Жизнь во время войны - Шепард Люциус (бесплатные версии книг .txt) 📗

– Боже! – воскликнула Дебора.

– У них нет оружия, – проговорил Рэй. – В Баррио Кларин оружие вообще запрещено.

– Охуеть, какое благородство. – Минголла прицелился Рэю в грудь.

Голос сорвался:

– Не надо!..

Пистолет оттягивал руку, и очень хотелось облегчить его на одну пулю. Но Рэй был нужен живым. Если скрыть от него свою силу, он сослужит им в Панаме неплохую службу – доложит Исагирре и всем остальным, что Минголла с Деборой вполне сильны, но ничего особенного, справиться можно. Минголлу удивляло, что он не стал спорить с Деборой, когда та решила продолжать путешествие, – теперь он понимал, что все это время его вела злоба на Мадрадон и Сотомайоров. Еще было странно, насколько тяжел в нем гнев, но чувство это ему нравилось, и Минголла решил бросить самоанализ.

– Ладно, Рэй, живи, – сказал он. – Доволен?

Рэй умудрился сохранить угрюмое молчание.

– Но клыки хорошо бы выдернуть. – Он подобрал автомат Рэя и зажал его под мышкой. – А то что за дела – разгуливаешь тут с ружьем, прям как взрослый.

– Ты... – Рэй оборвал сам себя.

– Что ты сказал?

– Ничего.

– Гадость какая-то у тебя на уме, Рэй. Я же вижу. – Минголла ткнул автоматом ему в колено. – Чего там, старик. Говори уж.

Рэй только сверкнул глазами.

– Ладно... – Минголла встал и поводил автоматом поперек Рэевой груди. Захочешь попиздеть – не стесняйся. – Он обнял Дебору за талию. – Только лучше днем, ага? По ночам мы жутко заняты.

После этого разговора Рэй сменил тактику. Теперь он бросал на Дебору страстные взгляды, напускал на себя мрачный вид, строчил в записную книжку стихи и вяло разглядывал пейзажи – стандартный набор несчастного влюбленного. Создавалось впечатление, что, открыв им правду о себе, Рэй заодно обнажил слащавую сердцевину своей страсти. Ничто и никто, кроме Деборы, его теперь не интересовало, и, хотя Минголлу эта томность устраивала куда больше прежнего напора, он скоро понял, что как на знатока окрестной глуши на Рэя лучше не рассчитывать – толку не будет. На Минголлины вопросы он отвечал односложно, если вообще отвечал, и даже когда по пути возникало что-то серьезное – например, городок Теколутль, – Рэя это не заботило, он пожимал плечами и говорил Минголле, что ему по фигу, пусть что хотят, то и делают.

Минголла не хотел заезжать в Теколутль. Достаточно было посмотреть на этот город с поросшего соснами кряжа, чтобы почувствовать его зловещую ауру, и взгляд сквозь бинокль это ощущение нисколько не рассеял. Большое полусело-полугород заполняло седловину между двумя холмами, над ним возвышался собор из крошащегося серого камня, а покосившиеся, увитые лианами колокольни напоминали растительные шахматные фигуры, из-под которых выдернули доску. Другие постройки – дома, лавки и мастерские – были не столь импозантны, но столь же ветхи, обуглены и сломаны; они также заросли вьюном, и сквозь скрывавший долину тонкий слой тумана город представлялся невесомым, словно только что возник из небытия или, наоборот, собирался в него кануть.

– Хрен обойдешь, – сказал Тулли. – И потом – может, у них бензин найдется.

– Как-то слишком тихо. – Дебора опустила бинокль. – Похоже, там никто не живет.

– Кто-нибудь бывал тут раньше? – спросил Минголла, обращаясь ко всем сразу.

– Индейский базар тут был. – Корасон кивнула на Дебору. – Может, она и права. Вряд ли там кто-то живет. Если индейцы что-то бросают, они редко приходят опять.

– Ладно, – сказал Минголла. – Посмотрим.

Они не решались остановиться до тех пор, пока, выставив в окна автоматы, дважды не проползли по каждой пустой улице, – рев «мустанга» казался в тишине поразительно громким. В конце концов они встали у собора на главной площади, перед разбитым фонтаном. Тяжелые растрескавшиеся двери кафедрала были приоткрыты примерно на фут – темное дерево и железная оковка напоминали древнюю тюрьму, как если бы католического бога полагалось держать взаперти. Площадь вымощена булыжником, но щели между камнями поросли травой, а прямо напротив собора стоял розовый оштукатуренный отель с аляповатой надписью по всему фасаду: «HOTEL CANCION DE LAS MONTANAS» [22]. Перед зданием ржавые столики и драные зонты – остатки уличного кафе.

