Роман - Миченер Джеймс (книги полностью бесплатно .TXT) 📗
Не имея представления ни о серьезности намерений девицы, ни о ее способностях, я сказал:
— Я прочту ее сегодня вечером. Приходите завтра примерно в это же время, и мы поговорим.
Вечер был потрачен не зря. Ее роман под названием «Большая шестерка» состоял из глав, рассказывавших о похождениях похожей на автора деревенской девушки из Оклахомы, которой приходится отбиваться от домогательств футбольных звезд в каждом из университетов «Большой шестерки Запада», превратившейся к настоящему времени в «Большую восьмерку», включающую в себя Оклахому, Небраску, Канзас, Колорадо, Миссури, штаты: Оклахома, Канзас и Айова.
Я прочел три эпизода: о закоренелом головорезе из университета штата Оклахома, о парне с привычками бойскаута из Небраски и о чудаке из Миссури, который никак не может решить, быть ему футболистом или поэтом. И в каждом из эпизодов действовала вышеназванная героиня — одна из самых обаятельных, но неотесанных плутовок в современной литературе, которую непрерывно дубасят ее любовники, но которая оказывается умнее любого из них. Писать Дженни Соркин могла, и в постель я отправлялся, сожалея, что у меня нет времени, чтобы узнать, как она преподнесла своих героев из Оклахомы, Канзаса и Колорадо.
Когда на следующий день она ворвалась в мой кабинет, надпись на ее майке вопрошала: «ГДЕ ТОТ, КТО НОЧЬ НАПОЛНИТ СОДЕРЖАНИЕМ?» У меня возникло ощущение, что в нашем добропорядочном колледже на востоке Америки она пытается сыграть роль, которую придумала для своей героини, послав ее куролесить по университетам Запада.
— Судя по вашей ходячей афише, — смущенно произнес я, — вы ищете, кто бы вас изнасиловал.
— Я вижу, вам нравится, — рассмеялась она.
Справившись с неловкостью и вновь ощутив себя профессором, я подтолкнул к ней рукопись:
— Мисс Соркин, из вас может выйти писатель.
Улыбка на ее плутоватом лице растянулась от уха до уха.
— Я ужасно боялась, что он может показаться вам слишком притянутым к месту, слишком оклахомским.
— С Оклахомой все в порядке. Герои Стейнбека довольно хорошо чувствуют себя в Оклахоме.
— Да. Но он быстренько переселяет их в настоящий мир, каким является Калифорния.
— Вы тоже неплохо развернулись на равнинах Запада.
— Значит, вы берете меня к себе?
— Я запру дверь на замок, если вы попытаетесь сбежать в другое место. — Я придвинул к себе рукопись: — Сегодня вечером закончу читать, а завтра составлю для вас программу.
— Это значит, что я могу зарегистрироваться как студентка?
— Вы пришли ко мне, не будучи формально принятой в колледж?
— Я не могу позволить себе тратить деньги впустую. Если бы вы сказали «нет», я бы уже вечерним автобусом ехала назад в Айову.
Следующие две недели мисс Соркин я не видел, а лишь слышал забавные истории, которые стали распространяться о ее вызывающем поведении в колледже. Ей нравилось дразнить наших степенных студентов возмутительными рассказами с еврейским акцентом и шокировать чопорных лютеран пародиями на религиозные темы: «Что Дева Мария говорила Иисусу? Сын мой, равви, будь хорошим мальчиком», или: «Что Дева Мария говорила Иисусу? Будешь есть куриный супчик, вырастешь большой».
Я редко видел ее в эти первые недели семестра, но все же она представила три своих рассказа, которые требовались от всех новых студентов и которые подтвердили мое первое впечатление об этой неугомонной и дерзкой девице. Писать она умела. Через несколько дней, когда мне пришлось звонить миссис Мармелл по поводу собственной работы, я сказал:
— Спасибо, Ивон, что удержали меня от попытки написать еще один роман. Книга, которую вы предложили — критические очерки о работах наших молодых самородков, — продвигается и может получиться довольно удачной.
— Я очень рада за вас, Карл.
— И, кроме того, я, возможно, нашел для вас еще одного по-настоящему отличного писателя. На этот раз молодую женщину. Ее зовут Дженни Соркин. Закончила Брандейс с высокими результатами, вполне успешно учится в Айове, а недавно перешла в Мекленберг, узнав о нашей программе и заинтересовавшись ею.
