Русские на Мариенплац - Кунин Владимир Владимирович (читать книги полностью TXT) 📗
Потом взялись считать деньги. Часа полтора считали, все сбивались, начинали заново считать… Ну, не держали мы в руках никогда столько денег! Их там, в конце концов, оказалось семьдесят четыре тысячи триста сорок марок.
– Весь полк обокрал… – говорит Нартай и так аккуратно складывает десятки к десяткам, двадцатки к двадцаткам, пятидесятки к пятидесяткам. – Почти сто танковых экипажей! А нам еще был ракетный дивизион придан, автобат, строители, ремонтники… Три тысячи живых людей обманули! И меня, бляди, соучастником сделали. Лишь бы я им в своем танке эти деньги через границу перевез… А я, как мудак, трясусь над этим ящиком! Как же – «Документы»! «Совершенно секретные»! «Служу Советскому Союзу»!.. А когда вы нас с танком спиз… Когда мы с танком границу не прошли, они обгадились со страху, и нас заложили… Это после того, что мы на всех смотрах, на всех инспекторских проверках, маневрах для них же уродовались! Мы с танком корячимся, а им, сукам рваным, ворюгам дешевым, – звания, оклады, должности!..
То он слова вымолвить не мог, то его теперь было не остановить. Ладно, думаю, пусть выговаривается. Молчать хуже. Я и стараюсь в нем эту болтовню поддержать:
– Что же ты теперь с этими деньгами делать будешь? – спрашиваю.
А он достает из-под кровати большую картонную коробку – он неделю назад своей старшей сестре какие-то фасонистые сапоги на осенней распродаже в магазине «Дайхманн» купил, выкидывает эти сапоги из коробки и начинает укладывать туда пачки денег.
– Что-нибудь придумаю, – говорит.
Я смотался к себе в комнатку, захватил сегодняшний «Абендцайтунг», вернулся к нему и показываю:
– Гляди, что написано… Новое Российское министерство иностранных дел все свое посольство в Бонне и все консульства в полном составе поменяло! И вот уже фотография новой вывески у нашего мюнхенского консулата… Смотри: «Генеральное консульство России в Мюнхене». Понял? Не «Союза Советских Социалистических Республик», а России! Может быть, хоть что-то переменилось?.. Может, сдать эти бабки нашим новым официальным властям? А?
– А вот на-ко, выкуси! – говорит Нартай и сует мне в нос маленькую, смуглую фигу. – Ты эти новые власти видел?! Ты про них что-нибудь знаешь?! А может, они хуже прежних?! Нет уж, хрен вам! Раз я теперь один за эти деньги отвечаю, я сам и решу, что с ними делать!
…А наутро сидим, завтракаем вшестером – Петер, Наташа, Катька, Джефф, Нартайчик и я.
Самолет у Катьки с Джеффом только в шесть часов вечера, времени у нас еще навалом, сидим, треплемся про будущее Катькино житье-бытье в Америке.
Петер все похмелиться порывается – он с вечера перекушал малость, и клянчит у Наташи хотя бы бутылку пива. А она ему не дает. Ну, как обычно…
И вдруг Нартай спрашивает:
– Джефф! У тебя бабки есть?
– Нет, – говорит Джефф. – Они уже умерли. Но с ребенком нам будет помогать моя мама.
– Вот бестолочь! – говорит Нартай. – Я тебя спрашиваю – у тебя деньги есть?
– Сколько тебе? – и Джефф тут же с готовностью лезет в карман.
– Тьфу ты! – начинает злиться Нартай. – Я тебя спрашиваю – в Америке у тебя есть деньги? На что вы собираетесь ребенка воспитывать?
– А-а-а… – наконец врубается Джефф, обнимает Катьку за плечи и улыбается. – Нет, Нартай. В Америке у меня денег нет. Только ежемесячное жалование. И сейчас, в связи с женитьбой на Кате, оно у меня станет долларов на двести меньше. Но я думаю, что нам его хватит. Первые два или три года будет немножко трудно, но потом…
– Потом – суп с котом, – обрывает его Нартай. – Для ребенка первые три года – самое главное! Это я по своим сестрам знаю. Ладно…
Он наклоняется, достает из-под стола большую обувную коробку фирмы «Дайхманн» и ставит ее на стол.
