Р.А.Б. - Минаев Сергей Сергеевич (читать книги онлайн .TXT, .FB2) 📗
– Откуда ты знаешь? – Загорецкий двумя руками оттолкнул меня так, что я приложился спиной о парапет. – Ты пробовал с ними говорить? Пробовал объяснять? Почему ты считаешь себя слабее телевизора, Саша? Они пойдут за нами, не все, но пойдут, стоит только попробовать зажечь их. Вспомни, как начиналась забастовка!
– Помню, очень хорошо помню. Сигареты верни, – я выхватил у него пачку, – главные уроды это вы. У Фронта не было четкого плана, не было идей! Вы не ожидали, что вас поддержит такая масса народа. Вы сами не знали, чем это закончится. Вы подставили миллион живых людей, понимаешь? Ты, Загорецкий, и вся твоя тусовка! Завтра ты раздашь им оружие, многие опять тебе поверят, и все закончится мясорубкой. Вы проиграете. Вы уже проиграли. Мы проиграли! Всех этих, которые сейчас поют на площади, завтра уволят, или сдадут ментам, или… У них теперь нет будущего!
– А оно у них было? – Загорецкий перегнулся через парапет и плюнул. – У тебя было будущее? Разве эти три дня не были лучшими в твоей жизни? Или ежедневно сидеть в пластиковом стакане и бороться за то, что тебя оставят после слияния на позиции младшего подавальщика бумаги для ксерокса было лучше? С понижением зарплаты, сверхурочными и угрозой увольнения в любой момент? Без прав и надежды. Это было лучше?
– Нет. Это было существованием яйца в холодильнике. Я почему-то думал, что они испугаются. Что мы сможем решать сами. Это были хорошие дни.
– Наш день придет, как говорят в Северной Ирландии. – Загорецкий взял меня за плечо. – Стоит только попробовать. Все получится. В любом случае это лучше, чем умереть от инфаркта в офисной столовой.
В этот момент я ощутил, что все действительно закончилось. Это угар. Конвульсии. Даже если они достанут оружие, это будут дробины слону. Мы не смогли сломать их Систему. Она была слишком большой. Она была всюду. В рекламных щитах, в огнях фонарей, в мерцающих московских окнах, в стоячей воде реки, в плывущем позади нас потоке машин, в пачке сигарет, которую я сжимал в кулаке. Она была в нас. Мы были ее перегревшимися от напряжения схемами. Схемы заменят. Система останется. Она переживет кризисы и революции. Она переживет саму себя.
Я чувствовал подступавшие слезы. Я должен был провести эти два дня с ней. Хотя бы сегодняшнюю ночь. Она была единственным, что продлевало мое существование. Это было выше всех систем, забастовок и революций. Я смог сделать шаг на улицу, но не смог сделать шага навстречу Ане. Это и было моим главным проигрышем.
– У тебя телефон работает? – спросил я Загорецкого.
– Да. Домой хочешь позвонить?
– Нет, Ане.
– Здорово. Возьми ее с собой.
– Куда? На баррикады?
– Нет. Я предлагаю пойти в клуб, где собралась отколовшаяся часть Фронта.
– Я не потащу ее туда.
– Тебе проще будет объяснить ей, почему мы это делаем.
– Я и сам не понимаю, почему. – Я растерянно смотрел на телефон.
– Because we must… Where’s our boy? We’ve lost our boy. But they should know, where you’ve gone, because again and again, you’ve explained, – тихо напевал он слова незнакомой песни. – You’re going to… National… to the national… There’s a country, you don’t live there, but one day you would like to, and if you show them what you’re made of…
– Мы сошли с ума. Окончательно сошли. Впрочем, теперь уже все равно, – сказал я и начал набирать ее номер.
Мне действительно было уже все равно. Я хотел увидеть только одно: глаза цвета Балтийского моря. Но я видел лишь большие группы сидевших по обеим сторонам набережной людей. Я видел зажженные ими костры. Отсюда лица были неразличимы, но я слышал голоса. Еще я слышал милицейские сирены, и свист, и скандирование толпы где-то вдалеке. На Савинской набережной, у клуба «Сохо румз», вспыхнули первые машины. Зазвучали рожки. Но санитарных машин пока не было.
Аня приехала в клуб около трех утра, когда уже отгремели зажигательные речи лидеров радикалов про раздачу оружия и возведение баррикад в самых оживленных местах столицы. Когда толпа, набившаяся в клуб, как сельди в бочку, перестала скандировать «Fuck Картель!» и готова была в качестве репетиции перед разгромом корпораций для начала разгромить барные стойки.
