Город и псы - Льоса Марио Варгас (читаем книги .txt) 📗

– Почему ты не сказал им, что это я донес на всех?

Ягуар засмеялся своим невеселым, презрительным смешком, которого Альберто не слышал с тех пор, как началась вся эта история.

В темноте послышался стремительный топот множества маленьких лап. «Его смеха боятся даже крысы», – промелькнуло у Альберто в голове.

– Ты думаешь, все такие, как ты? – сказал Ягуар. – Ошибаешься. Я не стукач и со стукачами не разговариваю. А ну пошел отсюда.

– Ты так и не скажешь им правду? – Альберто удивился своему тону: он говорил с Ягуаром уважительно, почти по-дружески. – Почему?

– Я показал им всем, что значит быть мужчиной, – сказал Ягуар. – Думаешь, мне они нужны? Да плевал я на всех и на то, что они думают. И на тебя тоже. Уходи отсюда.

– Ягуар, – сказал Альберто, – я вот что хотел тебе сказать… Мне жаль, что так получилось. Очень жаль.

– Может, поплачешь? – сказал Ягуар. – Помолчи-ка лучше. Я тебе сказал: нам с тобой говорить не о чем.

– Ну зачем ты так? – сказал Альберто. – Давай помиримся. Я скажу им, что это не ты, а я. Будем друзьями.

– Очень ты мне нужен, – сказал Ягуар. – Стукач поганый, смотреть на тебя противно, с души воротит. Пошел отсюда!

На этот раз Альберто послушался, но не пошел в казарму, а лег на траву и лежал до тех пор, пока не раздался свисток к ужину.

ЭПИЛОГ

Когда лейтенант Гамбоа открыл дверь курсовой канцелярии, он увидел, что капитан Гарридо кладет в шкаф какую-то тетрадь; капитан стоял спиной к нему, шея выпирала из-под туго затянутого галстука. Гамбоа поздоровался, капитан обернулся.

– Привет, Гамбоа, – сказал он с улыбкой. – Уже готовы к отъезду?

– Да, сеньор капитан. – Лейтенант вошел в комнату. Он был в выходной форме. Когда он снял кепи, а лбу, на висках и на затылке правильным кругом обозначилась едва заметная полоска. – Я только что простился с полковником, с комендантом и с майором. Осталось проститься с вами.

– Когда уезжаете?

– Завтра утром. Но мне еще много надо сделать.

– Становится жарко, – сказал капитан. – Летом мы испечемся, – засмеялся он. – Ну да вам-то все равно. В этих предгорьях что лето, что зима – все едино.

– Если не любите жару, – пошутил Гамбоа, – можем поменяться. Я останусь здесь, а вы вместо меня поедете в Хулиаку.

– Ни за что! – сказал капитан и взял его под руку. – Идемте, пивом угощу.

Они вышли. У дверей одной из казарм какой-то кадет с красной повязкой дневального пересчитывал белье.

– Почему этот кадет не на уроке? – спросил Гамбоа.

– А вы все за свое, – весело сказал капитан. – Какое вам теперь дело до кадетов?

– И то правда. Дурная привычка, знаете ли. Они вошли в офицерский буфет, капитан заказал бутылку пива и сам наполнил стаканы. Чокнулись.

– Я в предгорьях не бывал, – сказал капитан. – А вообще-то, наверное, там неплохо. Вы доедете туда из Хулиаки поездом или автобусом. Время от времени сможете вырываться в Арекипу.

– Конечно, – сказал Гамбоа. – Ничего, привыкну.

– Я вам искренне сочувствую, – сказал капитан. – Хотите – верьте, хотите – нет, а я вас ценил, Гамбоа. Помните, как я вас предупреждал? Знаете поговорку: «С кем поведешься…» Кроме того, запомните на будущее: об уставе можно напоминать только подчиненным, но никак не старшим по званию.

– Не надо жалеть меня, сеньор капитан. Я пошел в армию не для забавы. Что военное училище, что гарнизон – мне все равно.

– Ну, тем лучше. Не будем спорить. Выпьем. Они допили свои стаканы, и капитан налил еще. За окном простирался луг; трава подросла и пожелтела. Несколько раз мимо проскакала лама, она неслась во всю прыть, тревожно косясь умными глазами.

– Это она от жары, – сказал капитан, показывая на ламу пальцем. – Никак не привыкнет. Прошлым летом просто бесилась.

– Там я увижу много лам, – сказал Гамбоа. – А может, выучу язык кечуа [25].

– У вас нет знакомых в Хулиаке?

– Есть один. Муньос.

– Как, этот болван Муньос? Он ничего парень. Только совсем спился.

– У меня к вам просьба, сеньор капитан.

