Человеческое животное - Олафсдоттир Аудур Ава (лучшие книги без регистрации TXT, FB2) 📗
— Как густой туман, — говорит сестра.
В квартире давно нужно навести порядок, и сестра многократно вызывалась помочь.
— Не квартира, а магазин Красного Креста. Или склад антикварной лавки, — говорит она и предлагает, чтобы ее муж вывез все лишнее.
До переезда сюда я некоторое время снимала жилье в разных районах города, и зять однажды перевозил мою кровать и несколько коробок с книгами на черном, отполированном до блеска минивэне ритуального бюро.
Я сплю на полуторной кровати из тика, унаследованной от двоюродной бабушки, в спальне еще письменный стол, за которым она копалась в бумагах после выхода на пенсию, а также два ночных столика и комод из тика. В углу, рядом с гладильной доской, на полу стоит старый компьютер — это я убедила бабушку его купить и даже попыталась научить им пользоваться. Он напоминает маленький кинескопный телевизор. В гостиной полки из тика, старый телевизор на подставке и обеденный стол тоже из тика.
— Тик и плюш, плюш и тик, — говорит сестра.
На полу в гостиной ковер с желтыми розами, а над телевизором полка с двумя фарфоровыми собачками, между которыми наша с тезкой фотография, сделанная, когда я получала диплом акушерки: я обнимаю двоюродную бабушку, она улыбается до ушей, едва достает мне до плеча. По такому торжественному случаю на ней черное платье с серебряным отливом, нитка жемчуга и серьги, я в синем брючном костюме.
Из гостиной и кухни вид на кладбище, окно спальни выходит на задний двор с мусорными контейнерами. Там растет старый двуствольный клен.
В нижнем ящике комода хранятся бабушкины принадлежности для шитья: коробка с пуговицами, еще одна с булавками и три подушечки с иголками. Пуговицы в металлической коробочке из-под швейцарского шоколада, на ней высокие горы, ели на заснеженных склонах, полная луна, мерцает снег. Во втором ящике ее украшения, а в шкафчике в ванной комнате помада, пудра и парфюм. В гардеробе на одной стороне штанги висит моя одежда, на другой — ее нарядные платья. Я вытираю посуду бабушкиными полотенцами и пользуюсь ее электрическим чайником, на окнах занавески, которые она сшила и повесила еще в семидесятых. Холодильнику сорок лет, но он не течет. Когда я въехала, нашла в кухонном шкафу полпачки печенья с кремом, пакет фиников, суп из цветной капусты и пять неоткрытых банок консервированных груш и персиков.
В квартире все напоминает о том, что бабушка была рукодельницей. Вышитые подушки на стульях и креслах — сестра насчитала семнадцать, масса сонеток и вышитых скатертей. На подушках бабушка вышила жемчужины нашей природы, а также образцы исландской флоры — лесную герань, одуванчик и дриаду. Однако прежде всего внимание приходящих в эту квартиру привлекает большой гобелен над диваном, на нем изображена Дева Мария, кормящая грудью младенца Иисуса. Мария в красном плаще с синей подкладкой, она смотрит на младенца, сидящего у нее на коленях на бархатной подушке бутылочно-зеленого цвета. Младенец обнажен, если не считать набедренной повязки, он оторвался от груди матери, поднял голову и поднес ко рту большой палец. Грудь и то, как Мария держит ее и дает младенцу, — центр композиции. Насколько я могу судить, ребенку пять месяцев. Одни детали интересовали бабушку явно больше, чем другие, прежде всего грудь. В то время как другие элементы выполнены просто, почти небрежно: грубая пряжа, лаконичные цвета, например, два безногих ангела в верхних углах, — для груди бабушка использовала несколько видов игл и нитки разных оттенков. И если другие детали кажутся плоскими, то грудь явно выделяется, можно сказать, она трехмерная, хотя я не хочу заходить так далеко, как сестра, и не говорю о плоти. Больше всего бабушка явно работала над соском, использовала разные оттенки розового и наложила нити друг на друга в несколько слоев, и теперь он бросается в глаза, подобно кнопке домофона в темноте.
Как выражается сестра, гостиной правит грудь.
За исключением вышивки и оранжевых виниловых обоев на одной стене гостиной, все остальное — мебель, предметы интерьера и занавески — в разных оттенках коричневого: светло-коричневое, темно-коричневое, красно-коричневое, янтарное.
За четыре года, прошедшие со смерти двоюродной бабушки, я мало что поменяла в квартире. По правде сказать, ничего.
Оглядываю спальню и вижу, что она похожа скорее на кабинет с письменным столом и бабушкиными бумагами повсюду. Это, однако, не мешает мне иногда оставлять гостей на ночь. Обстановка почти никого не волнует.
Два сердца
Вчера вынула из морозилки два бараньих сердца, положила на тарелку и поставила в холодильник. Я довольно редко ем мясо, но сердце ягненка— недорогое блюдо, которое двоюродная бабушка иногда готовила, когда мы жили вместе. Открываю холодильник и достаю сердца, свет образует треугольник на кухонном полу. Промываю сердца в мойке под холодной струей и слышу, как внизу открывается и закрывается входная дверь, на лестничной клетке раздаются шаги. Кто-то поднимается и, похоже, останавливается у моей квартиры. Шебуршится у двери и берется за ручку. Сомнений быть не может: кто-то пытается вставить ключ в мой замок. Я выключаю воду и вытираю руки. Уже собираюсь выйти, когда раздается стук в дверь.
На лестничной площадке стоит бледный усталый мужчина, вокруг шеи дважды обмотан шарф. Рядом с мужчиной чемодан. Мужчина держит в руке ключи, здоровается и извиняется за беспокойство. Говорит он по-английски, объясняет, что ищет квартиру, которую снял на праздники. Парень с мансарды иногда сдает туристам квартиру, но в последнее время редко. Он играет на бас-гитаре в группе, и мы с соседкой с нижнего этажа договорились с ним, чтобы дома он не включал усилитель. Несколько дней назад я как раз на него наткнулась, он сказал, что на Рождество уедет к матери, но ни слова о том, что сдал квартиру.
Объясняю мужчине, что он перепутал этаж.
Имя двоюродной бабушки до сих пор значится рядом со звонком, замечаю, что пришелец старается его прочесть. Я оставила бабушкино имя, а свое добавила ниже.
— Это третий этаж. Ваша квартира на мансардном этаже.
Мужчина благодарит, снова извиняется, говорит, что провел в пути тридцать три часа, не выспался. И добавляет:
— Я живу на другой стороне планеты. Против солнца.
Он смотрит мне через плечо, вглядываясь в темноту.
— Свет неисправен, — объясняю я.
Закрываю двери и снова принимаюсь очищать сердца от жира и сосудов. Закончив, режу на куски и обваливаю в муке. Когда выкладываю на сковородку, слышу, как звонит телефон. Он в коридоре, в кармане куртки.
Это сестра; включаю громкую связь и кладу телефон на кухонный стол. Она спрашивает, что я делаю, отвечаю, что готовлю.
Она спрашивает, переключен ли телефон на громкую связь. Я подтверждаю.
Затем она хочет знать, что у меня сегодня на обед.
— Сердца.
— И как ты их приготовишь?
— Пожарю с луком на сковородке.
— На растительном или на сливочном масле?
— На растительном.
— В муке обваливаешь?
— Да. А еще солю и перчу.
Сковородка и банка с мукой из запасов двоюродной бабушки. Банка эмалированная, на ней нарисованы котята.
Говорю сестре, что, поджарив сердца, добавлю воды и четверть часа потушу под крышкой.
— А что на гарнир?
— Вареная картошка.
Затем сестра хочет знать, по-прежнему ли у меня проблемы с электричеством. Отвечаю, что могу использовать только две конфорки.
— Иначе выбивает пробки. И только что перегорела вторая лампочка в коридоре.
Заканчивая чистить картошку, рассказываю сестре, что в тот же момент иностранный турист перепутал этаж и постучал в мою дверь.
Она спрашивает, откуда он, отвечаю, что не спросила, но он провел в пути больше тридцати часов.
— Он сказал, что живет против солнца, — добавляю я.
— В Австралии, — предполагает сестра. — Он был один?
— Да.
— А ты спросила, что он делает в нашей стране?
— Нет, не спросила.
— Ты сообщила ему прогноз погоды?