– В таких отелях бывают генераторы, – сказал Тулли. – Может, и бензин найдется.

Судя по роскошным обрывкам штор, огромной стойке и парчовым полоскам на замшелых обоях, отель предназначался для состоятельных людей, но сейчас в нем обитали только насекомые и ящерицы. Тысячи этих ползучих гадов застыли неподвижно, когда путешественники вошли в вестибюль, обрушив своими шагами целые потоки известковой пыли. Путешественники прошли через холл мимо полузадушенной эпифитами шахты лифта, и тут, повернувшись, чтобы сказать что-то Тулли, Минголла увидел, что исчезла Корасон. Он спросил, куда она подевалась, но Тулли тоже только сейчас обратил внимание.

– Пойду поищу, – сказал он.

– Нет, я сам. – Минголла направился к выходу, но Тулли поймал его за руку:

– В чем дело, друг? Наверняка ж гуляет просто.

– Может быть, – согласился Минголла.

– Зря ты ей не доверяешь, – сказал Тулли.

– С чего ты взял?

– На лбу написано.

Минголла высвободил руку.

– Я только посмотрю. А вы ищите бензин.

– Она ничего тебе не сделала! – крикнул Тулли, но Минголла лишь махнул рукой и выскочил на площадь. Корасон стояла у дверей кафедрала и заглядывала внутрь. Минголла окликнул, и она вздрогнула.

– Ты меня напугал, – сказала Корасон, когда он подошел поближе.

– Как-то ты слишком тихо улизнула.

– Хочу посмотреть церковь.

Роза в глазу показалась Минголле – и уже не в первый раз – автографом Сотомайоров, хитрой рекламой их власти и глупости.

– Ты кто вообще? – спросил он.

– Никто.

– На хрена мне твоя философия! Я хочу знать, что ты делаешь... на кого работаешь.

Корасон смотрела бесстрастно.

– Я тебе не доверяю, – предупредил Минголла. – Так что лучше говори.

– Если надо что-то узнать, – сказала она, – почему бы тебе просто не посмотреть в меня? Ты же сильный, тебе все можно.

– Уже смотрел. Кажется, испугалась.

– Еще на лодке, – пояснил Минголла. – Раза два, для проверки. Вроде бы все нормально. Но я мог что-то пропустить. Ловушки. Приказы. То, о чем ты не знаешь сама.

– Если не знаю сама, то зачем ты меня спрашиваешь? – Она потянула на себя дверь. – Пойду я лучше.

Вслед за ней Минголла зашел в неф, остановился у каменной купели, и они повернулись лицом друг к другу. В полутьме казалось, будто роза парит в глубине головы Корасон, а кончик перекинутой через плечо косы терялся в чернильной тени.

– И все-таки рассказала бы ты о себе, – попросил Минголла.

– Не волнуйся, – сказала она. – Ничего я твоему Тулли не сделаю.

– Мне интересно, что ты вообще делаешь?

– Просто живу.

Минголла задумался над этим минималистским ответом, сравнил Корасон с Нейтом, доном Хулио и Амалией. Вполне возможно, она, как и все эти люди, была сломанной игрушкой, а эта страсть к минимализму служила уловкой – одной из тех, которыми Исагирре так любил снабжать свои творения. Но Минголла не был в этом уверен, и судить окончательно не позволяла совесть: нельзя что-то затевать из-за одних подозрений, особенно когда дело касается женщины Тулли.

Корасон толкнула внутреннюю дверь, Минголла шагнул следом и едва не задохнулся от густого запаха фекалий. Хрюканье, кудахтанье. Он хотел уже о чем-то снова спросить Корасон, но тут заметил, что алтарь освещен четырьмя канделябрами: островок света плыл в темной пустоте, в центре его находился филигранный серебряный крест, достаточно большой, чтобы на нем можно было распять грудного младенца. Над головами зашелестели крылья, а за спиной раздался лязг – входную дверь закрыли на засов. Совсем рядом шаркнули по грубому камню башмаки, кто-то чуть не выхватил у Минголлы автомат. Ничего не получилось, башмаки протопали прочь, и Минголла нырнул за церковную скамью. Пробуравив темноту, он нащупал несколько сознаний. Примерно дюжину. Можно было их оглушить, но он не хотел раскрывать перед Корасон карты. Минголла выстрелил в воздух.