Бумажный грааль - Блэйлок Джеймс (хорошие книги бесплатные полностью .txt) 📗
– У него куча денег, – громко прошептал Говарду Горноласка, кивнув в сторону кухни. – Для него это достаточная рекомендация.
– А это наш художник. – Миссис Лейми широким жестом указала на юнца с мундштуком. – Джейсон, будьте паинькой и поздоровайтесь с Говардом Бартоном. Он куратор очень крупного музея в Лос-Анджелесе, правда, мистер Бартон?
– Не совсем, – сказал Говард. – Боюсь, это небольшой музей в Санта-Ане, который специализируется скорее на местной истории, чем на чем-то другом. У нас полно индейских костей и керамических черепков. Но музей претендует на то, чтобы со временем стать чем-то большим.
– Приветствую скромного гостя, – сказал художник, вставая, и поклонился в пояс. – Мир полон позеров. Редко встретишь человека, который ясно понимает, чего стоит, и имеет смелость это признать.
Проглотив оскорбление, Говард поклонился в ответ и, приняв у преподобного Уайта бокал с шампанским, поднес его к носу, словно чтобы лучше оценить. Благодаря преподобного, он подумал, что шампанского пить не будет, а при первой же возможности выльет в цветочный горшок. Ему нельзя опьянеть или позволить себя отравить. Он явно попал в змеиное гнездо. Собравшиеся, казалось, подготовились к его приходу. Миссис Лейми представляла его им, а не наоборот: его, очевидно, много обсуждали и одна эта мысль заставила его насторожиться.
В этот момент поэтесса, миссис Банди, бросила преподобному пренебрежительный взгляд и удалилась на кухню все с тем же мистером Касалкиным… Говард поймал себя на том, что ему совсем не нравятся эти люди, кроме – по иронии судьбы – может быть, Горноласки, который, казалось, один из всех не вел какой-то сложной игры. Говард сообразил, что и ему тоже грозит опасность впасть в легкомысленный тон, а это совсем не годится. Он один, а их много, поэтому нужно проявить максимум восторга собравшимися и их, без сомнения, внушительными талантами. С его приключения в доме Джиммерса многое изменилось. Сейчас он пришел сюда с определенной целью, хотя понятия не имел, в чем она заключается.
Сев на диван, он прислонил трость к подлокотнику, закинул локоть на спинку и стал изображать интерес к разговору, завязавшемуся между Горнолаской и художником, которого Говард все еще знал только по имени. Но так обратиться к художнику он не мог, это прозвучало бы слишком фамильярно, да и Горноласку называть Горнолаской было так же трудно, как Слоном или Антилопой Гну. Поэтому он слушал их разговор про искусство перфоманса и художника из Сан-Франциско, чье имя звучало как Гелесварка и который, по-видимому, научился подключаться к электрической розетке, чтобы затем испускать глазами световые лучи.
– Правда? – переспросил Говард. – Световые лучи из глаз?
Он хотел, чтобы это прозвучало искренне, но художник посмотрел на него с подозрением, а потом сделал вид, что не услышал, якобы занятый тем, что прикуривает новую сигарету от окурка предыдущей. В этот момент миссис Лейми исчезла, и тут же появилась с подносом крохотных сандвичей из козьего сыра, настурций и укропа.
– Калифорния-нуво, – сказала она. – Сыр с фермы неподалеку от Каспара, а настурции – из моего собственного сада. Вы увидите, они зеленые, а не оранжевые. Это было не просто, и я умолчу о том, как добилась такого оттенка, но могу сказать, что вкус этим канапе они придают уникальный.
– Я только что поел, – сказал Говард таким тоном, словно ужасно сожалеет, но ничего поделать не может. Похлопывая себя по животу, он представил себе, какими жуткими жидкостями поливала миссис Лейми несчастные настурции – настойкой на толченых гусеницах бражника, наверное.
Тут кто-то пискнул, как поросенок, чье копытце застряло в норе суслика, а затем послышался звук разбившейся о кухонный пол бутылки шампанского, взрыв визгливого смеха и шлепок пощечины. Миссис Лейми подняла внимательный взгляд, оба мужчины сделали то же самое, и в то мгновение, когда их глаза были устремлены на дверь кухни, Говард вылил свое шампанское в горшок, а затем решительно поставил бокал на кофейный столик, словно только что опустошил залпом.
