Город чудес - Мендоса Эдуардо (читаем книги онлайн бесплатно полностью без сокращений .TXT) 📗

– Разумеется.

– Ну вот видишь? Все в порядке. А теперь послушай меня – отправляйся-ка ты лучше на несколько дней к жене и детям.

– Я уже думал об этом, но не могу: завтра у меня совещание в совете администрации, – ответил маркиз. Потом подумал и заключил: – Хотя ты абсолютно прав – остаться в городе было бы чистейшим безумием с моей стороны.

Онофре Боувила налил два бокала монгольского [87].

– Прекрасное вино, успокаивает нервы, – заметил он. – Твое здоровье!

С улицы донесся взрыв снаряда. «Неужели началось?» – пронеслось в голове. Он вспомнил те далекие дни, когда вел агитацию на Всемирной выставке и предсказывал рабочим пришествие революции. Тогда он был молод, горяч и гол как сокол, но, несмотря на это, страшно не хотел, чтобы его пророчества когда-нибудь исполнились; сейчас, будучи богатым и чувствуя себя старым, он с удивлением почувствовал радостную вспышку надежды, осветившую его душу. «Вот оно, наконец-то! – подумал он. – Теперь посмотрим, чем все это кончится в действительности».

– Пью за твое! – отозвался маркиз, подняв свой бокал. Он выпил вино одним глотком, отрыгнул и вытер губы тыльной стороной ладони.

Онофре Боувила с восхищением и завистью следил за непринужденными манерами приятеля. «Ему не нужно ничего из себя изображать», – с горечью отметил он.

– Ну так что ты мне посоветуешь? – спросил его маркиз.

– А ты сам как мыслишь? – вопросом на вопрос ответил Онофре, зажигая сигару и затягиваясь с притворным наслаждением. – Хотя у меня и нет никакого совещания в совете, я, как видишь, не уехал из Барселоны и не собираюсь уезжать. Неужели ты вообразил, что все это серьезно? – добавил он, заглядывая в искаженное страхом лицо маркиза. – Их всего ничего – горстка недоносков без лидера и оружия. Пусть себе играются – они сильны только нашим страхом. – Он вспомнил ту демонстрацию, в которой принял участие более двадцати лет назад, жандармов, лошадей, сабли, пушки, набитые картечью, но оставил свои мысли при себе. – Допустим, им удалось победить, – продолжал он убеждать маркиза, а сам смотрел в окно; в бездонную синеву неба поднимался столб серого дыма. Мысленно он определил очаг пожара: скорее всего, горело в Равале – либо церковь Сан-Педро де лас Пуэльяс, либо Сан-Пабло дель Кампо (он угадал – это была церковь Сан-Пабло дель Кампо). – Знаешь, чем это все кончится? Они в конце концов приползут к нам на коленях и будут умолять о помощи; через некоторое время воцарится полный хаос, и тогда мы им будем нужны гораздо больше, чем сейчас. Как при Наполеоне. – При упоминании этого имени маркиз, несмотря на дурное настроение, рассмеялся, а Онофре предусмотрительно отошел от окна, потому что увидел, как на улицу выбежала рота солдат с мушкетами через плечо, видимо, из саперного корпуса: у одних в руках были лопатки, у других – штыки. Он задался вопросом, куда это они могли побежать? Наверное, на баррикады, которые в этот момент возводили рабочие. – Нет, время еще не пришло, – сказал он вслух, снова усаживаясь в кресло. – Но оно не за горами, Амброси, и мы с тобой его еще застанем. В день, когда вспыхнет пламя мировой революции, нынешнему положению вещей, базирующемуся на частной собственности, эксплуатации, угнетении и начетническом принципе о всевластии буржуазии, придет конец. От него не останется камня на камне, сначала в Европе, а потом во всем мире. Под громогласные возгласы: «Мир трудящимся, свободу угнетенным, смерть правителям, эксплуататорам и надсмотрщикам всех мастей» восставшие сметут с лица земли государство и Церковь вместе со всеми религиозными, юридическими, финансовыми, полицейскими, университетскими, экономическими и социальными институтами, равно как и законами, их поддерживающими, чтобы миллионы человеческих существ, которые живут в рабском состоянии с кляпом во рту, испытывают муки и подвергаются невыносимой эксплуатации, почувствовали себя свободными от своих поводырей, этих официальных и официозных благодетелей, чтобы все общественные объединения и индивиды могли дышать вольным воздухом.

Маркиз уставился на него с вытаращенными глазами.

– Что ты несешь? – спросил он. Онофре Боувила расхохотался.