– Пожалуйста. Я к вашим услугам.

– Дело касается одного кадета. Я хотел бы поговорить с ним с глазу на глаз, за оградой. Вы можете его отпустить?

– На сколько?

– На полчаса, не больше.

– А, – сказал капитан с усмешкой. – Ясно, ясно!

– У нас с ним будет личный разговор.

– Понимаю. Хотите ему всыпать?

– Не знаю, – засмеялся Гамбоа. – Может быть.

– Это Фернандес? – спросил капитан вполголоса. – Не стоит. Его можно наказать иначе. Предоставьте это мне.

– Нет, это не он, – сказал Гамбоа. – Второй. Да и все равно вы уже ничего не можете сделать.

– Ничего? – сказал капитан. – А если он потеряет год? По-вашему, это пустяк?

– Поздно, – сказал Гамбоа. – Вчера окончились экзамены.

– Ну и что же? – серьезно сказал капитан. – Это не важно. Еще не выведены годовые отметки.

– Вы всерьез? Капитан осекся.

– Не бойтесь, не бойтесь, шучу, – засмеялся он. – Я не допущу ни малейшей несправедливости. Берите вашего кадета и делайте с ним что хотите. Только прошу: лицо не трогайте; не хочу больше скандалов.

– Благодарю, сеньор капитан. – Гамбоа надел кепи. – А теперь мне надо идти. До скорого свидания, надеюсь.

Они пожали друг другу руки. Гамбоа пошел к учебному корпусу, поговорил с сержантом и вернулся в караульную – он оставил там свой чемодан. Навстречу ему вышел дежурный офицер.

– Тебе телеграмма, Гамбоа.

Он распечатал ее и быстро пробежал глазами; затем спрятал в карман и сел на скамейку – солдаты поднялись, оставили его одного – и, уставившись на пол, застыл в неподвижности.

– Что, плохие вести? – спросил дежурный офицер.

– Нет, нет, – сказал Гамбоа. – Так, семейные дела.

Дежурный велел одному из солдат приготовить кофе и спросил Гамбоа, не хочет ли он чашечку. Тот кивнул. Немного спустя у дверей появился Ягуар. Гамбоа залпом выпил кофе и встал.

– Этот кадет выйдет со мной ненадолго, – сказал он офицеру. – Есть разрешение капитана.

Он взял чемодан, вышел на Набережную и пошел по утоптанной земле, по краю обрыва. За ним в нескольких шагах шел Ягуар. Они дошли до Пальмового проспекта. Когда ворота училища скрылись из виду, Гамбоа поставил чемодан на землю. Потом вынул из кармана бумажку.

– Что это значит? – спросил он.

– Там все ясно сказано, сеньор лейтенант, – ответил Ягуар. – Мне нечего добавить.

– Я больше не служу в училище, – сказал Гамбоа. – Почему вы обратились ко мне? Почему не явились к капитану вашего курса?

– Не хочу говорить с капитаном, – сказал Ягуар. Он слегка побледнел, и его светлые глаза избегали взгляда Гамбоа.

Поблизости никого не было. Волны шумели совсем рядом. Гамбоа сдвинул кепи на затылок и вытер лоб; красная полоса под козырьком выделялась резче морщин.

– Зачем вы это написали? – снова спросил он. – Зачем вы это сделали?

– Это вас не касается, – сказал Ягуар слабым и покорным голосом. – Ваше дело – отвести меня к полковнику. Больше ничего.

– Вы думаете, все сойдет так же легко, как в первый раз? – сказал Гамбоа. – Вы так думаете? Или, может, хотите посмеяться надо мной?

– Не такой уж я болван, – сказал Ягуар и презрительно скривился. – Просто я никого не боюсь, сеньор лейтенант, ни полковника, никого. Я защитил ребят от четверокурсников, когда мы сюда поступили. Все боялись крещения и тряслись, как бабы; я показал им, что такое мужчина. А при первом же случае они пошли против меня. Они просто жалкие твари, предатели, вот они кто. Все как один. Хватит с меня училища, сеньор лейтенант.

– Бросьте заливать, – сказал Гамбоа. – Говорите откровенно. Зачем вы написали эту записку?

– Они думают, что я предатель, – сказал Ягуар. – Понимаете? Они даже не попытались узнать правду. Как только у нас обыскали шкафы, они сразу подумали на меня, свиньи. Видели, что они написали на стенах душевой? «Ягуар стукач. Ягуар шкурник». А ведь я все делал ради них, вот что противно. Какая мне выгода? Скажите, сеньор лейтенант, ну какая? Никакой, верно? Я все делал ради взвода. Не могу я больше с ними оставаться. Они мне были как семья, а теперь… Видеть их не могу!