Повитель - Иванов Анатолий Степанович (читать книги онлайн бесплатно полные версии TXT) 📗
— Дуур-рак! — негромко произнес Григорий и отвернулся. — Тогда ведь… труднее тебе воровать будет. Да и вообще кончается твое время, Бутылкин. Поймают тебя, тогда что запоешь?
— Кому ловить-то? Кругом свои.
— А Ракитин? Туманов? И эта… Веселова?
— Конечно, на щуку ловцов много, — вдруг согласился Бутылкин. — А она до старости в тихом омуте живет…
Оставаясь наедине с самим собой, Григорий хмурил узкий лоб, будто все время старался вспомнить что-то важное, но не мог и, глядя в окно на пустынное озеро, думал: ведь отец мечтал поставить на берегу рыбокоптильню. В последнее время эта мысль приходила каждый раз, едва Григорий бросал взгляд на озеро, вызывала другие воспоминания: о старом цыгане, о Лопатине, о Гордее Зеркалове и о его сыне Терентии. Жили люди, ходили по земле — и вот давным-давно нет их… Вспоминался даже бывший ссыльный Федор Семенов, который во дворе веселовского дома рассказывал мужикам о Временном правительстве. «А этот жив, однако… — подумал однажды Григорий. — Глаза-то под бровями, как ножи, сверкнули, когда встретились…» И снова: отец, расхаживающий по комнате, строящий планы об открытии лавки, о рыбокоптильне, о богатстве… Давно все было это — и вроде недавно, будто вчера…
Между тем шла уборка. Локти опустели, Григорий всех отправил в поле. Теперь кое-кто ворчал даже, что вот, мол, председатель лютует, в субботу помыться в бане не дает.
— Что ты в самом деле, — заметил как-то Ракитин. — Мера ведь нужна во всем.
Григорий вскипел, чуть не крикнул: «Чего ты суешь все время нос в чужое дело?!» Но сдержался.
Ночами к дому Бородина иногда подворачивал на машине Егор Тушков.
Однажды Григорий сказал Бутылкину:
— Вот что, друг сердечный, хватит…
— Как тебя понять? — насторожился Бутылкин.
— А зачем мне все это? Все равно сгниет, попортится. — Григорий говорил и смотрел на Бутылкина, будто на пустое место.
— Запас карман не трет, Григорий Петрович, — начал после некоторого молчания Бутылкин, но Григорий прервал его:
— А ну вас всех к чертовой матери… Сволочи вы все!
И пошел в дом, тяжело покачиваясь на ходу.
Бутылкин догнал его, часто засыпал словами:
— Ты не волнуйся, Григорий Петрович. Это, так сказать, в порядке уважения. Мы друзей различаем. А ты ведь, я думаю, и сам не знаешь, что тебе надо, а?
— Ага, ты думаешь? — обернулся Григорий. — Но коль поймаю — других не марай. Расписок я тебе никаких не давал, так что никто не поверит…
— Ах, вот ты о чем!.. — воскликнул Бутылкин и расхохотался. Потом подошел и покровительственно похлопал Григория по плечу: — Ничего, ничего…
Перед самым снегом, когда колхозникам выдавали хлеб на трудодни, Григорий говорил чуть ли не каждому:
— Дали бы на трудодни побольше, да видите, какое время. Весь хлеб государству сдали. Сами знаете, сколько разрушено за войну. Восстанавливать надо. Да и врага еще добивать в его логове. Ничего, заживем! А пока с личных огородов как-нибудь пропитаемся.
Дома, хлебая наваристые щи, говорил жене:
— Заживут колхозники — шиш! Все подчистую в амбарах подмели. Дополнительный план хлебозаготовок еле-еле выполнили. До зерна обобрали.
— Что-то не то говоришь, — несмело промолвила Анисья. — Будто уж до зерна…
— Ну, загавкала… Молчи в тряпочку! — повысил голос Бородин. — В одно ухо влетело, в другое вылетело, поняла?
Анисья умолкла, а Григорий долго еще дергал небритой щекой. Если бы кто посмотрел на Бородина в ту минуту, то подумал бы, что он собирается зло рассмеяться, но никак не может осмелиться.
Зимой без особых споров Григория переизбрали председателем.
При появлении отца Петька забивался куда-нибудь в угол, сидел там, боясь пошевелиться, терпеливо ждал, когда он уйдет. Но чаще всего Григорий громко кричал:
— Ну-ка, поди сюда, Петруха!
Петька тогда вздрагивал, подходил к отцу.
Как-то Григорий спросил:
— Ты почему на отца не смотришь? Еще поучить, что ли? У меня живо поспеет. Ты понял?
— Понял, — промолвил Петька, не поднимая головы. Однако заставить сына смотреть ему в глаза так и не мог. Это приводило его в бешенство. Однажды он закричал:
— Ах ты змееныш! Весь в мать. Ну, погоди, погоди! Я ведь задушу тебя когда-нибудь!
— Ну и души, — спокойно, равнодушно отозвался Петька.
Сдвинув брови, Григорий долго смотрел на Петьку, но ничего не сказал.
С того дня не заставлял больше сына смотреть ему в глаза, не заводил даже об этом разговора. Может быть, потому, что понял: через край хватил, невозможного добивается.
Анисья вначале пыталась вступиться за сына. Но Григорий в первый же раз грубо отбросил ее в сторону. Однако Анисья снова кинулась между мужем и сыном. Тогда Григорий, на глазах у Петьки, в кровь избил и ее.
После этого Анисья почти каждый вечер плакала, пряча глаза от мужа и сына.
Петька сделался еще более замкнутым, почти никуда, кроме школы, не ходил. Он учился теперь в четвертом классе. Время от времени к нему прибегал Витька Туманов, приносил с собой запахи мерзлой лесной хвои.
— Понимаешь, вчера ходил на лыжах в Гнилое болото петли на зайцев ставить, — быстро говорил Витька и часто моргал глазами. — Через пару дней проверять собираюсь. Ты как — может, пойдешь со мной?
— Я бы пошел… — ответил Петька. — Вот отец…
— Да ему что — жалко?
— А кто его знает?.. Только обязательно бить будет. — Петька повернулся к товарищу и спросил почему-то шепотом: — Тебя отец-то бьет?
— Зачем ему меня бить? — удивился Витька.
— Ну, я вот разве знаю зачем.
— Поленька, знаешь, тоже со мной просилась, — сообщил Витька. — Да я не возьму.
— Почему?
— Вот еще!.. Зачем она мне? Мешать только будет.
Потом Витька посмотрел по сторонам, вплотную приблизил свою голову к Петькиной:
— А ты, знаешь, ушел бы из дому, раз такое дело, а? У нас бы пожил пока.
Петька минуты три молчал, соображая что-то.
— Я бы ушел, — сказал он наконец. — Только маму жалко. — И еще через некоторое время добавил: — Он ведь и ее теперь бьет…
— Кого, мать?! Это как же?!
Петька молчал.
— Так вы бы вместе с ней ушли!
— Нельзя нам, — вздохнул Петька.
— Почему?
— Боится она. Раз я слышал, как он сказал ей: «Смотри, задумаешь уйти — найду, башку оторву. Ничего, говорит, меня не остановит». Вот она и боится.
— А может, все-таки пойдешь со мной? — неуверенно проговорил Витька. — Вот увидишь, принесем штук пять зайцев. Их развелась сейчас кругом — тыщи…
Петька несколько минут колебался.
— Нет, — сказал он наконец. И, опять вздохнув, прибавил: — Он меня и не побьет, может, накричит только. А мамка опять плакать будет. Мне ее жалко. Ты понимаешь? Думаешь, за себя боюсь?
— Понимаю, — сказал Витька и тоже вздохнул.
2
Утрами Григорий обычно приходил в контору, хмурясь, подписывал накладные, распоряжения и прочие документы. Потом отдавал кое-какие распоряжения по хозяйству — и направлялся домой.
По улицам шел не торопясь, как ходил по ним много лет назад, во времена коммуны. Шел, так же заложив руки в карманы, так же поглядывая по сторонам прищуренными глазами.
Ненадолго хватило «обновленного» Григория. Активности, которую он проявлял в прошлом году, как не бывало.
Однажды, прежде чем отправиться домой, послал жену Федота Артюхина, которая работала уборщицей в конторе, за Евдокией Веселовой.
— Прибаливает она, Евдокия-то, — грустно сказала Артюхина. — Гошка Тушков сколь годов подряд заставлял ведрами воду на огород таскать. Сам потаскал бы, жирный боров. Угробил бабу, однако… Ты хоть дай ей вздохнуть, Григорий, определяй на работы, где полегче.
Григорий хотел было резко прикрикнуть на Артюхину, уже повернулся к ней всем телом, но подумал и сказал мягко:
— Дам, дам ей подышать.
Когда Евдокия переступила порог конторы, Григорий долго осматривал ее с головы до ног, не разжимая своих потрескавшихся, заскорузлых губ.