– Не обращай внимания, – ответил он. – Я прочитал это в одной брошюрке, попавшей мне в руки как-то давным-давно. У меня необычайная память: я запоминаю все прочитанное дословно. Жена с девочками сейчас в Будальере, – добавил он, не изменив тона, – в доме тестя. Оставайся ужинать – все равно сегодня ты уже не попадешь в клуб.

Они сидели за ужином, когда вдруг раздался пронзительный нарастающий вой, задрожал под ногами пол, люстра, звякнув хрустальными слезками, стала раскачиваться и посуда запрыгала по столу. Мажордом, посланный узнать, что происходит, вернулся и доложил: по улице проскакал отряд всадников в белых кирасах, касках с черными плюмажами и саблями наголо.

– Они вывели на улицу тяжелую кавалерию, – пробормотал мажордом. – Там, наверное, происходит что-то куда более серьезное, чем изволил думать сеньор.

– Тебе придется заночевать у меня, – сказал Онофре маркизу. Тот кивнул. – Я дам тебе свою ночную рубашку – надеюсь, она тебе подойдет.

– Не беспокойся. – Маркиз краем глаза следил за горничной, убиравшей со стола посуду. – Я обойдусь.

Всю ночь вдалеке слышались орудийные залпы, стрекотанье пулеметных очередей, одиночные выстрелы снайперов. На следующее утро, когда они вновь встретились в столовой за завтраком, у маркиза де Ута под припухшими глазами образовались темные круги. Ежедневная пресса не была доставлена. Мажордом рассказал, что магазины закрыты, весь город охвачен параличом и прерваны все связи с внешним миром.

– Это долго не продлится. – Онофре обратился к мажордому: – Как у нас со съестными припасами?

– Все в порядке, – уверил тот.

– Дикость какая! – возмутился маркиз. – Сидим тут взаперти, осажденные толпой, – я даже не могу переодеться по-человечески… – Он перевел взгляд на служанку, которая подавала кофе. Девушка густо покраснела и отвела глаза. – Ты не мог бы одолжить мне немного денег? – спросил он Боувилу.

– Сколько хочешь, – ответил тот. – Для чего тебе?

– Чтобы отблагодарить это прелестное дитя, – ответил маркиз, тыкая в сторону девушки большим пальцем. – Да, и вот еще – уволь ее сегодня же.

– Это почему?

– Она в постели ни рыба ни мясо, – заявил он. Онофре Боувила посмотрел на встревоженное

личико девушки. Ей было не больше пятнадцати, и она недавно приехала из деревни, но обладала тонкими приятными чертами лица и хорошими манерами, поэтому ее послали прислуживать за столом и избавили от грязных работ по дому. Онофре знал: исполни он пожелание маркиза, девушку ждет либо бордель, либо страшная нужда.

– Как тебя зовут? – спросил он.

– Одилия, с вашего позволения, – робко проговорила она.

– Тебе нравится служить у меня в доме, Одилия?

– Да, сеньор, очень.

– В таком случае мы поступим следующим образом, – Онофре повернулся к маркизу, – ты сэкономишь на вознаграждении, поскольку тебе не угодили, а Одилия останется в доме и будет получать вдвое больше. Как тебе такой расклад?

Он делал это не из чувства великодушия или благородства и не по расчету, так как не верил в человеческую благодарность. Он лишь хотел дать понять своему гостю, кто хозяин в его доме. Маркиз и он обменялись пристальными взглядами. Маркиз расхохотался. Так незаметно пролетела неделя, фигурировавшая в дальнейшем под названием «трагическая». Они играли в карты и вели долгие разговоры; маркиз оказался приятным собеседником и стал для Онофре бесценным источником новых знаний и фактов: в округе не существовало семьи, с которой у маркиза де Ута не было бы родственных связей и о которой он не знал бы всех интимных подробностей. К тому же маркиз легко делился своими знаниями с Онофре. Для него не было большего удовольствия, чем посплетничать о личной жизни ближнего своего, и он делал это подробно и с блеском. В его изящной ироничной болтовне Онофре отыскивал трещины и бреши, необходимые для того, чтобы потом сделать попытку просочиться в этот непроницаемый мир, покрытый слоем лежалой пыли и тоски, двери которого для него всегда будут закрыты. Иногда после ужина они отправляли мажордома на асотею [88] проверить, как обстоят дела на улице. Если не было опасности, они тоже поднимались на крышу; попыхивали сигарами, потягивали коньяк и, положив локти на балюстраду, наблюдали за всполохами пожаров. Потом, устав от монотонности такой жизни, послали саркастическую записку губернатору: «Положи этому конец – у нас сигары на исходе». Для Онофре это была очень приятная и поучительная неделя, возродившая в нем стремление вновь связать себя крепкими узами мужской дружбы. Однако, вспоминая поведение маркиза на банкете в честь царицы, он понял, насколько тщетны были его надежды.