Скажи смерти «нет!» - Кьюсак Димфна (читать книги полностью без сокращений txt) 📗
Палата № 21 была палата нелегкая. У нескольких больных туберкулезный процесс зашел уже далеко, и за ними требовался особый уход, а сестра, дежурившая здесь, старалась почти всю работу переложить на санитаров. Она была низенькая, пухлая, лицо у нее все время было какое-то обеспокоенное, а характер несдержанный.
— У нее язык, ну, просто крапива, — пооткровенничал с Бартом Гарри Пэкстон, один из больных, лежавших на веранде.
— Только что вот язык, а так сестра она совсем паршивая, — добавил его сосед. — Поговаривают, она раньше за слонами ухаживала в зоопарке.
Пэкстон сочувственно подмигнул Барту.
— Да, друг, ты у нее попрыгаешь.
— Ух! Она такая тварь ленивая! Никогда лишний раз задницу не поднимет. Помирать будешь, а она только завопит, чтоб санитар пришел. Да вот, слышишь!
В окно донесся голос сестры Суэйн:
— Куда он запропастился, этот новый санитар, что у него, ноги отнялись, что ли?
Барт вышел из палаты.
В тот вечер Барт чувствовал себя таким усталым, что не мог ни переодеться, ни навестить Джэн. Он с изумлением смотрел на Уэстона, который, казалось, нисколько не устал и еще уселся за стол заниматься — такой же подтянутый, аккуратный и энергичный, как утром.
— Диву на тебя даюсь, Джэк. Просто не знаю, как тебе это удается. Я тебя вдвое больше и то едва до дому дополз после работы!
Уэстон едва заметно улыбнулся, обнажив выпирающие вперед зубы.
— Ты слишком много бегаешь. Учись беречь свою энергию. Нельзя сказать, чтобы ты не то делал, что надо, ты просто все не так делаешь.
— Да уж наверно, особенно если сравнивать с тобой и с сестрой Суэйн.
— Когда ты узнаешь ее поближе, ты увидишь, что у нее тоже есть свои достоинства.
— Можешь взять ее себе. Мне ни сама она не нравится, ни ее замашки, ни ее язык.
— Привыкнешь. С ней в паре работать, конечно, больше ответственности.
— И работы тоже.
Уэстон задумчиво пожевал губами.
— Она уже двадцать четыре года за туберкулезными ухаживает, а ведь это самые тяжелые больные.
— Тем более ей бы не следовало вести себя так.
— А я ее и не оправдываю, я просто объясняю. Здешняя жизнь любую женщину может ожесточить. Она здесь работает в этих ужасных условиях, пока все здоровье не потеряет, а когда состарится, то получит только скудную пенсию по старости.
Барт удивленно покачал головой.
— Одного не могу понять: отчего люди со всем этим ужасом мирятся? Бьюсь об заклад, что даже в тюрьме таких дряхлых тюремщиков нет, как эти старые неумытые развалины, что здесь работают.
— Но труд их очень дешев — вот почему их тут держат. Правительство платит им шиллинг в день, а им куда ж еще идти — разве что в тюрьму, в богадельню или в приют для алкоголиков. Да и чего от них требовать можно за шиллинг-то в день?
Барт со вздохом вспомнил военные дни.
— Эх, подумать только, как за нами в военном госпитале ухаживали!
— А! Вот мы и до сути дошли. На войну и разрушение никогда в деньгах недостатка не было, — глаза у Уэстона сверкнули под очками, и он погрозил Барту пером, — того, что мы тратили на войну в одну неделю, хватило бы, чтоб для всех туберкулезников, сколько их есть в Австралии, достаточно санаториев настроить. Доктор Хейг как-то сказал, что мы за одно поколение могли бы от этой болезни избавиться. Так, думаешь, они это сделают? Как бы не так!
Он помолчал и резко добавил:
— Ну ладно, мне заниматься надо. У меня через две недели экзамен.
Он критически осмотрел Барта.
— Я думаю, тебе лучше будет повязать тот галстук, в котором ты сюда в первый раз приехал, вместо этого. Твоей жене приятно будет, если ты как можно лучше будешь выглядеть, когда придешь ее навестить. Ты и не представляешь, наверное, как важно для больного, чтобы посетитель, который его навещает, выглядел как можно лучше.
Барт со все возрастающим изумлением глядел на маленького человечка.
— Черт бы меня подрал, если…
— Да, да, психология больного — вещь очень важная.
