Тихие дни в Клиши - Миллер Генри Валентайн (читать хорошую книгу TXT) 📗

Услышав это. Карл, стоявший в дверях, начал судорожно объяснять мне знаками, что у нашей гостьи не все дома. Девушка, рывшаяся в сумке в поисках своих стихов, внезапно подняла глаза и, поймав его полный замешательства взгляд, без тени смущения, спокойно и хладнокровно констатировала, что мой приятель не в своем уме. — У вас есть биде? — спросила она, не меняя интонации. — Я взяла с собой одно стихотворение; прочту вам чуть попозже. В нем воссоздан сон, который приснился мне на днях. — С этими словами она встала и не спеша сняла блузку и юбку. — Скажи своему другу, чтоб был готов, — обратилась она ко мне, выдергивая заколку из волос. — Я начну с него.

Тут Карл невольно вздрогнул. Судя по всему, ее манера себя вести путала его все больше и больше; в то же время он с трудом сдерживался, чтобы не разразиться гомерическим хохотом.

— Подожди минутку, — проговорил он. — Сначала выпей, потом вымоешься. Глоток не помешает. — Он проворно извлек из буфета бутылку и налил ей полный стакан. Она опорожнила его залпом, точно стакан воды.

— Сними с меня туфли и чулки, — распорядилась она, облокотившись о стену и протягивая стакан за новой порцией. — Се vin est une saloperie, [13] — добавила она тем же невозмутимым тоном, — но я к нему привыкла. Надеюсь, у вас наберется две сотни франков? Мне нужно ровно двести. Не сто семьдесят пять и не сто восемьдесят. Дай-ка руку… — Она завладела рукой Карла, безуспешно боровшегося с ее подвязкой, и возложила ее на густую поросль между ног. — Находятся дураки, предлагающие пять тысяч, ни больше ни меньше, только за то, чтобы потрогать это место. Ну, мужчины, что с них возьмешь… А ты можешь сделать это бесплатно. Ну-ка, плесни мне еще. Оно не такое противное, если глотнуть побольше. Который час?

Не успела она скрыться за дверью ванной, как Карл преобразился. Он хохотал как одержимый, хохотал и не мог остановиться. Все дело заключалось в том, что он был до смерти напуган и не мог этого скрыть.

— Пожалуй, воздержусь, — сказал он. — А то еще откусит, чего доброго… Слушай, давай-ка уберем ее отсюда. Дам ей пятьдесят франков и посажу в такси.

— Вряд ли она так легко отпустит тебя на покаяние, — заметил я, наслаждаясь его растерянностью. — У нее дело на уме. К тому же, если она действительно не в себе, может, она и не вспомнит о деньгах.

— Ей-богу, Джо, а ведь это мысль! — отозвался он, вмиг оживившись. — Мне это как-то не пришло в голову. У тебя законченно криминальный склад ума. Только слушай: не оставляй меня с ней наедине. Просто поглядывай в нашу сторону — ей же все до лампочки. Ей впору и с кобелем трахнуться, стоит только попросить. Лунатичка.

Я облачился в пижаму и залез в постель. Однако время шло, а она никак не появлялась из ванной. Мы оба забеспокоились.

— Сходи узнай, что там с ней, — сказал я Карлу.

— Сам сходи, — отозвался он. — Я ее боюсь. Поднявшись, я постучал в дверь ванной.

— Войдите, — отозвалась она тем же ровным, невыразительным голосом.

Я открыл дверь. Раздетая донага, она стояла ко мне спиной. Запечатлевая губной помадой на стене очередной из своих шедевров.

Мне не оставалось ничего другого, как призвать на помощь Карла.

— Ну, совсем сбрендила, — выдавил я из себя. — Расписывает стены своими стихами.

Пока Карл зачитывал вслух написанное, мне на ум пришла действительно блестящая мысль. Она требует двести франков. Хорошо. У меня денег не было, но у Карла, я подозревал, не могло не быть; как-никак ему выдали жалование всего день назад. Я был уверен, что, заглянув в том с «Фаустом», стоящий в его комнате, обнаружу между страницами две или три стофранковые ассигнации. Карлу было неведомо, что я знаю о существовании его засекреченного хранилища. Я и набрел-то на него совершенно случайно, в один прекрасный день роясь по полкам в поисках словаря. В том, что «Фауст» продолжал оставаться его тайным загашником, я не сомневался, ибо позднее не раз удостоверялся в верности своего открытия. Был даже период, когда целых два дня я проголодал заодно с ним — и ничем не обнаружил своей осведомленности о его секретах. Больше всего меня интриговало тогда, как долго он сможет от меня таиться.

