Как закалялась жесть - Щеголев Александр Геннадьевич (книги онлайн полностью .TXT) 📗
— Тогда в чем драматургия?
— В том, что один известный пидарас, их еще называют политическими деятелями, обосрался с этим вот милым домиком. Вернее, с его обитателями. Ты думаешь, карманные чекисты кого-то прикрывать сюда приехали? Вот тебе! Подтирать. Подтирщиков они отправили. Думаю, к вечеру здесь был бы уже не частный дом, а, к примеру, косметический салон.
— А из обитателей шампунь сварили… Понятно. Честные не лгут, когда не нужно.
— Это к чему? — насторожился Неживой.
— Цитата. Антон Палыч.
— Драматург в своем репертуаре.
— Я не пойму только, чего ты выжидал? Наверняка тоже подсматривал. Видел, как сначала я с ребятами приехал, как потом приехали «соседи»… Начал бы сразу с меня, если уж эти мерзости вам в Кремле так дороги.
— Нет, но массовые сцены были шикарны, согласись.
— Только не говори, что ты эстет. Дрянь ты, а не эстет.
— Только не надо пердеть. Застало б меня ФСБ или даже вы, менты, в этой дружной компании психов, а еще лучше — на приборке жмуриков, — вот был бы повод покричать. Мол, служба ЗК причастна к откровенной уголовщине.
— С каких пор службу ЗК волнует ее репутация?
— При чем здесь служба? Мою персону задержали бы для выяснения, а мои начальники меня сдали бы. И ты, вонючка, допрашивал бы меня сейчас в вашем подвале.
— Розовые мечты… Пустишь внутрь дома? В частном порядке. Меня одного.
Несколько мгновений бывшие друзья молчали, сцепившись колючими взглядами.
— Там Ромка! — сказал Дыров истерично. — Я же не могу вот так просто уйти…
— А что с Ромкой? — участливо спросил Неживой.
— Не кривляйся, сволочь. Убили.
— Ай-ай-ай! — громко ужаснулся Неживой. — Какая трагедия! Какая потеря! Прими мои самые искренние, самые горячие соболезнования…
— Ромка — твоя работа?
— Да как у тебя язык поворачивается такое говорить! Капитан Тугашев погиб от рук Купчинского Анатома, и ты сам это прекрасно видел.
— Все мстишь? Питер забыть не можешь?
— Я никому. Никогда. Не мщу, — сказал Неживой. — Я всего лишь учу вас, хамов и дураков. А Рому твоего отдадим, само собой. Похороните по-людски, в закрытом гробу.
— «По-людски»…
— А как же еще? По нелюдски, что ли? Не доросли еще — по нелюдски хоронить. Я, кстати, считаю, капитана Тугашева надо к награде представить.
— Ты уволок Ромкину жену, трахнул ее да еще избил вдобавок. Какой же ты подлец, ох какой мерзавец…
— Я не трахал и не избивал упомянутую особу, — Неживой пожал плечами.
— …Страшнее мерзавца не найти, — продолжал Дыров — нет, не говорить, а лихорадочно выплескивать, словно боясь, что ему сейчас заткнут рот, помешают выдавить накопившийся гной. — Более гнусной твари, чем ты, Витюша, в природе нет! Ты источник всей грязи — и в Питере, и теперь в Москве! Не зря тебя в «зэ-ка» взяли, в этот сраный «Зад Кремлевский»! Лизать кому-то зад — твое призвание! Все самые гнусные интриги, где бы ты ни служил, все инсинуации — твоя работа! Ты — это неизлечимая, глубочайшая форма негодяйства…
Неживой слушал, не перебивая, как музыку, — откровенно заслушавшись. Он чему-то улыбался. Он знал, что этот бесподобный монолог записывается, и предвкушал, как прослушает его — еще и еще раз… Когда Дыров иссяк, он нанес молниеносный удар. Собеседник, не успев ничего понять, начал рассыпаться, и тут же получил второй удар, быстрый, как укус кобры.
Полковник ГООП упал. Неживой сказал ему сверху:
— На моем месте, уважаемый Андрей Робертович, должен быть кто-то. Лично для вас лучше, если это буду я, поскольку вы знаете глубину моей мерзости. ЕСЛИ знаете…
Дыров поднялся, кряхтя и держась за бок.
— Экие мы нежные, — простонал он. — Слово нам не скажи…
Высокопоставленный мент стоял сморщенный, скособоченный, проигравший, — на загляденье. Неживой просто любовался им.
— За все надо платить, Драматург. Ты высказался, я ответил.
— Может теперь, когда Ромы уже нет, расскажешь, за что ты на него вызверился?