— Ну ладно! Твоя взяла.
Барт переменил галстук.
Барт проходил по третьей палате, улыбаясь, кивком приветствуя женщин и отмечая про себя их героические усилия выглядеть как можно лучше. Санаторий был расположен далеко от города, и потому лишь немногим счастливцам выпадало встречать посетителей, да и то лишь по субботам и воскресеньям. И все же в посетительский час они каждый день прихорашивались, расчесывали волосы, пудрились и красили губы.
Джэн сидела, облокотившись на подложенные под спину подушки, и, когда он увидел ее лицо, ее глаза, следившие за его приближением, он почувствовал, что ради этого можно перенести все.
И только сейчас он по-настоящему обрадовался, что согласился на эту работу. Он выдержит это, как бы тяжело ему ни пришлось. Он должен выдержать это ради Джэн.
— Здравствуй, родная! — Он поцеловал ее, ощутив на губах прикосновение ее пересохших горячечных губ. — Ну как ты себя чувствуешь сегодня?
— Чудесно! Особенно когда ты здесь. — Голос ее прозвучал хрипло, и она крепко сжала его руку.
«Какое-то смятение у нее на лице, почти страх, — подумал он. — Интересно, хорошо ли с ней обращаются?» Он ощутил приступ бессильного гнева: «Упаси боже, если увижу, что кто-нибудь плохо обращается с Джэн!» Если бы с ней кто-нибудь посмел заговорить так, как сестра Суэйн разговаривала с больными двадцать первой палаты, он бы, кажется, его на месте убил.
Джэн во всех подробностях рассказала ему об осмотрах и анализах, и ее рассказ подбодрил его. Ей уже сделали просвечивание, осмотрели горло, сделали анализ крови, анализ мокроты и произвели общий осмотр. Она не знала, для чего это все, но все было сделано очень тщательно.
— Мне сказали, что они всегда делают просвечивание перед пневмотораксом и после. Неудивительно, что Линда здесь выздоровела. Я и сама чувствую, что начинаю выздоравливать.
— Ну, теперь мы, кажется, чего-то добьемся наконец, — согласился Барт. — Столько анализов и осмотров — и все в первые же дни. Ха! Подумать, сколько бы это все стоило в другом месте!
Он чувствовал себя, как человек, который наконец выбрался на свет из подземного лабиринта, где он долгие месяцы плутал в тумане и мраке, хватаясь за стены. Если бы они так с самого начала сделали вместо того, чтобы плутать вокруг да около! Теперь, оглядываясь назад, он видел все их ошибки. Ведь тогда никто не помог им советом, никто не объяснил, чем все это грозит. Ну, да теперь все будет в порядке. Вот когда заболела Дорин, там не было ни ошибок, ни проволочек — и посмотрите, как здорово она идет на поправку. Без сомнения, с Джэн теперь будет то же самое.
Глаза Джэн остановились на его лице, и взгляд ее на мгновение просветлел. Она увидела в его глазах надежду на будущее. Их руки встретились.
— А как у тебя сегодня?
— Блестяще! Сестра сказала, что если так пойдет, то лет через пять у меня смогут обнаружиться кое-какие проблески интеллекта в количестве, достаточном для того, чтобы меня наняли убирать палаты.
У Джэн возмущенно вспыхнули глаза.
— Мерзкая старуха! Ты пошли ее ко мне, я ей расскажу, какая ты замечательная сиделка.
Комок подступил у него к горлу. Он сжал ей руку.
— Я научусь еще. Я только сейчас начинаю понимать, что тебе пришлось вытерпеть с такой сиделкой, как я.
— Жаль, что тебе попала не такая сестра, как наша сестра Конрик. Она просто изумительная.
— Я рад за тебя. А насчет этой старой карги ты не беспокойся. Она всех заставляет побегать. Тут она у одного больного нашла поллитровку в тумбочке. Ну, ты бы слышала, как она разорялась. Любой старшина бы мог позавидовать!
Оба засмеялись, но и, смеясь, Барт не переставал думать, отчего она так выглядит сегодня? Он никогда еще, кажется, не видел ее в таком состоянии: глаза глядят куда-то мимо, никогда она не была в таком нервном возбуждении.
«Господи, пожалуйста, сделай так, чтобы он остался со мной еще немного, — молила она, стараясь скрыть свой испуг под застывшей на губах улыбкой. — Мне страшно. Если бы только Барт мог остаться со мной, мне не было б так плохо».
