Хранительница тайн - Мортон Кейт (первая книга TXT) 📗
– Что-нибудь серьезное?
– Вряд ли. Думаю, она скоро будет на ногах. Она никогда надолго не оставляет своих деток.
– Такое уже случалось?
Мира улыбнулась, и тут же в ее лице мелькнула какая-то почти материнская озабоченность.
– Всем иногда нездоровится, мистер Меткаф, и миссис Дженкинс тоже. – Она помолчала, затем продолжила ласково, но твердо: – Послушайте, Джимми, дорогой, я вижу, вы за нее переживаете. У вас доброе сердце. Видит Бог, она ангел, столько делает для здешних детишек. Однако я уверена, что тревожиться не о чем, и муж прекрасно за нею ухаживает. – Мира снова заботливо улыбнулась. – Выбросьте ее из головы, ладно?
Джимми ответил: «Хорошо» – и двинулся к лестнице, но внезапно замер. Вивьен заболела, беспокоиться о ней естественно – так почему Мира советует выбросить ее из головы? И слово «муж» было произнесено с явным нажимом. С какой стати она говорит это Джимми, а не, например, доктору Томалину, который завел шашни с чужой женой?
Текста пьесы у Джимми не было, и тем не менее репетиция прошла успешно. Дети помнили свои роли и почти не ссорились, так что он даже немного возгордился, но тут репетиция окончилась, реквизит убрали, и дети потребовали сказку. Джимми ответил, что не знает сказок, а когда они не поверили, начал было сбивчиво излагать одну из историй Вивьен. Получилось ужасно, и дело могло бы закончиться бунтом на корабле, не вспомни он про «Соловьиную звезду». Дети слушали, широко открыв глаза, и Джимми впервые по-настоящему понял, сколько у него общего с пациентами доктора Томалина.
За всей этой кутерьмой Джимми совершенно позабыл про замечание Миры и, только спускаясь в фойе, вновь задумался, как развеять ее фантазии. Он подошел к столу, но сказать ничего не успел, поскольку Мира заговорила первой.
– А, вот и вы, Джимми. Доктор Томалин хочет с вами познакомиться. – Это прозвучало так, будто сам король посетил больницу и выразил желание увидеть Джимми. Мира сняла у него с воротника пушинку.
Джимми ждал, чувствуя, как к горлу подступает горечь: что-то похожее он испытывал в детстве, воображая встречу с человеком, укравшим у них маму. Минуты тянулись бесконечно. Наконец дверь у Миры за спиной открылась, и вышел почтенный джентльмен. Вся неприязнь Джимми улетучилась, осталась легкая растерянность при виде седых, коротко стриженных волос и очков с такими толстыми стеклами, что голубые глаза за ними казались размером с блюдце. Лет джентльмену было все восемьдесят, если не больше.
– Значит, вы и есть Джимми Меткаф, – сказал доктор, пожимая ему руку. – Ну как вам у нас?
– Спасибо, сэр, замечательно, – выговорил Джимми, силясь понять, что это означает. Возраст доктора не то чтобы совсем исключал роман с Вивьен Дженкинс, и все же…
– Полагаю, вам тут нелегко, – продолжал доктор, – с двумя такими строгими дамами, как Мира и миссис Дженкинс. Она ведь внучка моего старого друга, маленькая Вивьен.
– Я не знал.
– Вот как? Теперь будете знать.
Джимми кивнул и выдавил улыбку.
– Главное, что вы делаете огромную работу, помогая нам с детьми. Спасибо вам большое.
Доктор кивнул и ушел к себе в кабинет, немного приволакивая левую ногу.
– Вы ему понравились, – сказала Мира, глядя на Джимми округлившимися глазами.
Тот по-прежнему пытался отделить подозрения от реальности, поэтому ответил рассеянно:
– Вот как?
– О да.
– Почему вы так решили?
– Он вас заметил. Обычно взрослые ему не интересны. Он предпочитает детей. Так было всегда.
– Вы давно его знаете?
– Я работаю с ним последние тридцать лет. – Мира гордо выпрямилась и поправила крестик в декольте. – И можете мне поверить, – продолжала она, глядя на Джимми поверх очков, – он не очень-то пускает сюда взрослых. Вы – первый.
– За исключением Вивьен, разумеется, – ответил Джимми. Он надеялся, что уж Мира-то сможет прояснить ситуацию. – Я хотел сказать, миссис Дженкинс.
