Город чудес - Мендоса Эдуардо (читаем книги онлайн бесплатно полностью без сокращений .TXT) 📗
– Что стало с обезьяной? – спросил Онофре, не обращая внимания на ее объяснения.
Чучельник с видимым усилием перебирал в памяти давние события: он сначала держал обезьяну в шкафу, чтобы уберечь ее от пыли, но убедившись, что за ней никто не придет, поместил ее в мастерской на полке как образец… Старик замолк.
– А потом? – подстегнул его Онофре.
Потом он уже не помнил. Дочь пришла ему на помощь:
– Отец, ее забрал сеньор Катасус, неужели вы забыли?
– Да, да, – обрадовался таксидермист. Сеньор Катасус и его шурин часто снабжали его
охотничьими трофеями для изготовления чучел и были его лучшими клиентами. Всегда приносили крупную дичь – косулю или кабана. Однажды они увидели обезьяну, и им взбрело в голову забрать ее, а ему было без разницы – все равно она много лет пылилась без дела на полке. Таксидермист рассудил, что не будет большой беды, если он подарит обезьяну своим лучшим клиентам.
Семья Катасус жила за городом в собственном доме, который показал ему ветеран кубинской войны, встреченный на стоянке экипажей рядом с вокзалом. Он хорошо знал эту семью. Войдя в прихожую, Онофре вручил служанке свою визитную карточку и, ожидая, все спрашивал себя, зачем он совершает эту глупость. «Дурацкие поступки добром не кончаются, – подумал он. – Может, лучше отказаться от этой сентиментальной затеи сейчас, пока не поздно?» К нему вышел Катасус собственной персоной. Это был круглый, как шар, моложавый на вид мужчина лет семидесяти, похожий на деревенского жителя.
– Боувила?! – удивился он. – Какая честь! – О своем госте он много слышал и даже имел с ним общих знакомых. До его ушей также дошли сведения о банкете, данном в честь царицы. – Здесь, в провинции, такие вещи имеют широкий резонанс, – признался он, добродушно посмеиваясь. – Но позвольте, чем обязан удовольствию принимать вас в моем доме?
– Меня привело к вам дело личного свойства, – ответил Онофре и в двух словах объяснил, о чем шла речь. – Вам покажется абсурдным мой интерес к такой безделице, как обезьяна, – закончил он.
– Нет, нет, ни в коей мере, – ответил Катасус с явной симпатией, – но дело в том, что я, к сожалению, не могу исполнить вашу просьбу, хотя полон желания угодить вам.
Его шурин, некий Эскласанс, владелец завода по перегонке спирта, увидел обезьяну в доме чучельника, и его осенила блестящая идея окрестить свою водку «Обезьяновкой». Он уже уговорил таксидермиста подарить ему чучело, чье изображение хотел использовать в качестве рекламы, когда вдруг юрист, ведший его дела в Барселоне, написал ему о невозможности воплощения столь оригинального замысла, поскольку под этой маркой выпускалась другая продукция, зарегистрированная раньше, и на рынке по чистой случайности уже продавалась анисовая водка с точно таким же названием. Шурин отдал обезьяну детишкам; они долго с ней играли, а когда подросли, то вынесли обезьяну на чердак и, наконец, побитую молью и истрепанную, выбросили на помойку.
– Удивительно, – сказал Катасус, – как это после стольких лет вы смогли проследить судьбу обезьяны и даже восстановить ее во всех деталях. – Он посмотрел на стенные часы с маятником, словно хотел избавиться от нежданного гостя, но не мог придумать благовидную причину. Онофре тоже искал предлог распрощаться, однако хозяин заговорил снова: – До отхода поезда еще полных два часа, а мы, как говорится, в двух шагах от вокзала. Проходите, сделайте милость. Вы нас очень обяжете, если разделите с нами наш скромный праздник, у нас, видите ли, маленькое семейное торжество.
Онофре послушно прошел в просторную столовую с лепными украшениями на потолке, дубовой мебелью и столом, за которым сидели человек двенадцать-тринадцать. Катасус начал знакомить его с гостями, Онофре небрежно кивал, едва удостаивая их вниманием. Среди собравшихся были сыновья Катасуса с женами, близкие и дальние родственники и один весьма живописный субъект по имени Сантьяго Бельталь, представленный ему последним.
– Сантьяго – изобретатель, – отрекомендовал его Катасус с насмешливой церемонностью.
