Успеть. Поэма о живых душах - Слаповский Алексей Иванович (книги без регистрации бесплатно полностью сокращений .TXT, .FB2) 📗

— Можно! — сказали все чуть ли ни хором.

Римма Сергеевна отпила небольшой глоток, облизнула губы.

— Хорошая наливка. Ну и вот, и я, когда вернулась, узнала, что она замуж вышла. И муж, вы не поверите, капитан милиции, который убийство расследовал, это у них оказался повод познакомиться. А Саша же мне свой адрес писала, я по этому адресу приезжаю, предупредила ее, что приеду, прихожу на квартиру, шампанское купила, цветы. Открывает ее муж. В форме. Приготовился меня встретить. А ее нет. Он меня впускает и говорит: я все знаю. С одной стороны спасибо тебе, с другой, мне известно, кто ты такая, могу тебя за это опять посадить. Я говорю: зря пугаешь, статья за мужеложство у нас есть, а за женоложство нету, потому что оно в нашей стране считается несуществующим. Да и повода, говорю, нет, я твою Сашу не трогала. Он говорит: не трогала, но могла, я твои письма читал, там черным по белому ясно видно про твои намерения. Поэтому давай по-хорошему: мы тебе с Сашей в частном порядке дарим триста рублей, и я тебе помогаю трудоустроиться на нормальную работу в город Стерлитамак, у меня там друг, он обещал все сделать. Я говорю: все поняла, вижу, вы человек серьезный, но хотя бы одна просьба: увидеть Сашу. Можно в вашем присутствии. Он ее зовет, она дома была, оказывается. Она выходит, нервничает, что-то говорит, оправдывается, я успокаиваю: ты тут вообще ни при чем, если кто-то кого-то любит, он и отвечает, а кого любят, он ни за что не отвечает. Даже цветы не стала ей дарить, чтобы не смущать, шампанское тоже унесла, потом его во дворе из горлышка выпила. Ну… Ну и все. С наступающим вас!

И Римма Сергеевна выпила вино одним махом, одним большим глотком.

— Еще брызну? — спросил Сергей Михалыч.

— Можно, я крепкая, если кто сомневается.

Сергей Михалыч налил Римме Сергеевне полный стакан, на этот раз она не выпила его сразу, только половину.

— Как — и все? — спросила Арина. — Больше вы не жили, что ли?

— Мы не про жизнь, а у кого какая была любовь, — объяснила Римма Сергеевна. — А про жизнь — это долго. И никому не надо.

— Но вы нашли кого-нибудь?

Римма Сергеевна от души рассмеялась, причем смех был необычный для ее возраста, не старческий, а звонкий и молодой.

— Смешно мне с вас, честное слово! Смотрят все, как на больную или несчастную! Да все отлично у меня, только с глазами плохо, три месяца очереди ждала на обследование, там у них, в Рязани, новая какая-то система, через компьютер смотрят, а то никакие окулисты не могли понять, что у меня там, кто глаукому мне говорит, кто катаракту предлагает, полный ассортимент у меня там нашли. Болят, главное дело. Вижу еще терпимо, но болят. До Нового года домурыжили меня, сегодня в шестнадцать двадцать назначили, вот и еду.

Светлана Павловна, по мере приближения к ней очереди, чувствовала себя все более неловко. Им легко, они поодиночке, а она с мужем. Придумывать не хочется, да она и не умеет, значит, надо говорить о той любви, которая была. А ее не было. Нет, она любит по-своему и мужа, она любит, конечно, дочерей, любит, уж само собой, внуков и внучек, любит даже зятьев, с которыми обоими повезло, хорошие ребята, работящие и непьющие, она любит и вообще людей, насколько это возможно, то есть относится к ним без той досады, которой они заслуживают, уживается с ними, потому что других же вариантов все равно нет. Но этот художник и другие вместе с ним имеют в виду не такую любовь, они имеют в виду любовь половую. Сексуальную. А этой любви у Светланы Павловны ни к кому никогда не было, в том числе и к далеким мужчинам, как у Арины, ей бы в голову не пришло любоваться каким-нибудь актером, пусть даже сто раз красавцем. При одной мысли, что она может оказаться голышом с чужим мужчиной, ее бы стошнило, — правда, у нее и мысли такой не возникало. Светлана с детства испытывала неприятие всего чужого, не такого, как в их доме, где всегда было чисто, уютно, всегда полный во всем порядок. Она и сама частенько намывала полы, вытряхивала во дворе коврики, вытирала пыль и поливала цветы. И училась она хорошо, чтобы не огорчать родителей. Светлана больше всего боялась кого-то огорчить — и старенькую бабушку, и маму с папой, работавших всю жизнь на консервной фабрике, фрукты-овощи закатывали, и сестру, которая была старше на одиннадцать лет и которой уже нет на этом свете, как и мамы, и папы, и бабушки. Она всех боялась огорчить и огорчалась, когда огорчали ее — учителя несправедливыми оценками или одноклассники дурацкими шутками. Вот эти две вещи не любила Светлана — несправедливости и дурацких шуток, особенно на половые скользкие темы.

Она рано начала мечтать о семье и, осматриваясь, выбрала себе будущим мужем Сергея, с которым училась с первого класса и которого знала как очень рассудительного, доброго мальчика, иногда немного вспыльчивого, не отличника, у него и родители хорошие, тоже работали на консервной фабрике, там половина поселка работала и работает, и тоже сейчас уже умерли. С восьмого класса они с Сергеем начали дружить, в девятом несколько раз целовались, в десятом он попробовал зайти дальше, Светлана не позволила. Потом Сергей ушел в армию, а когда вернулся, они поженились. Сергей устроился работать на все ту же консервную фабрику, а Светлана родила одну дочь и почти сразу же вторую. Начались тяжелые времена, фабрика наполовину сократила количество рабочих, а потом и вовсе закрылась. Светлана придумала: на участке родительского дома построить теплицы и выращивать овощи. Сергей построил, поспел первый урожай, повезли на местный рынок, а там пришлые люди не разрешили торговать, не дали прилавка. Устроились сбоку на ящиках, но пришлые налетели, все разбросали и растоптали, начали бить Сергея, но подоспела милиция, Сергея отняли у пришлых и увели в отдел, где продержали неделю. Сказали, что для его же безопасности. Пришлось урожай распродать соседям за копейки.

Но Светлана обнаружила в себе тягу к земле, возник план: создать ферму. Выращивать преимущественно свиней — ей рассказывали, что это дело быстрое и доходное, а реализовывать не самим, потому что хлопотно и опасно, а через оптовиков. Продали с Сергеем свой дом в городе, купили дом в деревне Макеевке, взяли кредит, построили свинарник, родители живы еще тогда были, помогали, как могли, но однажды ночью свинарник загорелся. И сгорел весь вместе с животными. Обидно: полгода потратила Светлана, чтобы подружиться с макеевцами, и они показались ей приветливыми, душевными, особенно если угостить водочкой. И вот — они же и сожгли, больше некому. Через два дня, в местном магазине, в присутствии нескольких женщин-макеевок, Светлана пожаловалась продавщице, что не ожидала такого отношения. Одна из женщин услышала и сказала с неожиданной злостью: «А тебя сюда никто не звал!»

Разочаровавшись в фермерстве, Светлана придумала необычный бизнес: делать могильные памятники — стелы и плиты. Необычный только на первый взгляд, под ним было два серьезных основания. Первое: возле Макеевки располагалось городское кладбище, свозили туда усопших и с окрестных деревень, самое большое и престижное кладбище, там даже начальство и авторитетных бандитов хоронили. Второе: Сергей с детства увлекался выпиливанием по дереву и резьбой по камню, а также гравировкой, ездил даже поступать в Саратовское художественное училище, имеющее славную репутацию, не поступил, но продолжал любительски заниматься выпиливанием и резьбой — в свободное время. Вот его талант и пригодился. А вырастающие дочери мастерили венки; Сергей купил подержанный станок для витья проволоки, производительность сразу выросла. Дело пошло, пошли заказчики, появились кое-какие деньги, но тут же, само собой, пошли и инспекции, и милиция, и представители разных контрольных органов, и, главное, люди из кладбищенской мафии, которые потребовали или свернуть лавочку, или работать на них. Что поделать, начали работать на них.

Но кладбище закрыли вследствие переполненности, открыли новое, ближе к городу, которое тут же стало считаться самым козырным, даже несколько могил начальников и бандитов перенесли туда с макеевского погоста вместе с массивными памятниками. Конечно, на прежнее кладбище продолжали подселять умерших, выгадывая места рядом с родственниками, как у нас это принято — жену к мужу, сына к матери, дочь к отцу, но масштаб был уже не тот.