Печаль полей (Повести) - Иванов Анатолий Степанович (читать книги полностью без сокращений .txt) 📗
— Шура…
Девушка остановилась, даже, кажется, вздрогнула. И сам Алексей вздрогнул от своего голоса, будто его стегнули ремнем.
— Здравствуй, — сказал он, подходя.
— Здравствуй… Разве я не поздоровалась?
— Да нет…
— Полусонная, значит, я. Ведь чуть не проспала.
Прошли молча несколько шагов. Но Алексею казалось, что они идут уже давно и на них смотрят из всех окон.
— Значит, работаешь теперь? — спросил он деревянным языком. Черт его знает, почему он был деревянным, неповоротливым.
— Работаю.
— Не видно что-то тебя…
— Работаю же, говорю.
— Ага…
— Что — «ага»?
Действительно, глупо, все глупо. Что в самом деле «ага»? Что он хотел ей сказать? Ведь он хотел в ближайшее воскресенье пригласить ее съездить за город. Да, хотел, и утром все это казалось простым и ясным: он пригласит, а там пусть она решает — поедет или нет. Но сейчас вдруг даже мысль о приглашении, не то что сама поездка, казалась дикой, нелепой и стыдной. Как это за город? Одни? Зачем? Она просто посмотрит на него насмешливо, презрительно и торопливо отойдет.
А почему она посмотрит презрительно? И почему им нельзя за город? — думал он дальше. Ведь когда-то, совсем недавно, они были там. И ничего… Да, но тогда все было как-то по-другому, все было просто…
Алексей поднял голову и увидел, что они уже идут в толпе народа, они уже перед проходной. И неужели полчаса, целых полчаса он шел с Шурой молча, так вот рядом с ней, глядел, как дурак, себе под ноги и молчал?! Да что она вообще теперь о нем подумает? Э-э, будь что будет, скажу… съездим, мол, за город.
— Слышишь, Шура, — проговорил он торопливо. — В воскресенье… в заводском клубе, что там?
— Вечер отдыха, — сказала девушка. — Танцы будут.
— Сходим, может?
Она взглянула на него удивленно, даже чуть растерянно.
— Хорошо. Я приду. — И исчезла в проходной.
— Ну а ты чего?! Пропуск! — услышал Алексей знакомый голос вахтера. — С похмелья, что ли? Не задерживай.
… Опомнился Алексей лишь в цехе, с удивлением глянул на пропуск, который все еще держал в руке. Вот так пригласил за город! И что же теперь? Он ведь даже не танцует.
Гудели станки в цехе, лязгало железо, раздавались голоса. Все сливалось в однообразный, монотонный гул, который плескался, как волны, и эти волны, казалось, качают Алексея, как в люльке, и непонятно было, почему волны не разобьют его о станок или о.кирпичную стену цеха.
Он опомнился, когда Михаил Брага крикнул в ухо:
— Ты что, братец кролик? Не слышишь? На вторую смену заступил?
Действительно, приступала к работе вторая смена. Когда прогудел гудок, Алексей не слышал. Он вытер тряпкой руки и пошел к выходу.
— Чокнутый, что ли, он? — сказал кто-то сзади, но Алексей не обернулся.
«Не пойду в клуб, и точка!» — решил он вдруг ночью, лежа в постели, и спокойно уснул. «Да, не пойду, — думал он на другой день. — Нечего позориться…»
Воскресный день был пасмурным, ветер крутил в воздухе желтые сухие листья. Алексей весь день почему-то вспоминал листок, который прилип в тот раз к волосам девушки. Вспоминал и злился.
После обеда ветер утих, облака исчезли, на землю хлынуло солнце. Вечер наступил тихий, теплый и грустный.
Весь вечер Алексей у крыльца дома возился с велосипедом, протирал, смазывал, подтягивал спицы, хотя в этом не было никакой надобности. Когда село солнце, из дома вышел Борис, увидел Алексея, крикнул:
— Алеха! Аида на танцы в заводской клуб, Агаши там бывают — задохнешься.
— Ну и задыхайся! — с ненавистью проговорил Алексей.
— С чего злишься-то? Я тебе что?
— Отчаливай, понял?..
Борис пожал плечами и отошел. Алексей теперь знал, почему и на кого он злился. «Ну уж нет, дудки, Чехол! Ты пошел, ну и я пойду в клуб. И я… Посмотрим еще!» — лихорадочно проносилось у него в голове. Что это были за мысли, отчего они возникли и что означали, Алексей ответить, пожалуй, не мог бы. Но он только чувствовал в себе необычную, небывалую решимость.
