Колючка в сердце (СИ) - Акимова Елена Михайловна "Лена Акимова" (лучшие книги онлайн .txt) 📗
Располосованная ударами ремня обнаженная кожа нестерпимо чесалась и горела под стягивавшей ее высохшей коркой из смеси крови и спермы; кровь была моя, сперма — чужая. В разорванной промежности полыхал пожар. Оставленные лезвием ножа раны на животе и щеке пекло, но к этой боли я уже успел привыкнуть и почти ее не замечал.
О, как же мне хотелось пить… Пересохшее, содранное криком, будто его песком засыпали, горло издавало едва слышные прерывистые всхрипы, распухший воспаленный язык прилип к небу, мешая дышать. Или это душила обмотанная вокруг шеи веревка? Почему ОНИ не затянули ее чуть туже, попросту перекрыв доступ воздуха в легкие? Господи, я еще жив?! За какие грехи?!
Нечто коснулось бедра и защекотало. Его прикосновения были почти невесомы — Оно изучало, издавая тоненький писк. Потом зашуршало — и вспрыгнуло на мою ничем не прикрытую, сведенную судорогой спину. Маленькие лапки пробежались вдоль позвоночника, и я забился в попытках освободиться — совершенно тщетных, проверено неоднократно. Вспугнутая крыса шмыгнула прочь, чтобы вскоре вернуться — ее привлекал запах крови. Тварь привела с собой друзей и подружек, а может, мужа с детишками и внучатками, и грызуны закопошились вокруг, переговариваясь на своем крысином языке. Они пока опасались пробовать меня на вкус. Но сомнения зверушек длились недолго, и вот одна, а потом сразу несколько хвостатых приблизились. Я вновь забился на своем вонючем ложе, уже понимая — сейчас стая начнет жрать меня заживо, и я ничем не смогу защититься. Большой палец на ноге пронзило острой вспышкой боли. Обезумев, я рванул скованные руки, еще больше раня запястья. В захлебывающемся паникой мозгу промелькнуло воспоминанием вычитанное в какой-то книжке, из детства, приветиком: „пойманная в капкан лисица, случается, отгрызает плененную лапу, чтобы спастись“… Человек, увы, не в силах совершить подобного. Но если получится хотя бы вскрыть себе вены и истечь кровью? В отчаянии я ухватился за идею, подтянулся и впился зубами во внутреннюю часть запястья — туда, где тянется под тонкой кожей голубая жилка…»
Мой исполненный смертного ужаса вопль наверняка услышали даже в соседних домах. Я орал громко, можно сказать, вдохновенно, и стопроцентно перебудил полквартала. Знал, что глубокая ночь, и все равно кричал и не мог остановиться, все еще чувствуя боль в кромсаемых зубами запястьях и лапки грызунов по телу.
Спящий рядом Лерка молча сгреб меня в охапку и привлек поближе. Я позволил ему себя обнять. Блонди оказался лежащим ко мне лицом. Я обхватил своего друга, словно утопающий бревно, вцепился и забился в истерике, а Лерка прижал меня к себе крепко-крепко, шептал на ухо что-то успокаивающее и гладил, гладил по волосам, по плечам, по шее. Я поплыл под его прикосновениями. Вдруг стало очень хорошо и уютно, в паху начала собираться приятная тяжесть. Прибалдев, я заткнул верещалку. Лерка придвинулся еще ближе, его дыхание защекотало щеку, жар почти обнаженного тела проникал даже через одеяло. И твердый бицепс парня под моей ладонью — он напрягался и расслаблялся в такт движению ласкающей руки. Блондин едва слышно застонал, и его жадный рот мягко, но настойчиво накрыл мои приоткрывшиеся соленые от только что пролитых слез губы...
Осознание действительности шарахнуло нокаутом. Оттолкнув Валеру, я отпрянул прочь из предательски приятных объятий и прижался спиной к стене.
— Ты чего делаешь? — я был готов разреветься повторно.
Лерка смотрел затуманенными сияющими очами.
— Тебя целую, — ответил он тихо. — А ты против?
Я поразмыслил несколько секунд и пришел к выводу, что «за». И уже сам, без понуканий, потянулся навстречу в поисках тепла, чтобы рухнуть в водоворот ослепительной и доселе незнакомой мне страсти.
Валера оказался внимательным и чутким любовником, не настаивавшем на проникновениях — понимая, что морально я к ним еще не готов. Под его пальцами и губами я позабыл и про страхи, и про причиненные насильниками страдания, кричал и метался в волнах накатывающего наслаждения. А потом мы заснули, держась за руки, голенькие, тесно прижавшиеся другу к другу и оглушающе счастливые.
Потому что влюбились. Отчаянно и полностью взаимно. Никто третий нам был не нужен.
====== Глава 10. Сергей. Еще через несколько часов, перед завтраком. У любимого все сладко ======
— Лерочка… Лера… Сделай так еще! Пожалуйста!
Никогда раньше не думал, что буду умолять парня о подобных ласках.
Послушный Лерка тут же припал губами к моему животу, его шаловливый язычок обвел ямку пупка, пощекотал и побежал ниже, а я, зайдясь сладким стоном, невольно выгнулся навстречу. О-о-о… А-а-м-м-м… Да-а-а!!!
— Так уж прям и приятно? — словно недоверчиво хмыкнул блондин. Парниш развлекался, изучая мое тело на сексуальные реакции: судя по довольному выражению его мордахи, реакции были самые что ни на есть правильные.
Мы встретились взглядами, и Валера улыбнулся — хищно и при этом ободряюще.
— Стесняешься? — спросил он, облизывая губы.
Я кивнул, покраснел и попытался свести раздвинутые в коленях ноги, но Лерка не позволил.
— Не вздумай закрываться, — велел он, быстро наклоняясь и придерживая мои бедра ладонями, а потом заворковал прямо в пах, страстно и жарко, — мне так нравится твой член, — он прильнул щекой к вышеназванному органу, слегка царапнув щетиной, и я, ахнув от удовольствия, дернулся, — он не большой и не маленький, идеально ложится в руку, — разумеется, Лера немедленно это продемонстрировал, вырвав у меня еще один «ах», — гладкий, — его поцелуй и мой стон, — с шелковой кожей, — а-агмх-х-х-х: еще поцелуй, прямо в головку, — и обрезанный…
Я ерзал задницей по простыням, сходя с ума от желания продолжения, но терпеливо ждал, когда мой любовник наболтается.
— Замечательное тело у тебя, Ёжинька, — между тем мурлыкал парень, приподнимаясь и оглядывая меня всего, распростертого на спине, с бесстыдно разведенными коленками и прижатым к животу текущим смазкой возбуждением, — стройное, гибкое, и ребрышки торчат очень трогательно… А шрамы, — заметил, гад, как я дернулся, — шрамы придают ему особый шарм. Они вовсе тебя не портят, лишь направляют поток фантазии…
Близость его губ стала невыносимой, и он, словно почуяв, что я сейчас попросту взвою, с легким, музыкальным смешком лег сверху, окончательно сковывая.
— Ёжик, — шепнул Лерка, — мой Ёжик-Серёжик. Ты даже не представляешь, какой на самом деле красивый…
Я едва не кончил от одного лишь звучания его голоса и обвил руками и ногами, лепеча прямо в поцелуй нечто бессвязное и задыхающееся, но Валере почему-то понятное.
— Я тебя еще недоласкал, — объявил мой мучитель, отстраняясь, и уже сочувственно, — что, совсем невтерпеж, малыш?
Я, кусая губы, выстонал его имя, и блонди сжалился. Немного сдвинувшись, он обхватил оба наши члена ладонью и сжал, чего мне, шестнадцатилетнему и перевозбудившемуся до крайности, хватило за глаза и за уши.
— Хорошо? — спросил парень.
Ответить я, сотрясаемый оргазменными конвульсиями, был не в состоянии. Лерка, подождав, пока я немного успокоюсь, с примерной аккуратностью опустил меня обратно на постель и пристроился рядом, потираясь каменно-твердым пахом о бедро. Он тоже хотел кончить, но молчал…
— Помочь? — слово вырвалось само. И, не дожидаясь разрешения, вывернулся и встал на четвереньки.
Моментально посерьезневший Валера недоверчиво вскинул бровь.
— Уверен? — его голос прерывался от едва сдерживаемого желания.
Я вспыхнул румянцем и решительно обхватил губами призывно маячащую перед лицом головку. Мой первый добровольный отсос… Лерка оказался слегка солоноватым на вкус. От него не пахло вчерашними мочой и потом. Никакого отвращения — просто часть тела человека, которого… с которым рядом мне хорошо: нежная, шелковистая и чрезвычайно чувствительная часть. В чем убедился, случайно царапнув кожицу зубами и тут же исправившись. Я целовал член блондина от головки до паха и обратно, и изучал язычком его набухшие венки, и посасывал его, перебирая пальцами поджимающиеся яички, с удивлением и удовлетворением прислушиваясь к издаваемым парнем звукам, к его сладким трепыханиям и вздрагиваниям, и не имея ни малейшего понятия, что — правильно, а что — нет делаю вообще. Лера не мешал и не помогал, предоставив мне полную свободу действий, а потом кончил — совершенно неожиданно, выстрелив струей глубоко в горло, но я умудрился не подавиться и почти сразу был сграбастан в объятия и утащен валяться.
