Дело Локвудов - О'Хара Джон (книги без регистрации бесплатно полностью сокращений txt) 📗

Она улыбнулась.

— Все от меня зависящее я сделаю месяца через полтора.

Признательность, которую почувствовал Джордж Локвуд к Марте Даунс-Викершем, была особого свойства. Это не имело ничего общего с ее приездом отдать последний долг его отцу и, в сущности, почти ничего общего — с ней самой. Все дело в том, что Марта нечаянно, сама об этом не догадываясь, открыла ему, что у его отца еще при жизни Аделаиды была, по крайней мере, одна любовница, а Джорджу Локвуду как раз этот предлог и требовался для оправдания своего собственного романа с Лали Фенстермахер-Брауер.

Брак Лали с Карлом Брауером, адвокатом из Рединга, был вызывающе скоропалителен, так как ее родители хотели, чтобы все как можно скорее забыли о Джордже Локвуде. Фенстермахеры не послали Джорджу даже послесвадебного извещения, но он узнал о венчании Лали из газеты «Игл», выходившей в Рединге, и еще из двух филадельфийских газет. В «Игл» был указан домашний адрес Карла Брауера, которым Джордж Локвуд и воспользовался однажды утром, когда вернулся из своего свадебного путешествия.

— Мне нужно видеть миссис Брауер, — сказал он прислуге.

— Миссис Брауер или мистера Брауера? Если вы его хотите видеть, то он в конторе на Пенн-стрит.

— Нет, дело, по которому я пришел, касается миссис Брауер.

— Сейчас я ей скажу. Входите.

Через несколько минут к нему вышла Лали.

— Доброе утро, миссис Брауер. Я от фирмы Вонемейкера. — Эти слова предназначались для служанки.

Лали растерялась, но служанка, замешкавшаяся в холле, не видела ее лица.

— Ах, от Вонемейкера. Пройдите сюда, здесь мы можем поговорить.

Он вошел следом за ней в гостиную — длинную узкую комнату с единственной дверью.

— Принесли образцы? — громко спросила она.

— Они у меня в кармане.

Она понизила голос.

— Ты в своем уме? Говори скорее, если тебе нужно что-то сказать, и больше сюда не являйся.

— Долго я не пробуду.

— Ты ведь женат.

— А ты замужем. Женат. И жалею об этом. Мне жаль не только себя, но и тебя.

— Какое мне дело до твоих семейных неурядиц?

— Ты отчасти повинна в этих неурядицах. Я не могу без тебя.

— Слишком поздно, Джордж. Я теперь замужем, и у меня хороший муж.

— А у меня хорошая жена, но без тебя я все равно не могу. И теперь я знаю то, что хотел узнать. Что и ты без меня — тоже.

— Нет.

— Да.

— Уходи.

— Еще не время уходить. Я еще должен показать тебе образцы.

— Ты с ума сошел!

— В некотором смысле — да. Голубой будет несколько дороже зеленого, миссис Брауер.

— Голубой дороже? Я этого не знала. Она пошла в подвал. Но ты уходи, слышишь?

— Уйду, но приду опять.

— Я не пущу. Велю тебя не пускать.

— Перестань, Лали. Мы же не дети. Это серьезно. Я ухожу, но не отступаюсь от тебя. Когда ты будешь готова встретиться со мной, пришли записку в Гиббсвиллский клуб.

— Встретиться с тобой? Где?

— Где угодно. Можно здесь, когда уедет Брауер. Приходится же ему иногда уезжать.

— Здесь? В этом доме? Прислуга живет у нас постоянно, она никуда не ходит.

— Уволь ее и найди другую, которая ночует у себя дома.

— Уходи, Джордж. Ты совсем рехнулся. Карл убьет нас обоих. Он любит меня.

— А я, думаешь, не люблю?

— Нет! Нет! Если бы любил, то оставил бы меня в покое.

— Если через две недели ты не дашь мне ответа, я опять приду.

— Не надо, Джордж, Пожалуйста. Не приходи больше.

Джордж вышел из дома и, ликуя, зашагал по направлению к площади. Ее слабость возвратила ему чувство уверенности в себе. Через восемь дней Лали прислала ему записку: «В четверг в девять часов вечера. Калитка в переулке, с другой стороны дома. Со стороны улицы не входи. — Л.».

В девять часов было еще светло, и он, подходя к ее дому, подумал, что было бы разумней войти с улицы, затененной деревьями, чем с переулка, где нет деревьев; но он решил не нарушать ее инструкций и, смело открыв калитку, пошел по уложенной кирпичной дорожке к заднему крыльцу. Его не удивило, что дверь перед ним распахнулась, как только он ступил на крыльцо. Но здесь его ожидал сюрприз: перед ним оказалась совсем не робкая растерянная девушка, которую он представлял в воображении. Лали закрыла за ним дверь и обняла его, подставив губы для поцелуя. По тому, как она прильнула к нему, он понял, что теперь уже ничто не будет сдерживать ее страсти. Если она решилась на свидание с ним при таких обстоятельствах, значит, готова на все.

— Пойдем наверх, — были ее первые слова, и она взяла его за руку.

Постель там была уже готова, комнату освещал прикрепленный к стене газовый рожок. Она развязала ему галстук и расстегнула верхние пуговицы белого полотняного жилета.

— Не надо, я справлюсь быстрее, — сказал он.

— Как хочешь. — Она села на стул и стала смотреть, как он раздевается. — Одежды на тебе — как на женщине. У меня и то меньше.

— Наверно, так оно и есть.

— А теперь я. — Она встала и расстегнула на себе платье из льняной ткани. Они снова обнялись, ее беззастенчивые порывистые движения возбуждали его.

— Пожалуй, нам лучше лечь, — сказала она и, расположившись на кровати, подперла ладонями груди, как бы целясь ими в Джорджа.

— Вообрази, что ты — грудной младенец.

— Уже вообразил, — сказал он.

Некоторое время она лежала, положив ему на голову руки, потом вдруг встрепенулась, не в силах больше сдерживать себя:

— Теперь сюда. Скорее. Ну, скорее же!

Джордж заспешил. Когда он овладел ею, она вскрикнула и произнесла что-то нечленораздельное, похожее на немецкие слова. В этот миг он с радостью подумал: как хорошо, что, когда Лали была еще девушкой и проводила с ним время в гостиной своего дома в Лебаноне, они ни разу не пошли дальше поцелуя! Хотя любовный экстаз прошел, она не переставала ласкаться, нежно целовала его губы, глаза, руки, грудь.

— О, я люблю тебя, я так тебя люблю!

— И я тебя, Лали, — сказал он, и это была правда.

Некоторое время они лежали не двигаясь.

— Я еще не видел тебя с распущенными волосами, — сказал он. — Ты чудесно выглядишь.

— Они закрывают груди. У тебя грудь голая, а у Карла — вся в волосах, словно в шубе, вывернутой мехом наружу. — Она улыбнулась.

— Чему ты улыбаешься?

— Ты подготовил меня для Карла, а Карл подготовил меня для тебя и ненавидит.

— Видимо, так.

— Ты избегаешь говорить о Карле, потому что не хочешь, чтоб я говорила о ней.

— А зачем нам о них говорить?

— Ты ее не любишь?

— Не надо, Лали.

— Ты ревнуешь меня к Карлу.

— Да.

— А я тебя — к ней… Он весь черный от волос, даже спина заросла. Я не люблю его, Джордж. А он и любит меня, и ненавидит.

— За что ему тебя ненавидеть? У тебя есть кто-нибудь, кроме меня?

— Нет, нет, нет! Никогда. Только ты. Я ему говорю: имей терпение. Имей терпение. А он — нет: едва переступит порог дома, как сразу — давай. Пойдем наверх, говорю я ему, а он уже не может.

— Неужели он…

— Да нет, у нас получается. Но я должна уже быть в постели. Если я в постели, то он прямо с работы — ко мне. Не раздеваясь. Имей терпение, говорю я ему, ведь не все же такие, как ты. А он похож на быка, да и хочет быть быком. Другие мужчины спрашивают его, когда у него будет ребенок, и он приходит домой злой. Хочет взвалить вину на меня, но знает, что я тут ни при чем, за это и ненавидит меня. И зачем это мужики его дразнят?

— Нехорошо.

— Почему ты пришел ко мне, Джордж?

— Соскучился.

— И я соскучилась. Но тебе, Джордж, тоже, может быть, надо набраться терпения.

— С ней?

— Да.

— Но разлюбить-то тебя я все равно не смогу, Лали.

— Она холодная?

— Я бы не сказал. Просто — не подходит мне.

— Она тебя боится? Как мужчину?

— Нет. Не в том дело.

— Скажи тогда, в чем. О себе-то я рассказала.

— Не хочу, Лали. Не принуждай меня говорить на эту тему.