Когда он пришел в клуб, танцы были в самом разгаре. Он сразу же увидел Шуру — она танцевала с Михаилом Брагой. Увидел и не узнал ее, хотя она была одета в то самое простенькое платье, в котором он видел ее много раз, в котором она бегала еще в школу: у Шуры была другая прическа — пышная, с тяжелыми локонами до плеч. Прическа делала ее чуть старше, строже, красивее и… совсем теперь недоступной.
Так подумал Алексей, и у него то ли от этой мысли, то ли от того, что Шура поглядела на него и тотчас отвернулась, сразу же пропала всякая решимость, он почувствовал себя неуклюжим, громоздким, ненужным здесь, в залитом огнями зале. Он потоптался у дверей и выбежал из клуба, плюхнулся на скамейку в сквере.
Из клуба доносилась музыка, смех, а он сидел и сидел в сквере, не понимая, зачем сидит.
Под чьими-то шагами послышался шорох опавших листьев, подошел Михаил Брага, молча постоял и сказал:
— Пошехонец ты, Алеха… Погоди, я сейчас. Никуда не уходи.
Алексей догадался, куда пошел Михаил, приподнялся и крикнул вслед:
— Мишка! Не надо! Не смей, слышишь?
Но Брага не обернулся. Алексей хотел сорваться и бежать, бежать в темноту, в ночь, где нет ни огней, ни домов, ни музыки. Но почему-то не мог даже пошевелиться, какая-то сила сковала его ноги и руки, перехватила дыхание.
Потом послышался снова шорох листьев и подошла Шура.
— Ну что же ты, Алеша? — грустновато сказала она. — Сам пригласил, а сам…
Она стояла перед ним, легкая, стройная, с голыми до локтей руками и всем этим пугающая его. В одной руке она держала жакетку, в другой платок, стояла, смотрела на него и чего-то ждала.
— Садись, садись… — торопливо проговорил он и подвинулся, хотя места на скамейке и без того было много.
Она села, положила на колени жакетку, платок и вздохнула.
В сквере был полумрак, фонари горели только у подъезда клуба, за высокими деревьями. Под деревьями рос подстриженный кустарник, он почти совсем облетел, но все равно был плотным, не пропускал ни одного лучика. А поверх кустарника, сквозь ветки больших деревьев, били от фонарей электрические полосы, скрещиваясь над их головами.
— Смотри, как красиво, — сказала Шура, глядя на эти полосы.
Вдруг за кустарником, возле подъезда, раздался голос Бориса:
— Эй, Брага… Агашу тут одну не видел?
— Какую такую Агашу?
— Шурку Ильину… С которой танцевал.
— А-а… Домой вроде пошла.
— Эх, черт… — воскликнул Борис, и голоса затихли.
Пока слышались эти голоса, Шура сидела и кусала губы.
Когда они затихли, она немного успокоилась.
— Понимаешь… я ведь не умею танцевать, — неожиданно для себя проговорил Алексей.
— Зачем же тогда на танцы приглашал?
— Я хотел не на танцы… За город хотел.
— Не понимаю…
— А получилось на танцы.
Она подняла на него глаза, и Алексей обомлел. Сейчас, сейчас она хлестанет его, как кипятком: «Это зачем же… за город?!»
Но девушка опустила глаза и еще раз вздохнула:
— Какой-то ты… Не знаю. А может, наоборот… Может, ты очень хороший. Для Борьки вон все девчонки Агаши какие-то.
Она говорила, задумчиво, глядя на свой платок, будто хотела в полумраке разглядеть на нем рисунок.
— Какой же я хороший, дурак я, — быстро сказал, почти крикнул, Алексей.
— Тихо! — встрепенулась Шура и зажала ему ладошкой рот. Она глядела ему теперь прямо в глаза и улыбалась. — Тише…
Ладошка была горячей, жесткой. Вся кровь бросилась в голову Алексея от этого прикосновения, и он быстро встал.
Девушка тоже поднялась.
— А за город пойдем в следующий выходной, а? — попросила она.
— Ну конечно! Я же, говорю, сегодня хотел..,
— Я там поучу тебя танцевать. — Девушка стала натягивать жакетку.
— Шура… Шура! — Алексей неуклюже стал помогать ей одеваться. И когда пальцы касались ее тела, он вздрагивал, как от электрических ударов.
— А теперь пошли домой. Только ти-ихо, тихо… Чтобы Борька не увидел. — Она взяла его за руку и с хохотом потянула из сквера. Но тут же прикрыла рот кулачком и еще раз сказала: — Тише…