Из кухни в гостиную вышла с багровым лицом миссис Банди и, обернувшись через плечо, бросила:
– Ты поимел бы и курицу, если бы она не ослепла, когда ты подойдешь, а может, ее просто стошнит.
Подавшись к Говарду, Горноласка сказал:
– Гвен у нас очень остроумная. В этом ключ к ее поэтическому успеху. – Он весело подмигнул. – Но она не любит, когда мужчины к ней прикасаются, даже если это Честертон Касалкин. Чес и Гвен отличная пара, но она опасается, что он может разжечь неведомые страсти. Ее стихи этого не переживут. Писать их надо на асбесте.
С кислым видом из кухни вышел мистер Касалкин, и художник, вынув изо рта мундштук, женоподобно засюсюкал:
– Не касайся меня, Касалкин!
От этого миссис Лейми с шумом втянула в себя воздух и очень искренне спросила, все ли с миссис Банди в порядке.
– Отстань от меня, старая шлюха, – ответила поэтесса и прошествовала в том направлении, куда десять минут назад удалился преподобный Уайт.
Вид у миссис Лейми стал неподдельно обиженный и немного озадаченный, совсем как у матери, которую оскорбила дочь. Несколько мгновений спустя из дальнего конца дома раздалось хихиканье, которое как будто в равной мере привело в ярость и мистера Касалкина, и миссис Лейми. Художник подмигнул Горноласке, а Говард встал и со своей палкой двинулся на кухню.
– Шампанское там? – спросил он миссис Лейми, кивнув в ту сторону.
– В ведерке со льдом. Не стесняйтесь.
Ведерко стояло на кухонной стойке. Говард налил себе стакан, но не отпил, а стал осматриваться на кухне. На подсобную веранду вела стеклянная дверь, а за ней виднелась вторая, которая, если он верно запомнил расположение домов, должна выходить на задний двор и в проулок. Налево по проулку будет улица Укейи, Малоозерная и дальше утесы; а если свернуть вправо, можно выбраться мимо обездвиженного «фольксвагена» к Главной. Если обернется лихо, он может выбраться по Малоозерной на шоссе, а оттуда на Сосновую, где Сильвия сбывает кристаллы и травяные чаи.
На кухню за ним никто не пошел, и он слышал, как не смолкает болтовня в гостиной. Воспользовавшись случаем, Говард высунул голову на плохо освещенную веранду. Она оказалась довольно просторной: с парой больших буфетов, стиральной машиной, сушилкой-центрифугой и даже рукомойником. Все было прекрасно организовано, на стене рядом с огнетушителем даже висела металлическая аптечка. Линолеум на полу был навощен до стеклянного блеска. Оглянувшись через плечо, он вышел на веранду, открыл заднюю дверь, снял цепочку и отодвинул засов, потом вернулся на кухню, где сделал вид, что рассматривает ряд висящих вдоль стены горшков и сковородок из полированной меди.
– Вы любите готовить, мистер Бартон? – спросила от двери миссис Лейми. Она смотрела на него с почти счастливым видом, будто случилось что-то, вернувшее ей силы.
– Так, из консервов иногда, – ответил Говард. – Но мне бы хотелось иметь комплект медных сковородок, хотя скорее всего у меня они пропадут втуне.
– Ну, правду сказать, у меня они тоже втуне пропадают. Почти всю еду я покупаю навынос. Слишком занята, чтобы вести хозяйство. А вот кухню спроектировал один из лучших дизайнеров западного побережья, сотрудник «Пало Аото». Вам нравится?
– Очень красиво, – правдиво ответил Говард. – Мне нравится оттенок плитки под мох на стойке. Прекрасно сочетается с белым линолеумом. Как вы поддерживаете тут такую чистоту? Есть какая-то хитрость?
– Да. Никогда не готовьте на своей кухне и по возможности избегайте ходить по полу. Но мой дизайнер настоял на белом. Он специально сюда приехал, чтобы изучить климат и пейзаж. Неделю провел в городе, прежде чем хотя бы войти в дом. Изучал мое личное пространство в противовес бетонным блокам моего существования. Уверяю вас, все это очень сложно, но думаю, его успех достоин восхищения. Я многому у него научилось… модальности восприятия.
Она несколько секунд помолчала, словно подыскивая нужные слова, а затем продолжила:
