Online-knigi.org
online-knigi.org » Книги » Проза » Современная проза » Конец нейлонового века (сборник) - Шкворецкий Йозеф (книга регистрации TXT, FB2) 📗

Конец нейлонового века (сборник) - Шкворецкий Йозеф (книга регистрации TXT, FB2) 📗

Тут можно читать бесплатно Конец нейлонового века (сборник) - Шкворецкий Йозеф (книга регистрации TXT, FB2) 📗. Жанр: Современная проза. Так же Вы можете читать полную версию (весь текст) онлайн без регистрации и SMS на сайте online-knigi.org (Online knigi) или прочесть краткое содержание, предисловие (аннотацию), описание и ознакомиться с отзывами (комментариями) о произведении.
Перейти на страницу:

Пентатоническая мелодия, возникшая когда-то прямо из глубин человеческой печали, которая не может вылиться ни во что другое, кроме как в судорожный плач, из печали двоих, расстающихся навсегда, – эта мелодия вплывала в сердце Эмёке, и она сказала: «Какая грустная песня! Как называется?» – «Это негритянский блюз», – ответил я. «Да, негры, наверное, очень духовные люди, я слышала, как они пели псалмы, у одного нашего сослуживца есть американская пластинка». – «Да, – ответил я, – негры чувственны и уродливы, но у них особое чутье к музыке». – «Только так кажется, – возразила она. – Они духовные люди». Я играл дальше и пел, а когда закончил, подал голос учитель: «Черт побери! Оторви что-нибудь, чтобы пол дрожал, какое-нибудь буги-вуги, попрыгаем немного, а, барышня? Скука здесь, хоть вешайся, отдых называется!» И тут Эмёке засмеялась и сказала: «Разрешите мне», – села к роялю и заиграла уверенными, естественно гармоничными пальцами медленную, но ритмичную песню; в ней звучало отдаленное движение чардаша, пульс венгерской музыки, который так же безошибочно узнается, как блюзовые ноты в негритянской песенке; и запела альтом, ровно зазвеневшим пастушеским рожком, не модулирующим, не слабнущим или крепчающим, но уверенным и громким, примитивно прекрасным; и пела она суровую и сладкую венгерскую песню, не грустную, не веселую – отчаянную; ее щеки раскраснелись, и песня эта звучала уже не скрежетом черного мага в двойном меловом круге, а кличем пастуха в пуште,[74] который ничего не знает о шабаше и черных службах, но живет на земле, ест овечий сыр и пьет молоко, спит в деревянной хижине и, хотя верит в некоторые приметы, не связывает их ни с Наивысшим, ни со Злом; и однажды в жизни его охватывает неодолимая тоска, и он идет и поет какую-то отчаянную, страстную, ровную и немодулированную, громкую песню на своем ровном и сладостно суровом языке, и находит себе подругу, и с нею рожает сыновей-пастухов, и живет дальше в заботах о сыре и сыворотке, с вечерним огнем, в запахе кожи и древесного угля в своей хижине. И тут я подумал, как эта вульгарная фраза развратного учителя словно по волшебству высвободила ее из призрачного мира психики, и что эта вот песня возникла из глубокой телесности, которая в ней есть; но я знал, что это вызвано было только фразой учителя, не им самим, и вдруг понял этот катарсис, к которому вела ее драма – что Злом в ее жизни был тот скотоподобный сорокапятилетний хам, хозяин имения и отеля, который загнал ее во власть неуверенных теней, в тот нереальный, но грозный мир представлений, и сейчас она ищет Наивысшего, Добро, Любовь, душевную, не телесную, божественную любовь, однако достаточно немногого, и вся эта извращенная символика подозрительных метафизических еженедельников может странным, непонятным, или, точнее – более чем понятным – переворотом души встать с головы на ноги; что тем Добрым и Наивысшим с таким же успехом могу быть и я сам, что им, возможно, уже являюсь, хотя она еще не призналась себе в этом, может быть, даже и не знает этого, но я уже поселился в тех ее глубинных, неизвестных подвалах подсознания; что я им, по крайней мере, становлюсь и мог бы сейчас сразу изменить этот человеческий случай, эту легенду, мог бы действительно стать Наивысшим, Создателем, и сотворить человека из этой прекрасной тени, уплывающей медленно, однако уверенно во мрак безумия; что этот мозг пока еще (но уже недолго) способен вернуться из туника нереальных представлений, за которыми идет, и выйти снова на уверенную дорогу конкретных вещей; но уже недолго, уже скоро он растворится в сумраке тех облаков, что оторвались от твердой почвы и летят по собственным законам, больше не зная закона притяжения и, значит, ничего того, что из этого основного закона вытекает; у них своя собственная истина, которая не есть ложь, ибо это просто иной мир, и между ним и нашим миром невозможно взаимопонимание, и девушка превращается в женщину, женщина в старуху, и замыкается в этом мире, постепенно опутываясь сетью морщин, и лоно ее увядает впустую, а душа постепенно заполняется унылой литанией старческих голосов в готическом сквозняке лестницы с этого света к тому, другому, о котором мы не знаем ничего и который, вероятно, ничто. «Колоссально, барышня! – воскликнул учитель, когда она закончила, и зааплодировал. – А теперь выдайте какой-нибудь чардаш, а?» Она засмеялась и действительно заиграла чардаш, подчеркивая ритм всем телом; глаза ее сверкали, но без того горячечного блеска, как перед этим в углу, облицованном деревом. Учитель отступил от рояля и начал вытанцовывать дилетантское подобие чардаша, завизжал (но совсем мимо ритма, и затопал – тоже не в такт), и Эмёке запела, а учитель смешно крутился на паркете перед роялем, и ее пение собрало группку отдыхающих, которые до этого играли во «французскую почту», и спортивного вида молодых людей и девушек из пингпонгового зала; забава разрослась, я вынужден был сесть к роялю и наигрывать шлягеры, а несколько молодых людей и учитель с Эмёке начали танцевать. Эмёке изменилась, раскрылась, как яркое крыло бабочки вылущивается из серой и загадочной куколки, сейчас возникала она сама, не легенда, а настоящая Эмёке, ибо этот примитивный и подсознательный учитель бессознательно и примитивно нашел верный подход к сердцу, скрытому в глубине, сразу вышел на дорогу в ее будущее; но не ему эта дорога и это будущее были суждены, ибо его и не волновало то будущее, а только настоящее этой короткой курортной недели, похоть и наслаждение, сладострастные воспоминания, которые бы остались. Это мне бы предстояло по той дороге пойти, но я уже по дороге собственной жизни ушел слишком далеко, чтобы так безоглядно броситься в будущее. Я выдавливал из желтых клавиш, которым не хотелось возвращаться в нормальное положение, шлягер за шлягером и смотрел на нее, как вдруг почувствовал, что, как и учитель, страстно тоскую по этому телу, стройному и упругому, по этой груди, небольшой, не нарушающей симметрии тела. Однако я знал, что все это очень и очень непросто; существует рецепт (учитель бы еще добавил: «Выспись с нею, и все пройдет»), и я знал, что, в конце концов, это верный рецепт, но этой цели, этому телесному акту должно предшествовать нечто гораздо более тонкое и сложное, нежели учителева тактика сближения, и что вообще дело не в акте, а в обязательстве, который он налагает и которого я сам – лишь подтверждение, подтверждение союза, заключаемого людьми против жизни и смерти, лишь знак творческого действия, которое я мог бы, наверное, совершить; но я не ощущал в себе стремления к этому действию (значило бы оно годы и годы жизни, а ведь известно, что каждое очарование в конце концов расплывается по окраинам прошлого, и остается только действительность, повседневность), но только к этому телу, к этому приятному и так отличному от других курортному приключению, к лону в глубине девичьих бедер; этим бы я, разумеется, окончательно ее уничтожил, если б не взял на себя также и всей ее жизни; и поскольку Эмёке танцевала с учителем, я начал его ненавидеть от всего сердца, эту ходячую сумму совокуплений, а к ней я чувствовал примитивную мужскую злость за то, что с ним танцует и что сейчас она не такая, какой мне казалась вплоть до недавней минуты, и хоть я не соглашался с тем ее миром, созданным из отчаянных желаний, но предпочитаю такой мир, а не мир учителя.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Поэтому, когда мы потом встретились на лестнице по пути в столовую, я спросил ее с иронией, почему она так посвящала себя учителю, он ведь явно человек совсем низко телесный; а она ответила невинно: «Я знаю, что это физический человек, мне было его жалко. Мы должны жалеть людей, которые так же убоги, как он». И тут я спросил, не жалко ли ей и меня тоже, ведь я тоже физический. «Не совсем, – ответила она. – В вас есть хотя бы интерес к психическим, духовным вещам, в нем же нет». Она неожиданно снова стала иной, чем с учителем, на лицо ее опять наплыло то облако из иного мира; с монашеской отрешенностью она села за стол и не обращала внимания ни на плотоядные взгляды учителя, ни на взгляды стиляги, который до сих пор пребывал в состоянии оскорбленного любителя одиночества, но силы его уже были на исходе.