— Она правда интересна?
— Очень.
— Как вы смогли это определить? Ведь вы говорите, что она только недавно попала к вам.
— Правильно. Но она пришла к нам, имея на руках законченную рукопись. И рукопись эта — просто сногсшибательная.
— О чем она?
— Она назвала ее «Большая шестерка», имея в виду ассоциацию футбольных команд Дикого Запада.
— Сколько ей лет?
— Двадцать три.
— Как может дитя написать такую книгу, как вы говорите?
— Действительно, как? Когда видишь ее, в голову приходит, что это сделал за нее кто-то другой. Высоченная, худющая, с конским хвостом на голове и развязными манерами, словом, смотреть жутко, однако она написала такой рассказ, что я уже убедил один из маленьких журналов напечатать его. Девица может оказаться новым Тимоти Таллом в юбке.
— Я бы предпочла сначала на нее посмотреть.
И мы договорились, что, когда она приедет на предварительные консультации с Йодером по поводу последнего романа из его «Грензлерского октета» — мрачной истории о том, как пенсильванские немцы насиловали свои земли, — то попросит Эмму пригласить Дженни на чай к Йодерам.
Когда я напомнил ей о ее же принципе: «Никогда не беседовать с двумя писателями одновременно», она рассмеялась:
— У вас хорошая память, Карл. Но это совершенно другое дело. И вы, как ее учитель, должны присутствовать на встрече.
— Мне очень жаль, но у меня в этот день встреча в университете города Темпл.
Положив трубку, я подумал: «Дженни Соркин в своих теннисках и маленькая Эмма Йодер с манерами школьной учительницы — это будет гремучая смесь». И пожалел, что придется пропустить такое зрелище.
Приехав в пятницу вечером в Дрезден и остановившись в гостинице, Ивон почувствовала, что должна позвонить и Эмме Йодер, и Дженни Соркин, чтобы отменить намеченный чай. И тогда Дженни сможет приехать на беседу к ней либо в гостиницу, либо организует встречу где-нибудь в студенческом городке. Но ни то, ни другое не устраивало ее, тем более что она не знала, как найти Дженни. Я находился в это время в Филадельфии, где проводил семинар по современной литературе, отражая нападки обиженных поклонников Гора Видала, Германа Вука, Леона Уриса и Джона Чивера.
Когда я вернулся в Мекленберг, факультетские жены, держась за животы, бросились наперебой рассказывать мне подробности того, что произошло за чаем с появлением там Дженни Соркин, и я поблагодарил про себя Бога за то, что меня в это время там не было. Приехав на ферму Йодеров в середине дня, Ивон узнала, что Эмма разыскала мисс Соркин и передала ей приглашение.
Другие приглашенные, среди которых были в основном жены преподавателей факультета, тоже собрались рано, и разговор сосредоточился на этой молоденькой еврейке — возмутительнице спокойствия в их городке.
— Эта штучка с запада питает огромное отвращение к нашей восточной утонченности, — заявила одна из присутствующих, но ее поправили:
— Она из Бруклина, училась в Брандейсе, затем набиралась ума в Айове.
— Но как она оказалась в этом Богом забытом уголке? — спросила Эмма.
— Я поинтересовалась, — пояснила одна из женушек, — и она ответила, что провела семестр в Беркли, проверяя свои штучки на радикалах, а теперь приехала сюда, чтобы разобраться с консерваторами.
Ивон, чувствуя себя обязанной защищать всех писателей, спросила:
— Кто-нибудь встречался с ней?
— Я встречалась, — вступила Эмма. — Она напомнила мне некоторых девиц, которых я знала в Брайн Мауер. Тех, которые редко пользуются ванной. — Услышав это, Ивон передернула плечами.
Около четырех часов дня факультетские жены увидели, что к дому направляется долговязая девица, только что вышедшая из автомобиля, который сразу же двинулся в обратный путь. В глаза Ивон бросились грязные волосы, неровно подрубленная юбка и ярко красная майка с черной надписью. Больше она ничего не разглядела, потому что к двери подошел Лукас, перебросился с девицей парой фраз и сурово сказал:
