Память (Книга вторая) - Чивилихин Владимир Алексеевич (онлайн книги бесплатно полные TXT) 📗
— Удивительное совпадение! — сказала мне дочь. — Оказались рядом на консультации и живем рядом! Катя едет на проспект Мира.
— Правда что редкое совпадение, — пришлось согласиться мне.-Едем, только через улицу Жданова-потеряем несколько минут, прокатимся с Катей…
Девчонки засмеялись нежданному словосочетанию, и я был рад, что они услышали его, особенно за дочь рад, потому что она подала заявление на филологический. Как-то постепенно у нее это решилось-изучать сербскохорватский язык и литературу, с азов македонский, польский, древнегреческий и старославянский, продолжать английский…
— Сам же говорил, что из славянских языков сербскохорватский ближе всех древнерусскому!
— Это не я говорил. Это академик Корш говорил, когда разбирал ритмику и строй «Слова о полку Игореве».
— Тем более.
— А Пушкин насчет частицы «ли» в «Слове» писал, что доныне в сербском языке сохраняет она те же знамепования.
— Вот видишь!
В нашем небольшом семействе царит ничем не ограниченный культ «Слова» и его автора.
— И «Святославлич», «Гориславлич» — архаичные славянские лексические формы, имеющие соответствия в сербскохорватском.
И она, конечно, знала, что ее дальняя родственница историк Мария Михайловна Богданова на Бестужевских курсах изучала языки, литературу и историю западнославянских народов.
— Кроме того, я разберусь в истории западных и южных славян, а то тебе все некогда! И родина сербскохорватского языка удивительно интересна, и наш предок принял когда-то в общество Соединенных славян единственного серба, и…
— Ну, это Иван Горбачевский считал Викентия Шеколлу сербом, а я не перепроверял.
— Хорошо, я найду время и проверю!
Что ж, у нее пятерочный аттестат и языки вроде бы идут; к концу нашего месячного пребывания в Польше она уже начала немного почитывать и поговаривать на польском, найдя этот язык мелодичным и красивым, несмотря на обилие шипящих и трудные в произношении группировки согласных.
— И еще наш предок со своими товарищами мечтал соединить всех славян в дружную семью…
Короче, аргументов в пользу выбора специальности набралось предостаточно, и-в добрый бы час!.. А пока едем по московским улицам к центру-они просторны еще, но вот поток встречных и попутных машин погустел, улицы словно сузились.
— Удивительное совпадение! — услышал я голос дочери. — Па! Катя, оказывается, тоже играет и у нее тоже есть собака.
Плохое совпадение — хорошо вроде бы живем, пианино и собак держим, но стандартно, даже в мелочах одинаково.
— Катя тоже на филфак мечтает? — спросил я, ожидая очередного удивительного совпадения.
— Нет, я на исторический.
— А что думаешь изучать?
— Конечно, русскую историю!
— Почему именно русскую?
Серый глаз в зеркальце исчез, ответа я не дождался. Пересекли Садовое кольцо. Как всегда в таких случаях, мне хотелось мимоходом порассказывать Иринке, чего сам знал о памятных строениях по сторонам, на которых отложилась родная история — имена, даты, события, но за спиной слышался неостановимый девчоночий щебет об учителях, подружках, кино, гребле, лыжах н прочем, что мнг было неинтересно, и я перестал слушать — пусть пощебечут, однако, отдохнут от событий и дат, скоро им станет на до щебета…
А я для себя решил объехать Кремль-это на досуге всегда прекрасный десятиминутный праздник.
С моста вырастают башни Антонпо Солярио, потом на мгновение околдовывает бессмертное творение Бармы Постника… Смотрю вперед, на дорогу, но уголком глаза вчжу недавно раскрытые и уже неотъемлемые от Москвы архитектурные сокровища Зарядья-Варвара с классическими портиками на обе стороны, английское подворье-XVI век! Эго Петр Дмитриевич Барановский, когда его привели сюда, на руины старых кирпичных стен, пощупал их руками, погорбился, пощурился и первым сказал: «Шестнадцатый, можете не проверять», а вскоре нашли нож английской работы и пломбы… Максим Блажен— ный, колокольня и собор Знаменского монастыря возвысились следом, братские кельи, палаты бояр Романовых, Георгий, Китайгородская стена, а за чужеродной гостиницей, загородившей полнеба, считай, почти не видно маленького белоснежного чуда со сложным именем — церкви Зачатия святой Анны, что в углу Зарядья…
Девчонки щебетали, не замечая ничего, кроме себя, и я, сделав большой круг, вернулся опять к Кремлю по Большому Каменному мосту. Вот за его выгибом возник, как старая умная сказка, непревзойденный Баженов, потом Бове, Казаков с Жилярди, Жолтовский, опять Казаков, снова Бове, Шервуд, Мюр и Мерилиз, Валькот с мозаикой Врубеля, Монигетти, Померанцев… Площадь Дзержинского, Кузнецкий мосг, улица Жданова.
— Ира, — не выдержал я под конец. — Вон за тем домом стоит, между прочим, Никола-в-Звонарях. Там интересный декор поверху, а в куполе круглые люкарны, как в первом, никоновском, шатре Воскресенского собора. Проектировал и строил русский архитектор Карл Иванович Бланк.
— Сейчас посмотрим.
— А его дочь Екатерина Карловна была матерью декабриста Николая Басаргина…
— Удивительное совпадение, — задумчиво проговорила Ирина. — Матерью нашего предка-декабриста, тоже Николая, была тоже Карловна, только Виктория. Француженка.
— Этого не может быть! — воскликнула вдруг Катя.
— Почему же? -удивилась дочь.
— Просто этого не может быть,-решительно встряхнула волосами Катя, но Иринка пообещала:
— Сейчас я тебе все объясню!
Оставив их объясняться, я зашел в магазин, чтоб взглянуть на книги, но так как интересных новинок не было, то быстро вернулся к машине.
— Ты сейчас узнаешь самое удивительное! — взволнованно сказала дочь.Катя, оказывается, тоже четырежды правнучка одного из декабристов, погибших в Сибири!
— Н-но! Кого же?
— Василия Петровича Ивашева.
— Ивашева, — поправила Катя.
— Не может этого быть! — вскричал в свою очередь я.
— Может, — засмеялась девушка. — И он до самой смерти дружил с Николаем Басаргиным, который был крестным отцом всех его детей.
— Верно, — подтвердил я, трогая машину, в которой вдруг оказались два потомка декабристов, и все еще не веря в столь исключительный, редчайший случай. — По какой же линии?
— Старшая дочь декабриста Мария Васильевна Ивашева-Трубникова — моя прапрапрабабушка.
Прапрапрабабушкой Иринки была тоже старшая дочь декабриста — Варвара Николаевна Юшкова, урожденная Мозгалевская, и это, кажется, еще не все совпадения! Виктория де-Розет, мать «нашего предка», была из Франции, Камилла Ледантю, жена Василия Ивашева, тоже француженка… А Катя Зайцева продолжала говорить о Марии Васильевне Ивашевой-Трубниковой:
— Она была зачинательницей женского движения в России, открыла в Петербурге первый воспитательный дом для девушек, потом много сделала для создания Бестужевских курсов. Принимала у себя Веру Засулич и других революционеров.
— Знаешь, Катя, ты молодец! -сказал я.
— У меня целая папка о своих предках.
— Умница… Продолжай, пожалуйста.
— У нее было четыре дочери. Мария — в замужестве Вырубова, Екатерина — Решко, Ольга — Буланова и Елена — Никонова. Я иду от первой из них. Мужья этих внучек декабриста были «чернопередельцами», сидели в царских тюрьмах, а Ольга Буланова была сама политкаторжанкой и, кроме того, писательницей, издала «Роман декабриста» и «Три поколения»… А в Женеве есть могила — на плите написано:
«Мария Клавдиевна Решко, русская революционерка».
Ее племянница Елена Константиновна Решко, дочь Екатерины Ивашевой-Решко, правнучка декабриста, живет в Москве…
— Спасибо, Катя. Разыщу.
— А я скоро еду в Ленинград. Там живет внучка декабриста Василия Ивашева.
— Внучка? Но это, Катя, ведь невозможно! Сколько же ей можеть быть лет?
— Сто.
— Ровно?
— Да. Скоро сто один, поэтому я еду. Она была врачом-педиатром. В начале войны, уже старушкой, она была назначена сопровождать эвакуированных школьников на Валдай, там тяжело заболела, а сообщение уже было прервано, и ее дочь Екатерина Семеновна — в нашем роду много Екатерин — с трудом доставила больную в Ленинград, откуда семья осенью сорок первого эвакуировалась в тыл… Екатерина Петровна еще сама на пятый этаж поднимается.
