Искупление - Макьюэн Иэн Расселл (книги бесплатно без онлайн .TXT) 📗
Через сорок минут она достигла станции метро «Клапам-коммон». Приземистая церковь, сложенная из неотесанных камней, оказалась закрытой. Брайони достала отцовское письмо и уточнила название. Продавщица обувного магазина указала ей другую церковь, но даже когда Брайони, перейдя через дорогу, ступила на траву, церкви она поначалу не увидела: ее наполовину скрывали густые деревья.
Церковь Святой Троицы оказалась вовсе не такой, какую ожидала увидеть Брайони. Она представляла собор со сводами в стиле пламенеющей французской готики, залитый бронзовым светом, льющимся сквозь стрельчатые красно-фиолетовые витражи, – антураж, достойный зловещей сцены преступления и мученичества. То, что она увидела, подойдя ближе, среди тенистых деревьев, представляло собой изящное кирпичное строение вроде греческого храма, с черной черепичной крышей, простыми окнами и низким портиком с белыми колоннами под башней с часами гармоничных пропорций. Неподалеку от входа стоял черный блестящий «роллс-ройс» с распахнутой со стороны шоферского сиденья дверцей, но водителя видно не было. Проходя мимо машины, Брайони ощутила тепло от радиатора, интимное, как тепло человеческого тела, и услышала пощелкивание остывающего металла. Поднявшись по ступенькам, она толкнула тяжелую, декорированную медными гвоздями дверь.
Внутри ощущался обычный для любой церкви сладковатый аромат вощеного дерева и сырой запах камня. Даже стоя спиной к собравшимся и осторожно закрывая за собой дверь, она почувствовала, что церковь почти пуста. Речь приходского священника казалась контрапунктом отражающимся от стен звуков. Брайони остановилась при входе, ожидая, пока глаза привыкнут к сумраку. Потом прошла к задней скамье и села на ее дальнем конце, но так, чтобы видеть алтарь. Ей доводилось присутствовать на многих семейных бракосочетаниях, хотя в Ливерпульский собор на грандиозное венчание дяди Сесила и тети Гермионы, чью изысканную шляпку она различала сейчас в переднем ряду, ее по малости лет не взяли. Между своими живущими врозь родителями были зажаты Пьерро и Джексон, выросшие дюймов на пять-шесть. По другую сторону прохода сидели три представителя семейства Маршалл. Вот и вся публика. Скромная церемония, только для родственников. Никаких репортеров из отделов светской хроники. Присутствие Брайони тоже не предполагалось. Ритуал был хорошо ей известен, поэтому она сразу поняла, что главного не пропустила.
– Во-вторых, он призван оградить от греха прелюбодеяния тех, кто не наделен добродетелью воздержания, и позволить им вступать в брак и жить как подобает целомудренному рабу Божьему.
Лицом к алтарю, обрамленные контуром праздничного белого облачения священника, стояли молодые. Невеста, как положено, была в пышном белом наряде под густой, насколько могла издали разглядеть Брайони, фатой, волосы по-детски заплетены в одну косу, которая свисала до пояса из-под низвергавшихся пенным водопадом тюля и органди. Маршалл держался прямо, подложные плечи его торжественного костюма острыми углами выделялись на фоне стихаря викария. – В-третьих, он призван освящать единение, помощь и утешение, кои один супруг обязан даровать другому…
В мозгу Брайони, как нарывы, как грязные пятна на чистой коже, высыпали детали воспоминаний: Лола, вся в слезах, входит к ней в комнату, ее запястья в ссадинах и синяках; царапины на плече Лолы и на лице Маршалла; молчание Лолы в темноте на берегу озера, пока ее серьезная, смешная и слишком «правильная» младшая кузина, не умея отличить жизнь от выдуманных историй, по глупости обеспечивала алиби истинному насильнику. Бедная, тщеславная и уязвимая Лола с жемчужиной на бархотке, благоухающая розовой водой, мечтавшая сбросить последние путы детства, спасала себя от унижения тем, что влюбилась – или убедила себя, что влюбилась, – и не могла поверить в сказочную удачу, когда Брайони вызвалась объяснить все вместо нее и бросить обвинение. Какое везение для Лолы – лишившейся невинности, едва перешагнув порог детства, – выйти замуж за своего насильника.
