Книга и братство - Мердок Айрис (серия книг .txt) 📗
Такая возможность появилась, как только Роуз стало известно о том, что в определенный день в определенное время Краймонд собирается к Джерарду. План Роуз был таков: пораньше с утра поехать в Южный Лондон, найти телефонную будку поближе к дому Краймонда и, когда станет ясно, что он уезжает, позвонить Джин и сказать, что она случайно оказалась рядом и нельзя ли заглянуть к ней на минутку. План сработал. Джин коротко ответила: «Приходи» — и спустя несколько минут Роуз была у нее.
Они расположились в комнате, которую Краймонд именовал игровой, Роуз уселась на пальто, которое скинула на диван, а Джин расположилась напротив, на стуле, который подтащила от письменного стола. Их встреча в дверях была эмоциональной, но не бурной. Они стиснули друг дружке руки, но тут же отпустили и обниматься не стати.
В комнате было темновато, горели только две лампы под абажурами, одна на письменном, вторая примостилась на другом столе, на груде книг. Было прохладно, пахло парафином от обогревателя. Джин выглядела похудевшей, усталой, похоже, без всякой косметики, в коричневой вязаной кофте поверх темно-синего шерстяного платья и, видно, только что сняла фартук. Однако красота ее нисколько не потускнела, даже напротив: слегка взъерошенные темные волосы пышней и длинней прежнего, в темных глазах яростный блеск. Она походила, как однажды сказала Роуз, на иудейскую героиню. Сидя лицом к лицу с ней, Роуз почти боялась ее, была в растерянности, готова расплакаться, но боялась еще и того, что Джин может неожиданно заплакать злыми, бурными, дикими слезами. Начать разговор оказалось невероятно трудно.
— Я была в Боярсе, в снегопад. Луг замерз.
— На коньках каталась?
— Да. Лили Бойн тоже была там. Она прекрасно катается. Я была удивлена.
— Не понимаю, чему тут удивляться.
— Ну, не то чтобы… пожалуй, нет… просто не ожидала.
— Как Тамар?
— Не слишком. Почти ничего не ест и выглядит несчастной.
— Можешь как-то повлиять на нее?
— Пытаюсь. Кажется, она заходила к тебе.
— Полагаю, по твоему наущению.
— Ну… хотела бы увидеть ее снова?
— Нет.
— Она очень любит тебя. Ему что, не нравится, когда к тебе кто-то приходит?
— Зачем ты явилась?
— Повидаться. И узнать, не могу ли я что-то сделать для тебя.
— Для меня — нет, ничего не надо.
Помолчав, Роуз спросила:
— Он оттуда направится прямо домой?
— Кто этот «он» и откуда направится прямо домой?
— Краймонд от Джерарда направится прямо домой?
— А он у Джерарда?
— Да! Ты не знала?
— Он не всегда говорит, куда идет, — ответила Джин. — А я не спрашиваю. Так что не знаю, направится ли он прямо домой.
— Похоже, ты не много знаешь о нем.
— Я не слежу за каждым его шагом.
Джин сидела, сложив ладони на коленях, и пристально смотрела на Роуз, ожидая очередного вопроса, как на допросе.
— Это Краймонд стрелял по той мишени?
— Кто же еще.
— Помнится, он был метким стрелком, выиграл какой-то приз. Надеюсь, он не готовится к революции.
— Думаю, просто забавляется так.
— Что вы поделываете?
— Что ты имеешь в виду?
— Я о вас обоих, что вы делаете весь день: сидите дома, ездите куда-нибудь, развлекаетесь, ходите в гости, на концерты, вы счастливы?
— По большей части мы дома, — сказала Джин, — не «развлекаемся», иногда приходят люди.
— Вы обсуждаете его работу?
— Мы обсуждаем множество вещей, но если ты о книге, то нет, ее мы не обсуждаем.
— Книга действительно существует?
— Конечно. Да вон она. Можешь взглянуть, если желаешь.
Роуз посмотрела на письменный стол, где в круге света от лампы лежала стопка разноцветных блокнотов, один был раскрыт. Ее охватило суеверное отвращение:
— Нет, спасибо…
— Ты воображаешь, что я несчастлива, верно, надеешься на это.
— Нет, — сказала Роуз, — просто подумала, что тебе, может, скучно.
Ей начало казаться, что они разговаривают будто во сне, совершенно не понимая друг друга, бездарно тратя драгоценное время. Джин нахмурилась, атмосфера стала более натянутой и тревожной. С ощущением этой новой напряженности, от которой стеснялось дыхание, Роуз сказала то, о чем решила сказать, чувствовала, что должна сказать, и даже заранее отрепетировала:
— Дункан любит тебя. Он хочет, чтобы ты вернулась. Мы все любим тебя, нам тебя не хватает. Хорошо бы ты вернулась.
