Большой футбол Господень - Чулаки Михаил (бесплатные онлайн книги читаем полные версии .txt) 📗
Поэтому даже и не нужно, чтобы все земляне поклонились новому Сыну Божию. И даже половины землян – не нужно. Пусть будут немногие, тем просторнее они расположатся на Земле, которую им предстоит наследовать.
Надо даже ограничить прием.
Выждав минимум времени, Клава торжествующе сообщила Дионисию, как раз после очередной проповеди перед телевизором:
– Святой Учитель, у нас будет ребенок.
Дионисий не то что бы смутился – Он уже достиг той стадии величия, на которой неведомо смущение, но удивился:
– Неужели Мои Небесные Родители решили, что Им пора иметь Внука?
– Решили! – заверила Клава. – Твердо решили.
Дионисий отмахнулся по-свойски:
– Да будет воля Их.
Но все-таки пора было вернуться к смыслу творения. Что будет после достижения совершенства?!
Итак, распространяющаяся от звезды к звезде, от галактики к галактике жизнь уравновешивает энтропию и настанет момент, когда масса живой материи достигнет такого уровня, что энтропия будет преодолена. Встанет ли тогда проблема качества самой жизни?
Сейчас, когда процессы энтропии идут быстрее, для борьбы с нею годится любая жизнь, и это, пожалуй, одна из причин, почему Господствующее Божество терпит злобные и жестокие формы жизни – когда нужно залить пожар, годится любая болотная жижа.
Тушить пожар – необходимо, но смыслом жизни не может быть просто тушение пожара. Когда пожар потушен, тогда возникает вопрос: а как жить спокойно и благополучно? Чего добиваться, к чему стремиться?
Пока есть временные цели, пока нужно потушить пожар или остановить войну, тогда кажется, что эта борьба и составляет смысл жизни. Точно также преодоление энтропии – цель остро необходимая, но преходящая. Вот и получается, что до сих пор смысл существования Космоса складывается из цепи временных целей. Но вот опасность энтропии будет наконец полностью преодолена, пожарных мер больше не потребуется – вот тогда-то и вернется главный вопрос: а зачем?!
Так неужели ответ всех ответов: «Не скучай!»?! И Космос служит только для того, чтобы Господствующее Божество не тосковало посреди бесконечного размазанного равномерного Хаоса, в котором ничего не происходит и происходить не может?!
И нет больше надежды, что истинный смысл известен Вышнему Н/Н – за полным отсутствием Такового. Либо истинный смысл откроется Самому Господствующему Божеству, либо такого смысла нет вовсе, а есть только череда сменяющихся временных задач. Как в футболе: в каждом матче цель очевидна – победа, но матч закончен и вчерашний счёт уже неинтересен, нужно выходить и играть снова – и никогда нельзя будет сказать, что достигнута победа окончательная.
Дальше – проще. Получив заверения Любимого Друга и Учителя, что между ними не обошлось без Высочайшей Воли, Клава следующему сообщила новость Онисимову – как человеку практичному:
– Брат Орест, у нас с Учителем родится ребенок. Нужно приготовиться как-то, наверное.
Онисимов сразу же прикинул, каким образом извлечь из такой новости максимальный эффект. Подумал, что будет возможность устроить торжественные крестины – название только чуждое, но это уж – как решит Учитель, но обряд приобщения к истинному Учению так или иначе состоится, значит, последуют подарки новорожденному Внуку Божию – так что дело обещало быть выигрышным. И он ласково и фамильярно потрепал Клаву по пока ещё неоформленному животу:
– Носи и храни! Большая честь тебе доверена: родить Внука Божия. Хотя непорочного зачатия ты и не удостоена.
Клава скромно улыбнулась.
Она подумала, что зачатие и получилось почти непорочным: на приятную порочную часть Виталик тогда после болезни оказался неспособен, хорошо хоть успел впрыснуть впопыхах.
Да и Светлый Отрок пока ещё не стал удовлетворительным для женщины мужчиной, здесь тоже гордится она самым фактом, а не исполнением.
Олена прежде и не помышляла, что может стать матерью Внука Божия. Но когда узнала о счастии Клавы, когда поздравила и поцеловала от всей души, сделалось ей грустно: ведь они с Клавой пришли к Учителю вместе, так почему Он избрал не ее?!
Правда, она замечала со стыдом, что ей нравится смотреть на Серёжу, когда тот по вечерам садится с гитарой.
Должна она помнить Гаврюшу и молиться Небесным Супругам, раз уж не получилось супружество земное, а она на певца с гитарой заглядывается – грех!
И дымный город ей уже опротивел. В Шувалово немножко лучше, но все равно грязно и заразно кругом. Вспоминалась Анфиса, уехавшая на Алтай, в Горний Эдем.
В тот же вечер после венчания Клавы в малые богородицы Олена подошла у Дионисию:
– Учитель, я думаю, я уже получила Твое благословение и просветление. Благослови меня уехать.
– А куда ты собралась, сестра Олена?
– На Алтай.
– Наверное, хорошее место, – небрежно признал Дионисий, уверенный, что самое лучшее место то, в котором Он находится в данный момент.
– Да, хорошее, чистое.
Подошел Пустынцев, заехавший к ночи, как он часто делал теперь.
При всей своей привычной бдительности он не заметил, что за ним увязалась из города синяя «тойота». Да и трудно было заметить, потому что «тойота» не висела на хвосте. Нужно было только убедиться, что Пустырь приехал в привычный дом и припарковал машину у входа.
– О чем говорим? – приобнял он Олену за талию.
– Да вот, уезжает сестра на Алтай, – с капризным недоумением объяснил Дионисий.
– Приятный вояж, – и Пустынцев сильнее обнял Олену в знак поощрения. – В даль пошёл усталый караван.
– Когда мы все двинемся, тогда – караван, – бездумно возразил Дионисий.
– Исход – эфто в традициях, – шутливо подхватил начитанный Пустынцев. – Евреи – из Египта, Святое Семейство – наоборот, в Египет, Магомет – из Мекки в Медину. А чем Ты хуже Магомета?
– Я лучше, – серьезно уточнил Дионисий. – Мухаммед – пророк, а я прямой Их Сын.
Олена медлила сколько можно было, но наконец высвободилась.
Оценив серьезность Учителя, Пустынцев не стал продолжать свои шутки. Обратился к Олене:
– Ты уедешь, сестра, а мы потом приедем к тебе.
– Приезжайте все. И ты приезжай, – ответила она тоже серьезно.
– Я тебя отвезу с утра, если хочешь, – пообещал Пустынцев. – На вокзал.
– Отвези, Серёжа.
Ездить на хорошей серёжиной машине ей нравилось, что тоже, наверное, маленький грех. Гаврюша когда-то уехал в грузовике и больше не вернулся. А она – в какой-то заграничной машине!
Спустившись вниз, она зашла в пустой и темный зал, где лежала нетленная Зоя. Олена больше не увидит праведницу в гробу. Лицо Зои освещалось только слабым светом с улицы – и потому казалось особенно прекрасным. Постояв у гроба, Олена подошла к окну. Оттого что в зале было темно, очень хорошо было все видно на улице. Красивая машина Серёжи, на которой Олена завтра греховно прокатится.
Олена увидела, как к серёжиной машине подошли двое.
Один стоял, тревожно оглядываясь, а второй полез под машину – как делают шоферы, которые, бедные, чинят снизу моторы, лежа на коврике в самой грязи! Чинил он недолго, вылез, и оба быстро ушли.
Неужели такие добрые, что починили чужую машину?
Олена не знала, сказать или не сказать Серёже? Но вспомнила, как говорили в деревне после гибели Гаврюши: «Вертушку ту не иначе американцы спортили: не надо им, видать, у себя нашего товару! Очень просто: подошли и будто починили! Мы ж добрые, хорошее видим, а мериканец подполз как змей в раю.»
Снаружи ветер шатал ветви деревьев. И свет наружных фонарей перебегал по стенам – и пробежал по лицу мученицы Зои.
Олене показалось, что мученица пошевелила губами. Попыталась что-то сказать!
В испуге Олена побежала наверх. Уж если мученица пыталась заговорить – ей и сами Боги-Супруги велели!
Пустынцев что-то рассказывал, стоя перед окном, как она стояла недавно. Только Пустынцев стоял в освещённой комнате – и не видел ничего, что делается снаружи.
