Сексус - Миллер Генри Валентайн (читаем книги бесплатно TXT) 📗
Справедливости ради все-таки признаюсь, что нужно быть не совсем в своем уме, чтобы ждать от Мод согласия на мое предложение. Редкая женщина сказала бы в таком случае «да». А чего же я хотел от нее? Всего-навсего пригласить Карлотту поселиться у нас. Да, в конце концов я рассудил, что самым правильным и благородным выходом было бы предложить Карлотте разделить с нами кров. Вот я и пытался втолковать Мод, что никогда не был любовником Карлотты, что просто очень ее жалею и потому должен что-то сделать для нее. Странная мужская логика. Дикость! Абсолютная дичь! Но я верил в каждое свое слово. Карлотта переедет к нам, займет одну комнату и заживет своей жизнью. А мы будем с ней обходительны, как с королевой в изгнании. Пустыми побрякушками должны были звучать для Мод эти слова. Я же, слушая свои голосовые реверберации, отчетливо слышал сквозь них звуковые волны того самого жуткого туалетного бульканья. И все-таки, несмотря на то что Мод уже приняла решение, что никто, кроме меня самого, меня уже не слушал, что мои слова отскакивали как горох от стенки, я продолжал вещать, становясь все более серьезным, все более убедительным, все более решительно идя своим путем. Волна набегала на волну, ритм боролся с ритмом, удар с лаской, взрыв с ливнем, упрашивание с принуждением, исповедь с угрозами. Сбить, свалить, потопить, загнать под землю и наворотить на этом месте целую гору. Я продолжал и продолжал con amore, con furioso, con abulia, con bessilie, con Brasilia 78. А она слушала это, как слушала бы скала, огнеупоря свое смирительно-рубашечное сердчишко, свою оловянно-полую башку, свою глотку-мясоглотку, свою продезинфицированную утробу.
Ответ был один – НЕТ! Вчера, сегодня, завтра – НЕТ! Только нет. Все ее физическое, психическое, духовное, нравственное развитие осуществилось только ради этого великого момента, когда она сможет торжественно провозгласить: НЕТ! Только нет.
Если б она сказала мне: «Послушай, ну как же можно просить меня об этом? Это же полный идиотизм, неужели не ясно? Как это мы втроем сможем жить? Я понимаю, что ты хочешь ей помочь, я и сама бы этого хотела… »
Если бы она сказала мне так, я бы подошел к зеркалу, долгим спокойным взглядом окинул бы себя и грохнул смехом, словно сорвавшаяся с петель дверь. И согласился бы, что это полный идиотизм. Больше того… Я бы поверил ей, что она действительно хочет сделать что-то, что до сих пор ее убогое воображение и представить не могло. Я бы дал ей высший балл и закончил бы дело фантастическим перепихоном в духе Гюисманса 79. Я бы посадил ее на колени, как это проделывал пребывающий на небесах ее папочка, втолковал бы ей, что 986 плюс 2 равняется минус 69, а потом, задрав кисейное платьице, залил бы ее пламя струей из своего божественного шланга.
Вместо всего этого, так и не пробив головой стену, я разъярился до того, что выскочил из дому среди ночи и отправился бродить по Бруклину. Ночь стояла теплая, я дошел до Кони-Айленда и уселся на парапете пляжного променада. И тут я рассмеялся. Я вспомнил о Стенли, как после его возвращения из Форт-Оглтропа мы пропивали его деньги. Четыре года службы в кавалерии сделали из Стенли железного парня, и он не хотел возвращаться домой, пока не прикончит свои двести долларов. Как сделал бы каждый поляк. Под утро мы с ним заснули в номере какого-то захудалого отельчика возле мэрии. Я вспоминал, как поступил Стенли, когда ему захотелось опорожнить свой пузырь: он прямо с кровати пустил мощную струю на стену. Вот так, запросто.
И назавтра я все еще не мог успокоиться, и послезавтра, и на следующий день. Треклятое НЕТ так и сидело у меня в печенках. Понадобилась бы тысяча «да», чтобы избавиться от него. Ничем важным я в то время не занимался, делал вид, что зарабатываю на жизнь, подсовывая покупателям книжки для составления библиотечки «Шедевры мировой литературы». До еврейской энциклопедии я еще не опустился. Проходимец, подбивший меня на это дело, судя по всему, был неплохим гипнотизером, и я продавал книжки почти в постгипнотическом трансе. Иногда я просыпался с обширными замыслами, то слегка отдававшими преступлением, то вообще фантастическими. Но так или иначе, я все еще на что-то надеялся, а иногда приходил в ярость. Вот так я однажды проснулся с этим самым НЕТ в ушах, и за завтраком мне неожиданно вспомнилась кузина Джулия. Джулия, кузина Мод. К тому времени она с мужем прожила достаточно, чтобы, по моим расчетам, захотеть переменить ритм. Приступим к Джулии. Особенно стараться и не придется: забежать к ней незадолго до ленча, предложить купить несколько книжек, отведать ее отменной кухни, засадить ей и потом – в кино.