По язвительной интонации и многозначительным перемигиваниям развеселившихся родственников Онофре сделал вывод, что перед ним один из тех неудачников, которые своими чудачествами и глупыми выходками служат для потехи публики на семейных сборищах, превращаясь незаметно для себя в шутов. Сантьяго Бельталю, чье имя навсегда войдет в его жизнь, было тогда двадцать восемь лет, но голодное выражение лица и изможденный вид делали его вдвое старше своего возраста – казалось, он был одержим навязчивой идеей, а потому прекратил есть и спать. Соломенные волосы, висевшие прямыми сальными космами, выпуклые влажные глаза, длинный нос и широкий рот с тонкими губами и крупными лошадиными зубами только подчеркивали нелепость его наружности. Картину довершали старый шерстяной пиджак с многочисленными следами штопки, обтрепанный по краям галстук кричащего цвета, слишком короткие брюки и веревочные штиблеты. Все это отнюдь не прибавляло уважения к нему, наоборот, вызывало жалость. Хотя было очевидно, что нищий изобретатель существовал лишь за счет подачек, он едва притрагивался к булочкам и сладостям, в изобилии присутствовавшим на столе – стоило только протянуть руку. Они обменялись долгим взглядом. На какое-то мгновение Бельталь слился с образом полоумного парня, так и не понятого им до конца, который отправился на Кубу, переполненный бредовыми фантазиями, а вернулся сломленный духом, но полный все теми же фантазиями. Тень молодого отца промелькнула перед глазами и исчезла, воссоединившись с бренными останками, преданными земле несколько часов назад. Его осенила абсурдная мысль: «Я, непонятно зачем, искал несуществующую обезьяну, а взамен судьба посылает мне этого идиота». Не дав обществу как следует поупражняться в изъявлении приличных случаю любезностей, Катасус пустился в воспоминания об обезьяне, однако его прервал один из гостей, осчастлививший слушателей необыкновенными познаниями в области зоологии. В одной книге он прочитал о необычайно развитом интеллекте этих животных и о том, что древние египтяне, не веруя в Бога, поклонялись обезьянам. Другой кабальеро сообщил присутствующим сведения, почерпнутые им из самых достоверных источников: в Китае и Японии обезьян не обожествляют, как в Древнем Египте, а едят, причем их мясо считается настоящим деликатесом. Третий назвал все это цветочками, поскольку в некоторых местах Южной Америки вытворяют еще и не такое – подумать только, там едят кайманов и змей! Один из гостей предположил, что это, должно быть, в Чили. Сестра отца, уточнил он, вышла замуж за торговца шерстью, и они эмигрировали в Чили. Однако жена не преминула его поправить: они уехали вовсе не в Чили, а в Венесуэлу. Дама посетовала, почему именно она, не будучи кровной родственницей этих людей, должна помнить такие веши, тогда как муж не знает, куда уехала его собственная тетка, и нашла этот факт очень печальным. Любитель змей и кайманов изложил способ их приготовления: умертвив змею, рассказывал он, ее распиливают на кусочки величиной в пядь или около того, затем зашивают эти кусочки по краям и жарят на жире или растительном масле на манер свиных колбасок, потом подумал и глубокомысленно добавил: мясо этих рептилий, а также злаковые составляют основную пищу обитателей этой зоны Южной Америки. Гастрономическую тему прервала сеньора, которая пожаловалась на белые пятна, выступившие у нее на коже бог знает отчего. Другая тут же порекомендовала ей уехать на воды в Калдас-де-Бои. Молодой человек поделился с обществом последними новостями, дошедшими до него из Парижа: там улицы запружены автомобилями, и на каждом шагу валяются трупы собак, кошек и ослов, сбитых этими монстрами. Мода на автомобили, мрачно заметил пожилой сеньор, доселе воздерживавшийся от участия в разговоре, принесет многим семьям несчастье. С этим согласились почти все присутствующие. Катасус, покачав головой, заметил, что при всех издержках нельзя противостоять прогрессу, особенно в сфере науки. Так проходил вечер. Онофре Боувила хранил упорное молчание. Краешком глаза он наблюдал за Сантьяго Бельталем: тот тоже не произнес ни слова, но в отличие от Онофре ему не нужно было притворяться прилежным слушателем – он думал о своем. Время от времени его глаза загорались злобным огоньком и излучали угрозу, но так как никто не обращал на него внимания, это оставалось незамеченным. Иногда на его лоб набегала тень тревоги, и в глазах проступала глубокая тоска, и этого тоже никто не видел. Одно выражение сменялось другим с разницей в несколько секунд, и в мимолетных паузах на его лице можно было прочитать смертельную усталость. Бельталю было невдомек, какому анализу подвергал его втайне от всех новый гость. Вдруг в столовой появился ребенок лет трех-четырех, одетый в рубашку с кокеткой и фестончиками. Малыш подбежал к матери и, спрятав голову в ее коленях, зашелся громким плачем. Потом немного успокоился и объяснил причину своего безутешного горя.