– …Если кто-нибудь знает обоснованную причину, по которой эти двое не могут быть соединены узами законного брака, пусть этот человек либо объявит это сейчас, либо хранит потом свою тайну до скончания века.
Неужели это действительно свершится? Неужели она сейчас поднимется на ослабевших ногах, с трепещущим сердцем и пустым, сведенным спазмом желудком, и выйдет на середину прохода? А потом, словно Христова невеста под своим чепцом и капюшоном, под взглядами повернувшихся к ней гостей, окажется у алтаря, где, раскрыв от удивления рот, стоит священник, которого никогда за всю его долгую церковную карьеру никто не осмелился прервать, а вполоборота – побелевшая венчающаяся пара, и дерзко, недрогнувшим голосом изложит свои резоны, свою обоснованную причину? Она не собиралась этого делать, но произнесенный викарием ритуальный вопрос из Книги общей молитвы, о котором Брайони совсем забыла, провоцировал ее. Что может ее удержать? Вот шанс публично признаться в своих терзаниях и очиститься от вины перед алтарем самой рассудительной на свете церкви.
Но ссадины и царапины давно зажили, а все ее тогдашние утверждения противоречат тому, что она могла бы сказать теперь. Невеста не выглядит жертвой, и брак совершается с согласия ее родителей. Более того, жених – шоколадный магнат, творец знаменитого «Амо». Тетушка Гермиона уже наверняка потирает руки. Сказать, что Пол Маршалл, Лола Куинси и она, Брайони Толлис, по тайному сговору своим лжесвидетельством отправили в тюрьму невинного человека? Но показания, на основании которых его осудили, это ее собственные показания. Они были открыто оглашены с ее слов в Ассизском суде. Приговор остался в силе. Наказание отбыто. Долг оплачен.
Сердце выскакивало у Брайони из груди, ладони взмокли, но она продолжала сидеть, смиренно склонив голову.
– Я призываю и требую, чтобы вы оба ответили так, как будете отвечать в день Страшного суда, когда все тайны людские выйдут наружу: если вам известны препятствия, кои не позволяют вам соединиться в законном браке, признайтесь в этом сейчас.
По любым подсчетам, до Страшного суда еще очень далеко, а до тех пор тайна, доподлинно известная только Маршаллу и его невесте, будет надежно укрыта за крепостными стенами их брака и останется тихо покоиться там в темноте даже после того, как умрут все причастные к ней. Каждое слово, произносимое во время церемонии, – еще один кирпичик в эту стену.
– Кто вручает эту женщину попечению этого мужчины?
Похожий на птицу дядя Сесил проворно, безусловно, спеша побыстрее исполнить отцовский долг и вернуться в свое убежище Всех Святых в Оксфорде, вышел вперед. Напрягая слух, чтобы уловить в голосах хоть малейший признак сомнения, Брайони слышала, как Маршалл, а потом Лола повторяли за священником слова клятвы: она – уверенно и с наслаждением, Маршалл – неразборчиво и рассеянно. Как возмутительно, как сладострастно пророкотали ее слова, повторенные эхом под сводами церкви, когда она сказала:
– Клянусь принадлежать тебе телом и душой.
– Давайте помолимся.
Семь возвышавшихся над спинками передней скамьи голов опустились, священник снял очки в черепаховой оправе, запрокинул голову и, закрыв глаза, воззвал к силам небесным своим утомленным печальным голосом:
– О Господь предвечный, творец и спаситель рода людского, податель божественной милости, хранитель бессмертной жизни, ниспошли благословение свое рабам своим – этому мужчине и этой женщине…
Последний кирпичик встал на место, когда священник, снова надев очки, произнес торжественную формулу: «Объявляю вас мужем и женой», – и воззвал к Святой Троице, в честь которой названа его церковь. Потом были еще молитвы, псалом, «Отче наш», еще одна длинная прощальная молитва, понижающаяся интонация которой знаменовала меланхолический финал:
– …Да прольет Он на вас милость Свою в щедроте Своей, да благословит Он вас, да будете вы преданы Ему телом и душой, да будет свят союз ваш до самого вашего смертного часа.