– Вот вам с Катькой свадебный подарок от всего личного состава бывшей советской воинской части сто пятьдесят шесть двести пятьдесят четыре. Даже не столько вам, сколько вашему будущему ребенку. И чтобы ему ни в чем никакого отказа! Ребенок – есть ребенок…
И снимает крышку с коробки, А там…
Знаете, в телевизионных американских боевиках почти всегда действует такой деловой чемоданчик – атташе-кейс. С миллионом долларов. Кто-то обязательно открывает его, а там – пачки, пачки… И вот, сколько бы раз ни смотрел, все равно – производит впечатление! Хоть нас всю жизнь и воспитывали в презрении к деньгам и почтении к идее.
Так вот, когда Нартай снял крышку с обувной коробки, когда все увидели, что там такое – так все обалдели! Настоящий шок. Немая сцена из «Ревизора».
Уж на что я был подготовлен… Не к поступку Нартая – к виду этих денег. Сам ночью помогал складывать их по сотне штук в пачку. И точно помню, что офицерских пятидесяток была одна пачка и шесть пачек двадцатимарковых купюр. А десятимарковых – явно солдатских, ровно пятьдесят семь пачек. Оставшиеся триста сорок марок лежали сверху, россыпью.
Так вот, я и говорю, уж на что я был подготовлен, и то сижу, не могу слова вымолвить…
Наташа побледнела, уцепилась за стол руками, чтобы со стула не упасть… Ну, совсем плохо старухе!
У Петера нижняя челюсть отвисла – вот-вот протез выпадет! Замер, как истукан.
Джефф, как улыбался до того, как Нартай открыл коробку, – так и улыбается. Только теперь – тупо и бессмысленно. Будто эта улыбка примерзла к нему.
И только одна наша Катька, железная наша подружка, смотрит на эту тучу денег своим красивым и печальным глазом, отрицательно качает головой и тихонько отодвигает эту коробку от себя.
Тогда Нартай берет ее ладони в свои руки и тихо говорит только ей одной:
– Катюшка… Когда-то копыта коней моих предков… Ты знаешь, как там дальше. Так вот, я тебе клянусь, эти деньги – чистые. На них должны были купить памятник ребятам, погибшим ни за что, ни про что… Но разве можно купить память о мертвых? О них или помнят, или забывают. И тогда не помогают никакие памятники. Возьми эти деньги для своего ребенка. Научи его помнить о хороших людях, которым не удалось дожить до светлого часа. Сделай из своего ребенка доброго, настоящего человека, и это будет самым лучшим памятником тем мертвым ребятам…
Отпускает Катькины руки, встает из-за стола и уже всем говорит:
– Остальное вам Эдька расскажет. А мне нужно звонить на озеро. Там Лори ждет моего звонка. Я обещал…
Через час пришедшая в себя старая, толстенькая Наташа на всех доступных ей языках орала, что никуда не отпустит «свою» беременную девочку с такими огромными наличными деньгами! Что никто в мире не возит с собой деньги в карманах!.. Наконец, когда она объяснила всем нам, что мы дикие люди, она посадила Катьку в машину, забрала коробку с деньгами и помчалась в наш местный банк.
Там она обменяла Катькины марки на доллары, доллары на именной чек, заставила Катьку расписаться в сотне банковских бумаг, и вместе с чеком на имя фрау Катерины Гуревич привезла Катьку обратно в «Китцингер-хоф».
К их возвращению мы, все четверо мужиков – Петер, Джефф, Нартай и я, были уже такие пьяные, мы успели уже так накушаться, что даже, когда во второй половине дня пришла пора ехать в аэропорт, выяснилось, что кроме Наташи никто за рулем сидеть не может. А нам нужны были две машины. И пришлось вызывать Уве Зергельхубера с его «мерседесом»…
А потом, перед отлетом, было море слез, трепотни и разных криков и обещаний, и к нам даже подошли двое полицейских и спросили – все ли у нас в порядке?..
Эти засранцы – Катька и Джефф, позвонили нам из Нью-Йорка, прямо из аэропорта Кеннеди, как только приземлились и получили багаж.
Им даже в голову не пришло учесть разницу во времени! Ну, Джефф – пьяный был… Хотя за семь часов полета, если не добавлять, тоже можно было немного протрезветь. Но Катька-то, существо четкое и на редкость деликатное, могла бы сообразить, что если у них в Нью-Йорке сейчас вечер только начинается, то у нас в «Китцингер-хофе» уже очень глубокая ночь!