Перейти на страницу:

Шкворецкий Йозеф читать все книги автора по порядку

Шкворецкий Йозеф - все книги автора в одном месте читать по порядку полные версии на сайте онлайн библиотеки mir-knigi.info.


Конец нейлонового века (сборник) отзывы

Отзывы читателей о книге Конец нейлонового века (сборник), автор: Шкворецкий Йозеф. Читайте комментарии и мнения людей о произведении.


Уважаемые читатели и просто посетители нашей библиотеки! Просим Вас придерживаться определенных правил при комментировании литературных произведений.

  • 1. Просьба отказаться от дискриминационных высказываний. Мы защищаем право наших читателей свободно выражать свою точку зрения. Вместе с тем мы не терпим агрессии. На сайте запрещено оставлять комментарий, который содержит унизительные высказывания или призывы к насилию по отношению к отдельным лицам или группам людей на основании их расы, этнического происхождения, вероисповедания, недееспособности, пола, возраста, статуса ветерана, касты или сексуальной ориентации.
  • 2. Просьба отказаться от оскорблений, угроз и запугиваний.
  • 3. Просьба отказаться от нецензурной лексики.
  • 4. Просьба вести себя максимально корректно как по отношению к авторам, так и по отношению к другим читателям и их комментариям.

Надеемся на Ваше понимание и благоразумие. С уважением, администратор online-knigi.org


Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*