Мой мозг заработал с лихорадочной быстротой. Надо будет всеми правдами и неправдами завлечь их обоих в мою комнату, достать деньги из тайника, всучить ей, а затем, воспользовавшись ее очередным походом в ванную, извлечь их из ее сумки и водрузить обратно в чрево гетевского «Фауста». Не стоит препятствовать Карлу наградить ее теми пятьюдесятью франками, о которых он обмолвился; пусть себе идут в уплату за транспорт. Что до двух сотен, то она вряд ли хватится их до утра; коль скоро она действительно не в своем уме, она о них и не вспомнит, если же наоборот — по всей видимости, заключит, что обронила ассигнации в такси. Каково бы ни было истинное положение дел, из этого дома она выйдет так же, как вошла в него, — в состоянии транса. Ни малейшей вероятности того, что на обратном пути ей взбредет в голову выяснять его местонахождение, я не допускал.

Замысел сработал без сучка и без задоринки — с той лишь поправкой, что прежде, чем отправить нашу гостью восвояси, нам обоим пришлось ее трахнуть. Произошло это абсолютно спонтанно. К вящему изумлению Карла, я выложил ей две сотни франков, напутствуя его присовокупить к ним еще пятьдесят на такси. Она с головой ушла в сотворение нового поэтического шедевра — на этот раз с помощью карандаша и листа бумаги, предварительно выдранного из книжки. Я сидел на диване, а она, отвернувшись, стояла нагишом у стола; таким образом ее зад оказался совсем вровень с моим лицом. Внезапно меня разобрало любопытство: интересно, прервет она свое увлекательное занятие, если я суну палец в ее щель? Каковое действие я и проделал как можно более деликатно, словно расправляя нежные лепестки розы. Она невозмутимо продолжала строчить, не поощряя, но и не отвергая мое вторжение, лишь чуть пошире расставила ноги — как я заключил, из заботы о моем удобстве. В тот же миг я почувствовал непобедимую эрекцию. Вскочив с дивана, я придвинулся вплотную и изо всей силы вошел в нее. Она перегнулась над столом, не выпуская из рук карандаша.

— Веди ее сюда, — послышалось со стороны Карла, лежавшего (а точней сказать — вертевшегося утрем) на кровати. Развернув ее на сто восемьдесят градусов, я заполнил ее спереди и, легонько приподняв над полом, повлек к постели. Карл немедленно обрушился на нее всем телом, похрапывая, как дикий кабан. Я выжидал, пока он получит свое, а затем снова вошел в нее сзади. Когда все было кончено, она попросила еще выпить и, не успел я наполнить стакан, разразилась хриплым, невеселым смехом. Это был жуткий, нездешний смех; такого мне еще не доводилось слышать. Внезапно она умолкла, спросила карандаш и бумагу, затем что-нибудь твердое, на чем можно писать. Села, опершись ногами на край постели, и принялась сочинять новое стихотворение. Записав две или три строчки, она попросила подать ей револьвер.

— Револьвер! — взвизгнул Карл, с проворством кролика спрыгивая с кровати. — Какой револьвер?

— Тот, что в сумке, — ответила она спокойно. — У меня появилось желание кого-нибудь пристрелить. Вы же словили свой кайф за две сотни франков. Теперь моя очередь. — И с этими словами нырнула за сумкой. Набросившись с двух сторон, мы повалили ее на пол. Она кусалась, царапалась и брыкалась что было сил.

— Посмотри, есть ли в сумке пистолет, — выдохнул Карл, не давая ей подняться с земли. Я рывком стянул сумку со стола и тут же убедился, что револьвера в ней нет и в помине; одновременно я выхватил оттуда обе кредитки и накрыл их пресс-папье.

— Принеси-ка водички, да поживее, — сказал Карл. — По-моему, у нее сейчас начнется припадок.

Я подбежал к умывальнику, доверху наполнил графин водой и выплеснул ей на голову. Она фыркнула, отряхнулась, дернулась всем корпусом, точно вытащенная из воды рыба и, выдавив из себя кривую улыбку, проговорила: