Тысяча жизней. Ода кризису зрелого возраста - Кригер Борис (книга регистрации .TXT) 📗

Код ДНК – избыточен. Чтобы кодировать всего лишь около двух десятков аминокислот в молекуле ДНК, существует более шести десятков сочетаний ко-донов – триплетов азотистых оснований. То есть природа готова к ошибкам, и при замене одной буквы кода мутация может не проявиться, поскольку в состав белка, закодированного в последовательности ДНК, все равно войдет одна и та же аминокислота. Я подумывал, не привести ли примеры, но потом представил себе читателя, далекого от биологии и генетики, и решил, что такие подробности, пожалуй, вызовут эффект, обратный мной задуманному. Читатель вместо того чтобы погрузиться с головой в сравнение моей безграмотности с кодом жизни, просто с матерком захлопнет книжку или пролистнет всю главу, решив, что кроме биохимии и генетики, здесь ни о чем речь не пойдет. Поэтому я перехожу к сути проблемы. Я – безграмотен. И я пытаюсь понять – почему? Углубившись в изучение явлений стойкой безграмотности, я вдруг осознал, что все мои симптомы абсолютно совпадают с легкой формой дисграфии.

Знаете, что такое дисграфия? Это неспособность грамотно писать и читать. Так что если и у вас в школе были проблемы с русским, и вы не знаете, как писать слово «винегрет», – не расстраивайтесь. Я не знаю, как грамотно писать слово «винегрет», хотя многократно пытался запомнить. Если вам никак не дается грамотное письмо, не убивайтесь, ученые говорят, что дислексия – это, как правило, признак гениальности.

Вообще дисграфия – это проявление другого заболевания, – дислексии, когда люди неспособны различать буквы на слух. Дислексией страдает около 12 % всех людей на Земле, и по статистике у мужчин она встречается в четыре раза чаще, чем у женщин. Буквы на слух я, кажется, различаю, хотя вот теперь, занимаясь китайским, я начинаю замечать, что не отличаю, когда мой учитель произносит «б», а когда «п»; когда «ц», а когда «ч». И урок представляет собой довольно комичное зрелище:

«По дуэ!» [106] – говорит учитель.

Я повторяю: «По дуэ».

Учитель смешно морщит узкоглазое, но уже ставшее мне привычным, а потому в какой-то мере милым, лицо и снова повторяет: «По дуй».

Теперь я слышу это как «б» и повторяю то, что слышу, не говоря уже о «дуй», ибо то ли это «дуэ», то ли «дуй» – поди разбери: я повторяю то, что слышу: «Бо дуй».

«Пу дуэ!» – настаивает учитель.

Я – ему: «Пу». [107]

Он – мне: «Бу-бу-бу!!!»

Я – ему: «Бу?»

Он: «Пу-пу-пу!!!»

Я злюсь и громко кричу, пытаясь попасть в правильное произношение: «По-пу-бу…»

Маськин вбегает с кухни к нам в кабинет и смотрит с испугом, потому что мы уже совершенно несдержанно кричим друг на друга:

– Пу!

– Бу!

– По!

– Хорошо, пусть будет «по»… – учитель сдается, и мы переходим к следующему иероглифу. Маськин срочно отпаивает китайца чаем.

Китаец довольно жмурится, громко отхлебывает чай и говорит мне:

– Ни да тэ-тэ – цуэ мэй жен та цо ца хао! [108]

Я не люблю, когда мужчины заглядываются на мою жену, мне это почему-то неприятно, и в таких случаях мне хочется назвать китайца по имени… Вы спросите, почему я все время не называю китайца по имени, а использую эту возможность только в редких случаях? Это невоспитанно – не называть своего учителя по имени? Не думаю. Дело в том, что у меня в доме дети, а учителя зовут Хуй. Вы спрашиваете, каково его полное имя? Хуй Ю. Ну что же, вы все еще настаиваете, чтобы я называл его все время по имени, даже при детях?

– Хуй сказал мне «бу!», а я сказал Хую «пу!»…

Знаете что, лучше уж вернемся к моей дислексии, пока мою милейшую редакторшу кондрашка не хватила… или пока Маськин все это попросту не стер ввиду «неприличности»…

Петр Первый писал совершенно безграмотно, и, как ни бились его наставники, они ничего не могли с этим поделать. Петр мог не обратить внимания на отсутствие каких-то букв в написанном слове, и это не считая обычных орфографических ошибок. Некоторые дислектики путают буквы – например, могут написать «под небом лолубым».