Она жила в Верхнем Манхэттене, в обычном многоэтажном инкубаторе. В мужьях у нее состоял довольно дубоватый малый, вполне нормальный экземпляр из породы честно зарабатывающих на жизнь и исправно голосующих то за республиканцев, то за демократов, в зависимости от настроения. А Джулия была добродушной клухой, которая за всю жизнь не читала ничего более волнующего, чем «Сатердей ивнинг пост». Просто задница с интеллектом, достаточным для того, чтобы понимать, что после сношения надо принимать душ, а если это не поможет, взяться за штопальную иглу. Фокус с иглой она проделывала так часто, что стала крупным специалистом в этой области. Главное для нее было потешить себя вдоволь, изваляться, как ошалелая кошка, потом очистить свой организм возможно быстрее. Она бы и стамеску, и ключ разводной пустила бы в ход, если бы знала, что это поможет.
Я был немного обескуражен, когда она открыла мне дверь. Никак не думал, что всего за год с небольшим с женщиной могут произойти такие перемены, да и не представлял себе, как должна выглядеть дама в одиннадцать часов, когда не ждет никаких визитов. Если быть беспощадно точным, Джулия походила на кусок холодного мяса, спрыснутого кетчупом и засунутого обратно в холодильник. Та Джулия, которую я видел в прошлый раз, по сравнению с этой казалась недоступной мечтой. Надо было срочно приспособиться к новой ситуации…
Естественно, что теперь я был скорее склонен поторговать, чем потрахать. А ведь я долго считал, что одно другому не помеха. Джулия никак не могла уразуметь, какого черта я притащился к ней с пачкой книг. Не мог же я объяснить, что все это в целях усовершенствования ее мозгов, которых у нее практически не было, впрочем, она об этом знала и ничуть не тревожилась.
Но все равно ей надо было привести себя в порядок, и она оставила меня на несколько минут одного. А я начал просматривать проспект, и он показался мне настолько интересным, что я чуть было не купил эти книги у самого себя. Я наслаждался отрывком из Кольриджа 80 (а ведь он всегда казался мне просто мешком с дерьмом), когда почувствовал, что она подошла ко мне. Но он был так интересен, этот отрывок, что я, пробормотав извинение, так и не поднял головы. Джулия, став на колени на кушетке, тоже начала читать Кольриджа из-за моего плеча. Ее трепещущие сиськи коснулись меня, но я был слишком захвачен путешествием по всем разветвлениям Кольриджевых мыслей, чтобы ее вторичные половые признаки отвлекли меня.
И вдруг роскошно переплетенный проспект выскочил у меня из рук. Джулия схватила меня за локти и развернула лицом к себе.
– Чего ты читаешь эту чушь? – воскликнула она. – Я ни слова не поняла, да и ты, конечно, тоже. Что с тобой? Тебе что, делать нечего?
Что-то вроде злобно-дурацкой улыбки расползлось по ее лицу. Она выглядела как тевтонский ангел, набредший на удачную мысль. Я встал, поднял проспект с полу и спросил ее, как насчет ленча.
– Господи, ну и нахал! – проговорила она. – Ты за кого меня, черт бы тебя побрал, принимаешь?
Пришлось сказать, что это была просто шутка, но, забравшись к ней за пазуху, поиграв ее правым соском, я осторожно вернул разговор к проблемам питания.
78
Музыкальная терминология: con amore (с любовью), con furioso (с яростью). Затем – медицинская абулия – наблюдающееся при некоторых психических заболеваниях понижение способности принять какое-либо решение, проявить инициативу, привести мысль в действие. Последние два термина – просто рифмованное, лишенное смысла бормотание.
79
Гюисманс, Жорис Карл (1848 – 1907) – французский писатель, прошедший путь от натурализма к символизму. Герой наиболее шумного романа Гюисманса «A rebourse» (в русском переводе «Наоборот») не способен испытать никакой простой радости, здорового наслаждения, извращенный, больной человек, построивший свою жизнь «наоборот».
80
Кольридж, Сэмюэл Тейлор (1772 – 1834) – английский поэт так называемой озерной школы, выдающийся критик, автор многих работ по эстетике.