Я встретил ее у входа и повел извилистыми коридорами в закрытую зону клуба. Туда, где в нескольких маленьких комнатах кучковались лидеры движения. И хотя я был весьма нетрезв, тем не менее не мог не заметить, насколько Аня напряжена.
Мы проходим в дальнюю комнату, минуя большой холл с плазменными панелями по стенам. На панелях без звука транслируется порно, а парочки молодых революционеров и революционерш тискаются по углам. В помещении висит сладковатый запах анаши, смешанный с запахом алкоголя, а из колонок гремит «Ramstein», и все здесь пропитано настроением «последних дней Помпеи». Все невероятно пьяны и безрассудно счастливы, а я чувствую, что в кармане джинсов без остановки вибрирует мобильный. Я ищу глазами Загорецкого, но не нахожу, а в тот момент, когда мы наконец забиваемся в угол у барной стойки, Аня говорит мне:
– Пойдем отсюда!
– Почему? – не понимаю я. – Я хотел тебе все показать. Я хотел объяснить, ради чего все это. Как оно будет… завтра.
– Давай уедем отсюда, и завтра ты проснешься у меня, и все будет совсем по-другому!
– Послушай, завтра с утра мы должны стоять перед офисами. Мы собираемся взять оружие, мы…
– Что ты несешь, Саша?! – говорит она срывающимся голосом. – Какое оружие? Кому все это нужно? Прошу тебя, поедем! Завтра эти уроды бросят вас там одних. Исчезнут, испарятся!
– Как ты можешь?! – Я стараюсь перекричать музыку. – Ты рассуждаешь, как секретарша с ресепшн!
И в этот момент бармен вдруг приглушает музыку и ставит на стол ноутбук, из которого звучит голос ведущего «Радио Гутен Таг»:
«Я поставлю вам песенку “Дилайла” Тома Джонса образца 1968 года. Это был потрясающий год. Джейн Фонда в том году сыграла в фильме “Барбарелла”, а в Париже выросли баррикады. Случилось то, до чего вы так и не дошли. Всем, кто собрался вернуться домой, посвящается….»
– Ты понимаешь? – указывает она на ноутбук, но кто-то вдруг скидывает его со стойки и орет: «Провокатор!» – а зал поддерживает его свистом и улюлюканьем.
– Не понимаю! – кричу я, потому что музыка опять становится невыносимо громкой. – Это революция!
– Саша! – Она придвигается ближе. – Нет никакой революции! Есть ты и я. Нас двое, понимаешь? Мы уйдем отсюда, мы можем уехать из города, мы можем…
– Составить хорошую семью, найти новую работу! – Ору я в пьяном запале. – Ты пойдешь работать продавцом в супермаркет, а я – заместителем начальника склада. Так?
– Я скорее повешусь, чем пойду работать продавцом в супермаркет, – тихо говорит она, качая головой.
– Взять тебе выпить?
– Не надо.
В этот момент телефон снова начинает отчаянно вибрировать, и я шепчу Ане на ухо:
– В туалет! – и отваливаю.
Все кабинки заняты, стоя спиной к залу, я вжимаюсь в стенку холла и отвечаю на звонок.
– Где ты? – кричит Света.
– В клубе.
– Где?
– Какая разница? Мы обсуждаем планы на завтра.
– Когда приедешь? Я очень волнуюсь.
– Я… я не знаю. Через час… или два. Я постараюсь побыстрее.
– Я… я люблю тебя, – внезапно говорит Света, и я замираю. – Ты слышишь?
– Слышу, – говорю я так, чтобы она услышала.
– Я боюсь за тебя! – Я чувствую ее отчаяние и напряженное ожидание. Это моя жена, и она в панике.
– Я люблю тебя! – повторяет она.
– Я тоже. Я тоже люблю тебя! – кричу я как можно увереннее.
– Приезжай скорее!
– Я постараюсь.
Она отключается, я засовываю телефон в карман и краем глаза замечаю какое-то движение, словно метнувшуюся тень. У меня холодеют руки. Я возвращаюсь, обогнув барную стойку с другой стороны, по пути ухватив стакан виски. Аня сидит на месте и смотрит в стену. Опрокинув в себя виски, я вдруг понимаю: она все слышала. Наш со Светкой разговор. Не факт, что с начала, но абсолютно точно – до конца.