Альберт Энштейн был гениальным физиком и математиком, но категорически не обращал внимания на знаки препинания и мог написать целую страницу текста даже без обозначения начала предложения. Кстати, некоторые дислектики – особенно левши – могут запросто писать и читать слова зеркально, например «мода» вместо «дома».

Я заметил за собой, что довольно легко узнаю иероглифы в перевернутом виде, чем иногда забавляю учителя-китайца. Он выхватывает карточку с перевернутым иероглифом, и я его узнаю. Он очень веселится.

А возьмите, например, Ханса Кристиана Андерсена. Поначалу редакторы возвращали ему рукописи, даже не дочитав их до конца, и по Копенгагену долго ходили слухи о «потрясающе безграмотном авторе». В одной газете написали: «Человек, который так глумится над своим языком, не может быть писателем». И это почти правда – обычно дислектики выбирают себе профессию, не связанную с чтением и письмом.

Например, создатель знаменитого Центра Помпи-ду в Париже – дислектик сэр Ричард Роджерс. Он организовал одну из самых успешных в мире архитектурных мастерских и берет на работу только дислектиков, потому что они обладают необходимым пространственным воображением.

Леонардо да Винчи писал и рисовал левой рукой и оставил семь тысяч страниц дневников, написанных зеркально. Нормально их можно прочитать, если подставить зеркало или перевернуть бумагу на просвет.

Только теперь, когда мне под сорок, я понял, что корень моих детских страданий, чувства неполноценности, постоянных издевок не в том, что я безграмотен из-за тупизны или плохого образования, а в том, что я болею… Я помню, что в детстве меня водили к логопеду, потому что я безбожно картавил. Говорить «р-р-р-р-р-р-р-р» логопед меня научил, а вот поинтересоваться, нет ли у меня проблем с письмом и чтением, не посчитал нужным. Кстати, именно логопеды занимаются дислексией, что для меня тоже стало открытием.

Мне до сих пор хочется прочесть «под небом ло-лубым», я постоянно меняю буквы в словах и, как вы могли заметить, изобретаю несуществующие слова.

Конечно, мое открытие, что всю свою школьную жизнь я страдал легкой формой дислексии-дисграфии, меняет дело. Всё, что я хотел сказать по поводу косности и глупости устройства орфографии русского языка, мне придется пересмотреть и уж, по крайней мере, оставить при себе. Однако и вы взамен того, что я поберег ваши уши от своих языкоразрушающих утверждений, пообещайте меня больше не дразнить за безграмотность и странные словообразования. Договорились?

В качестве компенсации своего недостатка я постоянно учу языки. Видимо, таким образом я тренирую свою зрительную и слуховую память. Особенно, мне кажется, полезен в этом отношении китайский.

Я вообще давно заметил, что люди стремятся назло природе заниматься тем, к чему у них не только нет природного предрасположения, но в чем они явно уступают другим. В этом проявляется своего рода протест против безнадежности приговоров кармы.

У всех моих бухгалтеров, кроме последнего, были проблемы с цифрами, они их постоянно путали, но при этом всегда настаивали на своем профессионализме. То есть подсчет произведен профессионально, но цифры не те, и почему-то всегда мне в убыток. Понимаете, какая штука?

Вот и я стал фанатически настроенным писателем, который пишет иногда в объемах молодого Бальзака по двадцать страниц в день, скорее всего, в качестве протеста и компенсации своей неспособности грамотно писать.

В детстве я настолько ненавидел русский язык за его подлейшие правила орфографии, которые мне никак не давались, что изобрел свою письменность и даже обучил ей нескольких своих приятелей. Когда в семнадцать лет я встретил любовь своей жизни Анютку (впоследствии известную как Маськин), я сразу обучил ее этой письменности, и мы долгое время обменивались записками на «инопланетянском» языке. Я не буду приводить здесь примеры этой письменности. Я более чем уверен, что каждый второй из нас ребенком баловался подобным занятием. Кроме того, я не хотел бы, чтобы в будущем, когда я в результате своей разгулявшейся дислексии стану бессмертной знаменитостью, кто-нибудь раскопал мои юношеские дневники и попытался прочитать обо всех моих дурных тайнах, которые я либо позабыл, либо намеренно не включил в самороман. Скажу только одно: буква «т» у меня все время меняла очертания, потому что подразумевала «туман» и могла выглядеть как угодно: