Цветы на чердаке - Эндрюс Вирджиния (читаемые книги читать TXT) 📗
— На чердаке.
— Я хочу посмотреть.
— Тогда поднимись и возьми ее. Я устал. Я хочу посмотреть телевизор, пока Кэти приготовит обед. — Он бросил на меня быстрый взгляд.
— Моя дорогая сестра, не будешь ли ты возражать, если я попрошу тебя, в знак примирения надеть чистый свитер, прежде чем мы сядем обедать? Есть в этом свитере что-то, что заставляет меня чувствовать себя виноватым.
— Эта краска похожа на кровь, — сказал Кори. — Она запеклась, как кровь, когда не смоешь ее.
— Это типографская краска, — сказал Крис, когда я отправилась в ванную сменить свитер на другой, гораздо большего размера.
— Такая краска всегда сворачивается.
Вполне удовлетворенный, Кори принялся рассказывать Крису, как много он потерял, пропустив фильм о динозаврах.
— Крис, они были больше этого дома! Они выходили из воды и проглотили лодку с двумя мужчинами! Я знал, что ты будешь жалеть, что пропустил этот фильм.
— Ну, — сказал Крис мечтательно. — Я уверен, что мне бы понравилось.
Этой ночью я чувствовала себя странно, как будто слегка заболевшей и совсем не отдохнувшей, а мысли мои все возвращались к тому, как Крис смотрел на меня на чердаке.
Я знала теперь, что секрет, который я так долго хотела открыть, секрет этот заключался в любви, в физическом, сексуальном желании. И секрет был вовсе не в созерцании обнаженных тел, ведь я много раз купала Кори и не раз видела голым Криса, и я никогда ничего особенного не чувствовала, видя, чем он и Кори отличаются от меня и Кэрри. Секрет был вовсе не в обнаженном теле. Секрет был в глазах. Секрет любви в том, как один человек смотрит на другого, как общаются между собой глаза, когда губы молчат. Глаза Криса сказали мне больше, чем десять тысяч слов.
Секрет был даже не в том, как он касался меня, нежно и осторожно; вот когда он касался и смотрел, все было иначе, и вот почему бабушка установила правило, что нельзя смотреть на существо другого пола.
О, подумать только, эта старая ведьма знала секрет любви. Но нет, не могла она никогда любить, только не она, с ее железным сердцем, с каменными глазами, разве она могла смотреть так?
И потом, по мере того, как я углублялась в этот предмет, я поняла, что здесь было нечто большее, чем глаза: секрет был в том, что делало глаза такими, это было в душе, в мыслях. Надо было хотеть изо всех сил доставить тебе удовольствие, сделать тебя счастливым, принести тебе радость и забрать твое одиночество, понять тебя, как никто другой никогда не поймет, вот тогда в глазах будет любовь.
Грех ничего не значил по сравнению с любовью, с настоящей любовью. Я повернула голову и увидела, что Крис тоже не спит. Он свернулся в клубок у себя на постели и смотрел на меня. Он улыбнулся самой прекрасной улыбкой, и я смогла только горько заплакать над ним и над собой.
Наша мать не приходила к нам в тот день, так же как и накануне, но мы подбадривали себя песнями и игрой на инструментах Кори. Потихоньку нарастало возмущение, почему она не приходит, но мы легли в тот день спать с большей 'надеждой в сердце. Пение веселых песен в течение нескольких часов убедили нас всех незаметно для нас самих, что солнце, любовь, домашний уют и счастье не за горами, и что долгие дни путешествия по темному лесу приходят для нас к концу.
Но в мои светлые сны вползало что-то темное и страшное. Каждый день это принимало какие-то чудовищные формы. То я видела, лежа с закрытыми глазами, как к нам в комнату прокрадывается бабушка и, думая, что я сплю, сбривает начисто все мои волосы. Я кричу, но она не слышит, и никто не слышит. Она взяла длинный сверкающий нож, разрезала мою грудь на маленькие кусочки и стала кормить ими Криса, запихивая их прямо ему в рот. А дальше еще хуже. Я металась и корчилась, бормоча во сне, и разбудила Криса, а близнецы спали, как мертвые, своим крепким детским сном. Сонный Крис приподнялся и сел ко мне на кровать. Он спросил, отыскивая мою руку:
— Опять кошмар?
Фу-у… Это был не обычный кошмар! Это было что-то осязаемое, что-то произошло в действительности. Я своим костным мозгом чувствовала, что случится что-то ужасное. Ослабев и вся дрожа, я рассказывала Крису о том, что сделала бабушка.
— И это еще не все. Потом пришла мама и вырезала мне сердце, а сама была вся усыпана сверкающими бриллиантами.
— Кэти, сны ничего не значат!
— Нет, значат.
Другие сны и кошмары я тоже всегда рассказывала Крису, он только улыбался и выражался в том духе, что должно быть неплохо каждую ночь как будто смотреть кино. Но это было совсем не так.
В кинотеатре вы просто сидите и знаете, что на большом экране чужая история, которую кто-то сочинил для вас. В своих снах я чувствовала сама. Я была в них, чувствовала боль и страдала, и должна сказать, к сожалению, очень редко получала от них удовольствие.
Но раз Крис уже привык к моим снам, почему же он сидит у меня на постели, как мраморная статуя? Похоже, этот сон подействовал на него больше, чем другие. Или он тоже видит сон?
— Кэти, честное слово, сбежим отсюда! Все четверо! Поверь мне. Да, твои сны, должно быть, что-то значат, а то бы они тебе не снились постоянно. У женщин лучше развита интуиция, чем у мужчин — это доказано. Это подсознание работает по ночам. Мы больше не будем ждать, пока мама получит наследство своего отца, который все живет да живет и не думает умирать. Ты и я вместе найдем выход. С этой секунды, клянусь тебе жизнью, мы полагаемся только на себя… и на твои сны!
Он так сказал это, что я поняла — он не шутит, он действительно так считает. Я почувствовала такое облегчение, что чуть не закричала. Мы убежим отсюда! Мы не останемся в этом доме навечно!
Во мраке и холоде большой темной комнаты он смотрел прямо мне в глаза. Может быть, он видел меня, как я его, а может быть, всю нашу жизнь и мечты, и даже больше того. Он немедленно склонился ко мне и поцеловал в губы, как бы закрепляя свою клятву. Какой странный, долгий поцелуй, от него я как будто падала, и падала, и падала, лежа в то же время на кровати.
Что нам было нужно больше всего, так это ключ от нашей комнаты. Мы знали, что он подходил ко всем дверям в доме. Мы отказались от мысли бежать по веревочной лестнице из простыней из-за близнецов, и уж, конечно, ни Крис, ни я не надеялись, что бабушка как-нибудь оставит по небрежности ключ в дверях. Она обычно быстро открывала дверь и тут же совала ключ себе в карман. Во всех ее ненавистных серых платьях были карманы.
.Зато наша мать всегда была беззаботна, забывчива, ненаблюдательна. И она не любила карманов, потому что лишние объемы отягощали ее гибкую фигуру. Мы рассчитывали на нее.
И чего плохого она могла ждать от нас — ее покорных, милых, пассивных деток? Ее собственных маленьких пленников, которые никогда не вырастут и не станут для нее угрозой. Она была счастлива от любви. Любовь светилась в ее глазах и заставляла ее часто без причины смеяться. И она была до того невнимательна, что хотелось закричать и заставить ее заметить, заметить, какими тихими и больными выглядят близнецы! И она никогда не говорила о мышонке: ну почему она никогда не замечала мышонка? Он сидел у Кори на плече, покусывая его за ухо, и она опять не сказала ни слова, даже когда слезы побежали из глаз Кори, потому что она не замечала и не поздравляла его, а ведь это он приучил мышь, которая не сидела бы так, если бы не он.
Она приходила обычно два или три раза в месяц, и каждый раз приносила подарки, которые доставляли удовольствие ей, а не нам. Она приход ила такая изысканная, в дорогих платьях, в мехах и драгоценностях и сидела совсем недолго.
Она сидела как королева на троне и раздавала нам подарки. Крису — принадлежности для рисования, мне — балетные тапочки, и каждому из нас сверхмодные наряды, как раз подходящие, чтобы носить их на чердаке, где не видно, малы они или велики, а они редко бывали впору, и наши тапочки были то удобны, то нет, и я так и не дождалась лифчика, который она обещала, но все время забывала.