Джин как будто задумалась, но ответила только:
— Извини, но вынуждена всех вас разочаровать. Мне не скучно и я не несчастна. В жизни не была столь бесконечно счастлива, как сейчас. Если ты должна что-то передать остальным, можешь им так и сказать.
— В прошлый раз ты ушла от Краймонда, наверное, неспроста.
— Я счастлива так, как, думаю, ты вряд ли когда была или даже мечтала.
— Ты забыла свою любовь к Дункану? Ты ведь любила его, точно любила?
— В прошлый раз бы по иначе. Тогда я была не способна понять, что мне уже не быть прежней, что я изменилась необратимо. С того времени я доросла до этого понимания. Я встретилась с абсолютом. Когда видишь совершенство, тогда несовершенство тускнеет, перестает для нас существовать. Теперь я вижу это отчетливо, не сквозь мутное стекло. Этому невозможно сопротивляться, перед этим невозможно устоять.
— И наверное, невозможно объяснить.
— Невозможно.
— Прости меня, — сказала Роуз, — мне так хотелось поговорить с тобой, а времени так мало, о многом мне говорить очень трудно. И нужно уйти до возвращения Краймонда. Джерард сказал, что даст ему час…
— Даст ему час!
— Не знаю, сколько времени уйдет у него на дорогу, если он сразу пойдет домой… понимаешь, я пытаюсь сказать то, что важно, что важно для меня, бог знает, когда мы еще увидимся. Ты знаешь, что я люблю тебя, мы всегда были подругами, и я должна сказать тебе все, что думаю. По-моему, ты живешь иллюзией. Все это так односторонне, неправильно. Тебе неизвестно, куда он уходит и что делает, ты всю себя отдала ему, пожертвовала друзьями, всем своим миром, но не знаешь ни его друзей, ни того, чем он живет. Он не делится с тобой ничем сокровенным. Ты даже не помогаешь ему в работе над книгой. Насколько могу понять, ты теперь ни с кем не знаешься, кроме него, сексуальные отношения, которые для него лишь часть жизни, для тебя это вся жизнь! Прости… если я груба и несдержанна, это потому, что переживаю за тебя…
— Ну, не надо, не надо так, — сказала Джин, выслушавшая эту тираду с отсутствующим и равнодушным видом. Вздохнула, встала, оперлась о спинку стула и слегка подалась вперед: — Кофе хочешь? Чего-то выпить, боюсь, в доме нет.
— Нет, конечно, не хочу я кофе! — сердито воскликнула Роуз. — Ох, Джин…
— Я не отступаюсь от нашей любви, — сказала Джин, — нашей, между тобой и мной, и не сомневаюсь, что она будет длиться вечно, даже если мы никогда больше не увидимся, а мы, конечно, еще увидимся, она такая необыкновенная и такая давняя. Но ты должна согласиться, что мы живем в двух совершенно разных мирах. Ты полагаешься на постоянство, для тебя важны определенность, покой, упорядоченность, стабильность, тебя устраивает такая жизнь, ты всегда чувствовала в ней себя прекрасно, тогда как мне при такой жизни становится все трудней дышать.
Она со стуком отпустила стул.
— Ну, — проговорила Роуз, — если это просто жажда перемен… Если ты выбрала неопределенность, это означает, что ты не до конца веришь в любовь Краймонда, значит, ты не рассчитываешь на ваше совместное будущее, твое положение непрочно.
— Я единственная женщина, которую он когда-либо любил или смог полюбить. Я верю в его любовь и в наше совместное будущее, что бы ни случилось. Но конечно, мы, в отличие от тебя, не можем предвидеть, что может произойти. Неопределенность есть, но не в нашей любви, а в мире. Краймонд смел, и меня он сделал смелой. Ты живешь в старом сказочном континууме, где все милы, и надежны, и добронравны, и год от года ничем не отличается. Я ушла оттуда, с ним я в опасном непредсказуемом реальном мире, любовь опасна, абсолютна и опасна, человек живет со смертью — и это реальная жизнь, которой стоит жить. Ты не понимаешь, что значит по-настоящему любить и быть по-настоящему любимой, когда любовь переполняет все твое существо, жертвует всем и возвеличивает все твои дела, и мысли, и ощущения, делает мир огромным, бескрайним, как вселенная, и полным света… ты ничего не знаешь о любовной близости, о том, как можно жить и дышать ею, когда она постоянна, когда она нечто, что повсюду, во всем и уподобляет вас богам! Когда такое происходит, не думаешь ни о равноправии, ни о том, кто чем делится, вообще ни о каких ничтожных счетах, свойственных старой мелкой беспокойной себялюбивой жизни. О себе забываешь. Ты никогда не переживала подобного, никогда любовь не делала тебя богиней, ты паинька, настоящая пуританка, в глубине души чувствуешь, что секс — это грех. Почему ты не вышла замуж? Почему всю жизнь безнадежно ждала предложения от Джерарда? Почему не вышла за кого-то другого? Маркуса Филда, например, он был без ума от тебя?..
