Рассказы - Лимонов Эдуард Вениаминович (читать книги регистрация TXT) 📗
ТВ работал, и я поставил его на тот же рок-видео-канал и… опять увидел Майкла Джексона…
«Кого убили? – спросила Эвелин Луиса… – Неужели?» – Потом она долго слушала Луиса, сделав сочувственное лицо.
Я, глядя на Майкла Джексона, представлял себя и его в одной постели. Какой он тоненький, какой он прекрасненький, думал я. И вдруг я заплакал.
«Что с тобой, Эдуард?» – спросила Эвелин, оторвавшись от трубки.
«Ничего, – ответил я, шмыгнув носом. – Драгс». – И чтобы не расстраиваться, убрал Майкла Джексона. Черно-белые злодеи крались среди плохо видимых кладбищенских плит.
«Я познакомлю тебя с Луисом, – пообещала мне Эвелин, повесив трубку. – Он живет на Нижнем Ист-Сайде. Полиция застрелила одного парня, которого мы оба хорошо знали. Вчера. Луис мой партнер, – сообщила она доверительно, приползла ко мне и обняла меня за ноги. – Мы вместе работаем. Он замечательный парень». Она поверяет мне свои секреты. Это следует оценить, подумал я и погладил ее по мелко завитой шевелюре.
«Луис утверждает, Эдуард… – она засмеялась, – что нож выглядит куда страшнее револьвера. Как ты считаешь?»
«Разумеется, пуэрториканец прав, – сказал я. – Быть неаккуратно порезанным почему-то страшнее, чем опасность того, что в тебя выстрелят и сделают в теле аккуратную маленькую дыру. Опять же лицезреть блестящее холодное лезвие – удовольствие не из приятных. Б-р-р!»
«Пуэрториканцы очень любят ножи».
«Как некоторые любят пизду», – подытожил я и, поставив ее на колени, влез вначале в ее пизду рукой, а потом вставил туда член. Злодеи в ТВ, быстро мелькая лопатами, вырывали гроб из земли.
На следующий день, около 11 часов, разваливаясь на части от усталости, мы понюхали кокаина, влезли в «бьюик», и она отвезла меня в Иммигрэйшан Сервис на Федеральной площади, где у меня был в тот день апойнтмент.
«Позвоню тебе вечером», – сказал я ей, прикрывая дверцу машины… Я не позвонил ей вечером и не позвонил ей никогда. Зачем, ей-Богу? Следующая наша встреча была бы неинтересна. И я и она, мы присовокупили друг друга к нашим альбомам воспоминаний, и, возможно, сейчас, в Нью-Йорке она как раз рассказывает подруге: «Был у меня однажды и русский парень. Он был писатель…»
Американские каникулы
Очевидно, прожить жизнь так, чтобы никого не обидеть, невозможно. Я обидел в свое время немало людей. Я уже обидел нескольких прототипов, личностей, послуживших мне прототипами для героев моих книг, они уверены, что они на самом деле совсем не такие, какими я «их» изобразил. Одни обещают меня убить, другие подать на меня в суд. Прототипы помягче грозятся просто избить писателя.
Еще я обидел множество женщин. Одна женщина очень обидела меня в этой жизни, и несколько обидели меня несерьезно. Зато я обидел целый батальон женщин. И, наверное, придется обидеть еще столько же.
Сегодня я получил письмо из маленького городка в Калифорнии – сухой ответ на мою новогоднюю открытку. Среди десятка аккуратных, но злых строчек, были и следующие:
«Катрин сообщила мне, что ты не писал, потому что не хотел давать мне „ложных надежд“. Не беспокойся, у меня нет никаких надежд по отношению к тебе, и я, представь себе, очень-очень счастлива в эти дни, счастливее, чем в целые годы».
«Эй-эй, легче, пожалуйста, – подумал я. – Легче. Что я тебе сделал?
Обокрал? Ну счастлива, я рад. Я вот, к сожалению, все еще несчастлив».
Я попал в небольшой приморский городок в Калифорнии случайно. Так же случайно я уже попадал в него до этого два раза – в 1978 году на несколько часов только, и в 1980 году я переночевал в этом городке две ночи. Может быть, все запрограммировано «у них» там где-то в самом большом компьютере, вместе с конструкциями слона, кита, с генетическим моим кодом вместе запрограммирована и моя судьба, и где и кого мне следует встретить, и в какой городок или столицу приехать.
