Шопенгауэр как лекарство - Махалина Лилия (читать хорошую книгу TXT) 📗
— Филип, — сказала Ребекка, — я хочу попросить у тебя прощения за то, что набросилась на тебя сегодня. Я хочу сказать, я изменила свое отношение к этой… истории этого… Эпихета…
— Эпиктета, — мягко поправил Филип.
— Да, Эпиктета, спасибо, — продолжила Ребекка. — Чем больше я об этом думаю, тем больше мне нравится эта мысль про привязанности — она объясняет мне мои собственные проблемы. Мне кажется, я сама страдаю от привязанности — только не к деньгам и не к вещам, а к своей внешности. Всю жизнь она была моим счастливым билетиком, всегда и везде. Еще бы — все любят, все носят на руках. Королева дискотеки. Королева вечера. Конкурсы красоты… А теперь, когда от моей красоты остались жалкие крохи…
— Жалкие крохи? — перебила Бонни. — Не хочешь поделиться со мной своими крохами?
— И со мной. Отдала бы все свои украшения… и детей в придачу, если б они у меня были, — добавила Пэм.
— Да, спасибо, я очень тронута. Но ведь все относительно, — продолжала Ребекка. — Я страшно из-за этого переживаю. Я всегда считала, что я — это мое лицо, моя красота, и сейчас, когда ее стало меньше, я чувствую, что это меня стало меньше. Это ужасно тяжело — отказываться от своего счастливого билетика.
— Шопенгауэр как-то высказал мысль, которая мне очень помогла, — сказал Филип, — и она заключается в следующем: наше относительное счастье проистекает из трех источников: из того, что человек есть, что он имеет и что представляет в глазах других. Шопенгауэр советует сосредоточиваться только на первом и не привязываться ко второму и третьему — то есть к тому, чтобы иметь и казаться, потому что этим мы не в силах распоряжаться и оно может и должно быть однажды отнято у нас — точно так же, как время должно отнять у тебя красоту. Более того, говорит он, «иметь» со временем приобретает прямо противоположное значение — то, что мы имеем, часто начинает иметь нас.
— Любопытно. Три источника — что ты есть, что имеешь и как выглядишь в глазах других? Вот это верно. Я всю жизнь жила только для последнего — меня все время волновало только то, что люди про меня думают. Знаете, у меня есть еще одна «страшная» тайна: мои волшебные духи. Я никогда об этом не говорила, но, сколько себя помню, я всегда мечтала изобрести особые духи — они должны называться «Ребекка», у них должен быть мой запах, и они должны пахнуть вечно, так, что каждый, кто их вдохнет, будет вспоминать о моей красоте.
— А ты сегодня смелая, Ребекка. Такой ты мне нравишься! — воскликнула Пэм.
— И мне тоже, — отозвался Стюарт. — Только знаешь, Ребекка… Ты, конечно, очень красивая, но теперь я понимаю, что твоя красота всегда мешала мне видеть настоящую тебя - возможно, мешала не меньше, чем если бы ты была гадкой и безобразной.
— Вот так сказал. Спасибо, Стюарт.
— Ребекка, я хочу, чтобы ты знала, — сказал Джулиус, — я тоже тронут твоим признанием. Оно показывает, в какой порочный круг ты попала: сначала ты принимаешь свою красоту за себя, а дальше происходит то, что сказал Стюарт, — другие тоже начинают принимать ее за тебя.
— Порочный круг, внутри которого пустота. Джулиус, я все время вспоминаю фразу, которую ты однажды сказал: «красивая пустышка» — это как раз про меня.
— Да, если не считать того, что порочный круг начал потихоньку размыкаться, — вмешался Гилл. — За последние дни я о тебе узнал больше, чем за целый год. Ты совсем не такая, какой кажешься.
— Согласен, — добавил Тони. — И знаешь что, Ребекка, прости меня, что я считал деньги, когда ты рассказывала про Лас-Вегас, — это была идиотская шутка.
— Извинение выслушано и принято, — ответила Ребекка.
— Ты услышала много отзывов о себе, Ребекка, — сказал Джулиус. — Как ты себя чувствуешь?
— Я чувствую себя великолепно — это так здорово. Мне кажется, все начали относиться ко мне по-другому.