История конспективно такова: после одного непозволительного выпада, который Тугашев, тогда еще старший лейтенант, себе позволил, Виктор Антонович взялся учить мальчика жизни.
Не наказывать и не мстить, о чем вы?! Всего лишь учить…
Неживой тогда работал под прикрытием — в МВД, непосредственно на Житной. Старлея Тугашева взял к себе в качестве попугая: сидеть на телефоне, слетать туда-сюда. Знал, конечно, что тот — племянник вонючки Дырова, потому и взял. Был уверен, что сопляк проколется, даст повод… ох, как Неживой ждал повода, чтобы размяться, подкачать энергетику! Для того, собственно, и взял в помощники не кого-нибудь, а родственника Дырова.
Однажды Виктора Антоновича в паре с неким высоким чиновником из Арбитража командировали в родной Питер, неважно для чего, а Тугашев должен был организовать поездку: предупредить, чтоб встретили, чтоб разместили. И вот звонит он в Питер и произносит следующий текст:
«К вам, товарищи, едет Баранов и еще кое-какие люди …»
КОЕ-КАКИЕ ЛЮДИ!
Арбитражник Баранов, — он, конечно, зять министра юстиции, но ведь и Неживой — вовсе не из числа «кое-каких»! Да еще, как выразился Тугашев, «людей»…
Возможно, это была ошибка, а вовсе не демарш. Однако за недомыслие, ставшее поступком, надлежит платить, о чем старлей Тугашев очень скоро узнал.
Впрочем, Неживой и вправду никого никогда не наказывал, а всего лишь учил.
Учитель со стеклянными глазами…
…Для начала молодого наглеца уволили из органов, да так, что он никуда больше не смог устроиться; даже мелкие охранные предприятия его не брали. Казалось бы, человек уничтожен. Однако если учить, то по полной программе. Вторым этапом шла личная жизнь персонажа.
Тугашев беспечно позволил заснять себя в весьма интересной ситуации, затем эти материальчики показали его супруге. Банально? Зато действенно. Ирина шумно ушла от мужа — и тут бы конец истории… но в этот тяжелый для женщины момент появился в ее жизни Виктор Антонович — сильный, уверенный, обеспеченный.
А у Неживого, среди прочих его необычных свойств, есть и такое: он мгновенно определяет, какая из женщин на него западет, а с какой и пытаться не стоит. Достаточно одного взгляда. Входит он, к примеру, в кафе, окидывает взглядом столики, и видит — вот эта сама в постель прыгнет, даже тратиться не надо, вот этой достаточно цветочков и ужина в ресторане, а вот с этой номер не пройдет, правильная… Ирина была из тех рыбок, которые на него клюют. Почему не воспользоваться?
Неживой пригласил ее на выходные за город, в пансионат «Истра-Уикэнд», — любимое свое местечко. И закрутилось! Бассейн, сауна, массаж, ресторан, кальян, боулинг, еще тридцать три удовольствия, и все это потянуло на тридцать «штук». Казалось бы, чего еще даме нужно, чтобы почувствовать себя счастливой? Так нет же! Едва дело дошло до кульминации приятного во всех отношениях отдыха, Ирочка вдруг повела себя невежливо, можно сказать, неуважительно. Говорит, не могу, дескать, еще не готова… капризная истеричка. Даже в руку не взяла, не то что в рот!
Спали порознь. А утром, пока дама не проснулась, Неживой забрал со столика ее серьги — золото с бриллиантами (вес: 6.32 плюс 8 крохотных камешков). И вот, когда пришло время уезжать, она спохватилась: ой-ой-ой, сережки потеряла! Он ей спокойно: это я их взял. Зачем? Он охотно объяснил. Пребывание в пансионате стоило 30 тысяч, причем, деньги заплатил он, Неживой. И если б Ирочка была его женщиной — в полном смысле, — то никаких вопросов. А так — что получилось? Два взрослых, самостоятельных человека, совершенно чужих друг другу, хорошо провели время. Так что к Ирочке — никаких претензий. НО!!! С какой стати он должен за нее платить? Только потому, что она женщина, а он мужчина? Потому, что так принято? Ему плевать, как у вас принято. Он полагает, что платить надо поровну, а серьги — это залог. Расклад простой: плати 15 тысяч — и забирай свои висюльки обратно.
За моральный ущерб, сказал он, так и быть, ничего тебе не сделаю, в знак уважения к дяде твоего мужа. И это, между прочим, было очень непростым для Виктора Антоновича решением, потому что душа его (или что там у него вместо души) буквально рвалась поучить эту цацу…