– Да, конечно, конечно. Но ее он знает с детства, так что это другое. Он ей как дедушка. И вообще, я уверена, это ей вы обязаны тем, что он уделил вам время. Наверняка она замолвила за вас словечко. – Мира прикусила язык. – Так или иначе, вы ему понравились. А теперь, разве вам не пора идти делать снимки для той газеты, которую я буду читать завтра утром?
Джимми шутливо отдал честь, чем вызвал ее улыбку, и зашагал прочь.
Голова у него шла кругом.
Долли ошиблась. Ошиблась, несмотря на всю уверенность в собственной правоте. А сама Вивьен – Джимми затряс головой, ужасаясь тому, что о ней думал, за что ее осуждал, – не изменяет мужу. Она просто хорошая женщина, отдающая свое время бедным обездоленным детишкам.
Поразительное дело: все, во что он так свято верил, оказалось неправдой, но Джимми ощущал странную легкость. Ему не терпелось обо всем рассказать Долл: нет надобности продолжать их затею, Вивьен ни в чем не виновна.
– Кроме того, что плохо обошлась со мной, – сказала Долли, выслушав его рассказ. – Но, как я поняла, вы теперь такие добрые друзья, что это ничего не значит.
– Прекрати, Долл. Все совсем не так. – Джимми нагнулся над столом и накрыл ладонями ее руки. Он старался говорить спокойным веселым голосом, словно подразумевая: «Это был неудачный розыгрыш, пора с ним кончать». – Я помню, как плохо она поступила, и мне в ней это очень неприятно. Однако твой план… он просто не сработает. Ее совесть чиста – она прочтет письмо и посмеется. Может быть, даже покажет мужу, чтобы посмеяться вместе.
– Ничего подобного. – Долли высвободила руки и сложила их на груди. Она не хотела признавать поражение – то ли из упрямства, то ли потому, что ей некуда было отступать. – Ни одна женщина не захочет, чтобы муж хоть на миг заподозрил бы ее в неверности. Она заплатит.
Джимми достал сигарету и закурил, глядя на Долли сквозь пламя спички. В прежние дни он мог бы поддаться – в те дни, когда из-за слепой любви не замечал ее недостатков. Однако теперь все было иначе. В тот вечер, когда Долл ответила ему отказом и вышла из ресторана, его сердце разбилось. Со временем боль утихла, остался лишь тоненький шрам – как на вазе, которую мама швырнула об пол после чая в «Либерти». Отец склеил осколки, и ваза стала почти как прежняя – только при некотором освещении становились видны трещины. Джимми по-прежнему любил Долли – для него верность была так же естественна, как дыхание, – но сейчас, глядя через стол, подумал, что в эту минуту она ему не нравится.
Вивьен вернулась. Через неделю Джимми вошел в мансарду и увидел ее в окружении галдящих детей. И тут произошло нечто совершенно неожиданное: он обрадовался. Даже не просто обрадовался: мир вдруг стал чуточку светлее.
Застыв на пороге, он сказал:
– Вивьен Дженкинс.
Она подняла голову, глянула ему в глаза и улыбнулась.
Вот тут-то Джимми понял, что дело плохо.
26
Все пятьдесят семь минут – каждая из них тянулась нескончаемо – Лорел расхаживала по саду Нью-колледжа. Когда двери наконец отперли, она чуть не поставила рекорд скорости, протискиваясь среди других входящих, словно покупатель в день послерождественской распродажи. Бен, войдя в читальный зал архива и обнаружив ее уже за столом, пошутил: «Я, случаем, не запер вас здесь по ошибке?»
Лорел заверила, что нет, и принялась проглядывать первый дневник за тысяча девятьсот сорок первый год, ища упоминаний о чем-нибудь, из-за чего мамин план мог пойти наперекосяк. В первые месяцы года Вивьен почти не упоминалась, если не считать кратких записей, что Кэти отправила ей письмо, и невнятных замечаний в духе «у миссис Дженкинс по-прежнему никаких перемен», но начиная с пятого апреля тысяча девятьсот сорок первого все несколько оживилось. В этот день Кэти сделала запись:
Сегодня почта доставила известия от моей юной подруги Вивьен. По ее меркам это очень длинное письмо, и с первых строк я заметила явную перемену в тоне. Сперва я порадовалась, что в ней пробудился прежний дух, и у меня мелькнула надежда, что там наконец все хорошо. Но нет, в письме не было ни строчки о семейном очаге, только пространный рассказ о волонтерской помощи доктору Томалину в его лондонской больнице для детей-сирот. Как всегда, Вивьен закончила просьбой уничтожить письмо и не упоминать ее работу в ответе.
