Соло на ундервуде - Довлатов Сергей Донатович (читать книги онлайн бесплатно без сокращение бесплатно .TXT) 📗
– Ночью голос слышал.
– Что же он тебе сказал?
– Приятное сказал.
– Что именно?
– Да так, порадовал меня.
– Ну, а все-таки, что он сказал?
– Он сказал: «Хороши твои дела, Муравьев!» Ох, хороши!.."
Жил я как-то в провинциальной гостинице. Шел из уборной в одной пижаме. Заглянул в буфет. Спрашиваю:
– Спички есть?
– Есть.
– Тогда я сейчас вернусь.
Буфетчица сказала мне вслед:
– Деньги пошел занимать.
На экраны вышел фильм о Феликсе Дзержинском. По какому-то дикому, фантастическому недоразумению его обозначили в Главкинопрокате:
«Наш Калиныч».
Лысый может причесываться, не снимая шляпы.
Мог бы Наполеон стать учителем Фехтования?
Алкоголизм – излечим, пьянство – нет.
У Чехова все доктора симпатичные. Ему определенно нравились врачи.
То есть люди одной с ним профессии.
Тигры, например, уважают львов, слонов и гиппопотамов. Мандавошки – никого!
Две грубиянки – Сцилла Ефимовна и Харибда Абрамовна.
Рожденный ползать летать… не хочет!
Кошмар сталинизма даже не в том, что погибли миллионы. Кошмар сталинизма в том, что была развращена целая нация. Жены предавали мужей. Дети проклинали родителей. Сынишка репрессированного коминтерновца Пятницкого говорил:
– Мама! Купи мне ружье! Я застрелю врага народа – папку!..
Кто же открыто противостоял сталинизму? Увы, не Якир, Тухачевский, Егоров или Блюхер. Открыто противостоял сталинизму девятилетний Максим Шостакович.
Шел 48 год. Было опубликовано знаменитое постановление ЦК. Шостаковича окончательно заклеймили как формалиста.
Отметим, что народные массы при этом искренне ликовали. И как обычно выражали свое ликование путем хулиганства. Попросту говоря, били стекла на даче Шостаковича.
И тогда девятилетний Максим Шостакович соорудил рогатку. Залез на дерево. И начал стрелять в марксистско-ленинскую эстетику.
Писатель Демиденко – страшный хулиган. Матерные слова вставляет куда попало. Помню, я спросил его:
– Какая у тебя пишущая машинка? Какой марки?
Демиденко сосредоточился, вспомнил заграничное название «Рейнметалл» и говорит:
– Рейн, блядь, металл, хер!
Расположились мы как-то с писателем Демиденко на ящиках около пивной лавки. Ждем открытия. Мимо проходит алкаш, запущенный такой. Обращается к нам:
– Сколько время?
Демиденко отвечает:
– Нет часов.
И затем:
– Такова селяви.
Алкаш оглядел его презрительно:
– Такова селяви? Не такова селяви, а таково селяви. Это же средний род, мудила!
Демиденко потом восхищался:
– У нас даже алкаши могут преподавать французский язык!
У моего дяди были ребятишки от некой Людмилы Ефимовны. Мой дядя с этой женщиной развелся. Платил алименты. Как-то он зашел навестить детей. А Людмила Ефимовна вышла на кухню. И вдру мой дядя неожиданно пукнул. Дети стали громко хохотать. Людмила Ефимовна вернулась из кухни и говорит:
– Все-таки детям нужен отец. Как чудно они играют, шутят, смеются!
Яша Фрухтман руководил хором старых большевиков. Говорил при этом:
– Сочиняю мемуары под заглавием: «Я видел тех, кто видел Ленина!»
Яша Фрухтман взял себе красивый псевдоним – Дубравин. Очень им гордился. Однако шутники на радио его фамилию в платежных документах указывал:
«Дуб-раввин».
Плакат на берегу:
«Если какаешь в реке, уноси говно в руке!»
Лида Потапова говорила:
– Мой Игорь утверждает, что литература должна быть орудием партии. А я утверждаю, что литература не должна быть орудием партии. Кто же из нас прав?
Бобышев рассердился:
– Нет такой проблемы! Что тут обсуждать?! Может, еще обсудим – красть или не красть в гостях серебряные ложки?!
По радио объявили:
«На экранах – третья серия „Войны и мира“. Фильм по одноименному роману Толстого. В ходе этой картины зрители могут ознакомиться с дальнейшей биографией полюбившихся им героев».
Ростропович собирался на гастроли в Швецию. Хотел, чтобы с ним поехала жена. Начальство возражало.
Ростропович начал ходить по инстанциям. На каком-то этапе ему посоветовали:
– Напишите докладную. «Ввиду неважного здоровья прошу, чтобы меня сопровождала жена». Что-то в этом духе.
Ростропович взял бумагу и написал:
«Виду безукоризненного здоровья прошу, чтобы меня сопровождала жена».
И для убедительности прибавил: «Галина Вишневская».
Это подействовало даже на советских чиновников.
Мой армянский дедушка был знаменит весьма суровым нравом. Даже на Кавказе его считали безумно вспыльчивым человеком. От любой мелочи дед приходил в ярость и страшным голосом кричал: «Абанамат!»
Мама и ее сестры очень боялись дедушку. Таинственное слово «абанамат» приводило их в ужас. Значения этого слова мать так и не узнала до преклонных лет.
Она рассказывала мне про деда. Четко выговаривала его любимое слово «абанамат», похожее на заклинание. Говорила, что не знает его смысла.
А затем я вырос. Окончил школу. Поступил в университет. И лишь тогда вдруг понял, как расшифровать это слово.
Однако маме не сказал. Зачем?
Отправил я как-то рукопись в «литературную газету». Получил такой фантастический ответ:
«Ваш рассказ нам очень понравился. Используем в апреле нынешнего года. Хотя надежды мало. С приветом – Цитриняк».
Однажды я техреда Льва Захаровича назвал случайно Львом Абрамовичем. И тот вдруг смертельно обиделся. А я все думал, что же могло показаться ему столь уж оскорбительным? Наконец я понял ход его мыслей:
«Сволочь! Моего отчества ты не запомнил. А запомнил только, гад, что я – еврей!..»
Пожилой зэк рассказывал:
– А сел я при таких обстоятельствах. Довелось мне быть врачом на корабле. Заходит как-то боцман. Жалуется на одышку и бессонницу. Раздевайтесь, говорю. Он разделся. Жирный такой, пузатый. Да, говорю, скверная у вас, милостливый государь, конституция, скверная… А этот дурак пошел и написал замполиту, что я ругал советскую конституцию.
Театр абсурда. Пьеса: «В ожидании ГБ…»
Один мой друг ухаживал за женщиной. Женщина была старше и опытнее его. Она была необычайно сексуальна и любвеобильна.
Друг мой оказался с этой женщиной в гостях. Причем в огромной генеральской квартире. И ему предложили остаться ночевать. И женщина осталась с ним.
Впервые они были наедине. И друг мой от радости напился. Очнулся голый на полу. Женщина презрительно сказала:
– Мало того, что он не стоял. Он у тебя даже не лежал. Он валялся.
Это было после разоблачения культа личности. Из лагерей вернулось множество писателей. В том числе уже немолодая Галина Серебрякова. Ей довелось выступать на одной литературной конференции. По ходу выступления она расстегнула кофту, демонстрируя следы тюремных истязаний. В ответ на что циничный Симонов заметил:
– Вот если бы это проделала Ахмадулина…
Впоследствии Серебрякова написала толстую книгу про Маркса. Осталась верна коммунистическим идеалам.
С Ахмадулиной все не так просто.
У режиссера Климова был номенклатурный папа. Член ЦК. О Климове говорили:
