спиной, в ледяную метель и проливной дождь упрямо преодолевающего это безжизненное пространство ради двух старух, преданных взрослыми…

Миновав старые коровники, я увидела впереди ярко освещённые солнцем дома покинутого людьми села. Оставшееся до него расстояние я преодолела очень быстро.

От брошенной деревни веяло ледяным холодом. Я бесшумно скользила на лыжах по центральной улице. Мне казалось, что я очутилась по ту сторону реальности. Это было что-то из мира страшной фантастики. В редких домах окна и двери были заколочены, где-то на покосившихся дверях висел даже замок, но большинство строений стояли, утопая в снегу, с перекошенными стенами и оконными рамами, с разрушенным крыльцом, из которого торчали сгнившие доски, и почти без крыши, давно сорванной штормовыми ветрами… Было очень тихо, угрожающе тихо. Я скользила вдоль этого ужаса, невольно стараясь не потревожить эту кладбищенскую тишину, только снег слегка поскрипывал под моими лыжами. Но вдруг раздался такой резкий и такой неожиданный здесь звук, что я даже выронила лыжную палку. Звук повторился. Я оглянулась по сторонам. Это была лишь форточка в окне давно покинутого дома… Скрипела и хлопала форточка с выбитым стеклом, которую раскачивал несильный сегодня ветер. Форточка хлопала и скрипела — сколько уже лет? Летом, наверно, ей вторила тяжёлая дверь соседнего дома, которая сейчас, распахнувшись настежь, примёрзла к порогу, и была почти доверху засыпана снегом. «Мёртвый город» — где-то я читала что-то подобное…

Я помнила Сашин чертёж — по центральной улице до первого поворота направо, третий дом от угла… На удивление, дом этот имел вполне жилой вид. Хоть и старенький был домик, с давно облупившейся краской на фасаде, с рухнувшей изгородью, местами торчащей сейчас из-под снега, с висевшей на одной петле распахнутой калиткой, но я вздохнула с облегчением — по неуловимым признакам, по каким-то флюидам чувствовалось, что здесь жили люди. Вокруг крыльца с прогнутыми ступенями снег был утоптан, рядом с ним, закутанная брезентом, горбилась небольшая поленница дров, узенькая тропинка, протоптанная, видимо, ещё моим братишкой, уходила в соседний двор к старому колодцу… От крыльца куда-то в глубину деревни убегал накатанный санный след, слегка припудренный недавним снегопадом. На двух окошках, смотревших на меня бликующими на солнце стёклами, висели пёстрые ситцевые занавески, а по крыше, покрытой метровым слоем снега, стелилась слабенькая струйка дыма — видимо, только что протопили печку.

Я не хотела пугать старых женщин и, сняв лыжи, застыла, не зная, постучать мне или нет. Но потом решила, что с улицы через сени мой стук всё равно никто не услышит, а через сугробы до окошек мне не добраться, и дёрнула ручку двери. На удивление эта тяжёлая с виду дверь легко распахнулась, но в сенях было совсем темно — после яркого солнца на улице я словно ослепла. Шагнула вперёд, и тут же споткнулась обо что-то большое и громоздкое, лежащее на полу, прикрытое задеревеневшей старой клеёнкой. Я наклонилась, чтобы поправить клеёнку, которую сбила, и обмерла — через раскрытую настежь дверь на пол падал яркий луч солнца, в свете которого я увидела… Ноги… У меня закружилась голова, я выпрямилась и прислонилась к ледяной стене сеней. Глаза постепенно привыкали к темноте, и, собрав всё своё мужество, я снова посмотрела на эти ноги, прикрытые старым лоскутным одеялом, торчавшим из-под мёрзлой клеёнки. Они были очень отёчными и тяжёлыми, в толстых грубошёрстных носках. И я поняла… Я всё поняла — кто-то из старушек умер, оставшаяся вытащила труп в сени на мороз. Больше она ничего не могла сделать для своей последней подруги. Я не успела открыть дверь в избу — она распахнулась передо мной. На пороге стояла маленькая сухонькая старушка и удивлённо-вопросительно смотрела на меня.

— Заходите… Я Вас в окно увидела, думаю, что же Вы не заходите?

Она посторонилась, пропуская меня в дом. Здесь было тепло, солнце било прямо в окошки и отражалось в большом зеркале над рукомойником.

— Я — Сашина сестра… — представилась я, втаскивая за собой разлапистый рюкзак.

— Сестра? — Удивилась старушка и тут же вспомнила. — Да, Тася говорила, что у неё где-то есть племянница… А Шура? — Заволновалась она. — Он что, заболел?

Мы познакомились. Это и была Вера Сергеевна, первая учительница моей мамы и тётки.