— Это не мы — это ты сама, — сказал Тони. — Больше дал — больше взял.
— Больше дал - больше взял? Неплохая мысль, Тони, — отозвалась Ребекка. — А ты, я смотрю, становишься настоящим терапевтом. Может, накопить деньжат и записаться к тебе на прием? Сколько будешь брать?
Тони довольно улыбнулся:
— Я начинаю пользоваться спросом, Джулиус. Так что, пока мне фартит, рискну подкинуть одну идейку — знаешь, почему ты мог снова вернуться к Филипу? Ты никогда не думал, что много лет назад, когда вы только встретились, ты сам был таким же — ну, помнишь, ты рассказывал, что тебя тянуло к женщинам и все такое?
Джулиус кивнул:
— Продолжай.
— Так вот я подумал: если ты был таким же, как Филип — не таким, конечно, но близко, — могло это как-то помешать тебе в работе?
Джулиус выпрямился в кресле. Филип тоже напружинился.
— Это очень любопытная мысль, Тони. Да, теперь я начинаю понимать, почему психотерапевты трижды подумают, прежде чем рассказывать о себе.
— Извини, Джулиус, я не хотел прижимать тебя к стенке.
— Нет, нет, все нормально, правда. Я не жалуюсь — может быть, только немного пытаюсь оттянуть время. Это очень точное замечание, Тони, — может быть, даже слишком точное, слишком колется, вот я и не хочу признаться… — Джулиус немного помолчал, задумавшись. — Вот что приходит мне в голову: я помню, меня страшно удивляло и расстраивало, что я не могу помочь Филипу. Я же знал, что должен был ему помочь. Когда мы только начинали, я готов был биться об заклад, что вылечу его. Мне казалось, уж кто-кто, а я-то знаю способ это сделать. Я был уверен, что мой личный опыт подскажет мне, когда нужно, и все пойдет как по маслу.
— Может быть, — предположил Тони, — поэтому ты и пригласил Филипа в группу — хотел сделать второй заход, со второй попытки, а?
— Ты читаешь мои мысли, Тони, — ответил Джулиус. — Я как раз собирался это сказать. Возможно, поэтому я зациклился на Филипе: как только я вспомнил о нем, остальные тут же исчезли у меня из головы. Ого, вы только посмотрите, сколько времени. Очень жаль, друзья мои, но мы должны заканчивать. Это было отличное занятие. Ты задал мне много работы, Тони, и многое открыл, спасибо.
— Может, тогда мне не платить сегодня? — ухмыльнулся Тони.
— Блаженны дающие, — возразил Джулиус. — Но кто знает, если так продолжится, может, день и настанет.
На улице все немного постояли на крыльце и потом разошлись, за исключением Тони и Пэм, которые вместе направились в кафе.
Мысли Пэм вертелись вокруг Филипа. Ее нисколько не успокоило то, что она, по его словам, «имела несчастье перейти ему дорогу». Более того, ее раздражало, что он похвалил ее за басню, и еще сильнее раздражало, что в глубине души ей это понравилось. Ее беспокоило, что группа все больше переходила на сторону Филипа — дальше от нее, дальше от Джулиуса.
Тони пребывал в чудесном настроении. Выйдя с занятий, он объявил, что отныне он СЦИГ — самый ценный игрок группы; он даже подумывает, не пропустить ли сегодня посиделку в баре, чтобы на досуге почитать одну из книжек, что надавала ему Пэм.
Гилл некоторое время постоял на улице, провожая глазами удалявшихся Пэм и Тони. Только его одного (ну, и Филипа, конечно) она не обняла на прощание.
Неужели он так сильно ее разозлил? Потом мысли его незаметно перетекли к завтрашней вечеринке. Очередная грандиозная дегустация Роуз: ее друзья каждый год собирались в это время, чтобы попробовать лучшие вина сезона. Но как быть? Просто подержать вино во рту? Не так-то это просто. Или взять и во всем признаться? Тут ему пришел в голову его куратор из группы анонимных алкоголиков — он даже знал, какой разговор ждал его по этому поводу:
Куратор: Подумай, что для тебя важнее? Не ходи на дегустацию — просто поговори с людьми, пообщайся.
Гилл: Но ведь друзья собираются именно ради дегустации.
Куратор: Да? Тогда предложи всем что-нибудь другое.