После интернациональной литературной конференции в Лос-Анджелесе, оставив позади, нужно признаться, с некоторым сожалением, отель «Хилтон», профессоров и литературных «группи», я вместе с двумя приятелями-писателями, от нечего делать, впереди было целое лето, деньги у меня были, я удалялся в автомобиле на север.
Было чудесное майское утро, солнечная Калифорния была солнечной, в открытое окно автомобиля врывался дикий ветер, сметая даже мой упругий армейский ежик, и жизнь была на подъеме. Тогда же в автомобиле я выкурил последнюю в жизни сигарету и выбросил окурок в окно, чего в пересушенной Калифорнии, с ее частыми пожарами, делать нельзя, 100 долларов штраф. Бросил курить от избытка чувства жизни. От избытка счастья этим майским днем. И не курю до сих пор.
Спустя, кажется, семь часов мы оказались в этом городке. Было уже темно, так как по пути мы останавливались часа на два пообедать в немецком ресторане. Минут через несколько после того, как мы съехали с хайвея номер пять, луч наших фар при повороте вырвал из темноты испуганно застывшее у зеленой изгороди чьего-то дома небольшое грациозное стадо оленей…
Один из двух писателей уже полгода жил в этом городке, но остановиться всем нам в тесной квартире, которую он снимал, явно было бы стеснительно, – пришлось бы спать на полу, посему мы, выпив лишь по бокалу вина в его жилище, опять загрузились в машину и отправились к одной из его знакомых, дабы разместиться там на ночлег.
Все эти размещения и передвижения будут скучны тебе, читатель, ты сотни раз уже читал, наверное, как разъезжают на автомобилях по Калифорнии писатели или их герои, потому я хотел бы представить тебе лишь самое основное – экстракт происшедшего, то, ради чего я и вставил бумагу в пишущую машинку, а именно – мою встречу с Джули, 26, американской девушкой шведско-немецкого происхождения. В результате этой встречи я остался в городке на два месяца, и приобрел опыт, которого у меня еще до этого не было, а именно, опыт совместной жизни с необыкновенно «порядочной» женщиной, невероятно положительной, и уравновешенной, и религиозной тоже – в ее апартменте я насчитал три (!!!) Библии. И приобретя этот опыт, я стал еще чуть-чуть грустнее.
Рослая, с простоватым, но красивым лицом, с русыми, как мы, русские, говорим, волосами до талии, она вышла ко мне из темноты, буквально из зарослей, и такую, в летнем платье цветами, в платье-сарафане без рукавов, я затащил ее в мою жизнь, а когда она мне наскучила, я выбросил ее из моей жизни одним достаточно холодным утром в конце июля. И я шел по бетонированному полю местного маленького аэродрома, а она стояла в дверях и посылала мне вслед воздушные поцелуи. У нее было растерянное лицо.
У нас, у живых существ, называемых людьми, естественно, все временно. И только степень временности отличает одну связь от другой, встречу и встречу. Некоторые лица остаются в нашей жизни надолго, другие же всего лишь на момент – на ночь, на неделю, на год. Одни лица нам не хочется отпускать, от других мы избавляемся с облегчением, но в любом случае, оглядываясь назад, я вижу, я вдруг понимаю, что жизнь – это очень грустный бизнес. Я ввалился в ее жизнь вдруг из ночи с моим большим шикарным европейским чемоданом, пишущей машинкой и сумкой, полной рукописей. Я устроился спать на диване в ее ливингрум, не очень спрашивая ее согласия на это, и спал там шесть ночей один. Ровно шесть ночей понадобилось мне на то, чтобы разрушить добродетель лютеранки в 1981 году и перебраться на седьмую в ее спальню. Шесть ночей требуется на то, чтобы взять крепость между ног очень порядочной женщины сейчас, читатель. Я не знаю, много это или мало? Я никогда не воображал себя Казановой, мне девушка, к которой я сам навязывался на постой, понравилась. Сказать, что я сознательно обманул ее, притворился влюбленным, было бы неправдой. Я приехал в Соединенные Штаты после тяжелой, с несколькими депрессиями, зимы в Париже, с твердым решением в ближайшее же время найти себе постоянную подругу жизни. Джули – учительница, только что (в феврале) сбежавшая от алкоголика, с которым она прожила два года, спасая его, вполне подходила для этой роли. И в конце июля мне все так же было ясно, что она подходила в подруги жизни, как никакая другая женщина. Это я не подходил.