Книга и братство - Мердок Айрис (серия книг .txt) 📗
— Ты могла бы помогать мне в офисе. По-моему, Пат говорила тебе об этом в Ночь Гая Фокса. Серьезно, Вайолет, только посмотри на эту квартиру, посмотри на себя, в каком вы положении. Ты и Тамар как два больных зверька в грязной коробке, надо каждый день проверять, живы ли вы еще. Я не хочу стоять и смотреть, как вы чахнете тут от зависти, горя, хронического несчастья и недостатка любви. Ты умна, привлекательна, если причешешься, можно и подкраситься, ты по-прежнему выглядишь молодо. Мой бизнес расширяется. Собираюсь открыть галерею на Корк-стрит и шикарный офис с фикусами и всяким умным оборудованием, так что мне нужен там кто-то, кому я могу доверять. Подучилась бы, хотя бы кое-чему, никакой особой магии там нет. Патрисия этим вряд ли станет заниматься, да и ненавидит она подобные дела. А ты бы там заправляла, тебе будет интересно, чем киснуть здесь и умирать от тоски и скуки. Разве не хочешь найти применение своим мозгам, своим талантам, вместо того чтобы впустую тратить их на бесконечное перебирание обид? Ты и Тамар могли бы и жить с нами, большой семьей, по крайней мере какое-то время, разместиться в квартире, которую мы занимаем сейчас. Убираться там не нужно.
— А как ты предполагаешь поступить с Джерардом?
— От него мы избавимся. Мне нужен этот дом. А если не получится, купим себе другой, побольше.
— Я думала, Патрисия хочет, чтобы я прибиралась и готовила, как прежде.
— Просто тогда была крайняя ситуация. Сейчас я предлагаю нечто совершенно новое. Я хочу, чтобы Тамар преобразилась, и ты тоже. Встряхнуть вас, почистить, выбить пыль, одеть модно, красиво, ярко. Вы одеты безвкусно, у вас никакого чувства цвета. Я, может, сам займусь модельным бизнесом, во всяком случае печатаньем на ткани. Вайолет, я серьезно это говорю.
— Нет, это все несерьезно.
Гидеон заявился неожиданно, в одиннадцать утра, войдя в незапертую дверь, и нашел Вайолет на крохотной кухоньке, где она завтракала, уткнувшись в газету. В раковине колыхалась пирамида немытых тарелок. Буфет был забит консервными банками, бутылками, бечевкой, плесневеющим хлебом, кастрюлями с остатками какого-то варева, невскрытыми конвертами со счетами. Гидеон, глядя уголком глаза на все это скопище, подумал, что оно напоминает абстрактную картину художника-экспрессиониста, которую он только что купил. Вайолет, когда он вошел, сняла очки. Застигнутая врасплох, она выглядела ужасно. Каштановые волосы, немытые и нуждающиеся в стрижке, висели крысиными хвостиками, лицо сальное, старая болтающаяся кофта надета наизнанку, свитер слишком тесен и слишком короток, юбка перекошена и толком не застегнута. На ногах толстые шерстяные носки. Она сидела согнувшись, чуть ли не водя носом по строчкам. Дорогие контактные линзы вышли из строя. Она, очевидно, почувствовала, что, поскольку застигнута врасплох в ужасном виде, надо изобразить, будто она такая вот оригинальная.
Гидеон, благоухающий лосьоном после бритья, примостился на стуле напротив, поспешно прикрыв сиденье как будто чистым пластиковым пакетом из буфета. Слегка качнул стул, чтобы отодвинуться от липкого пятна на полу. Стул нехотя отлип с чмокающим звуком. На Гидеоне был темный костюм, красновато-розовая рубашка и бледно-желтый галстук с синим рисунком. Его вьющиеся волосы, более темные и более вьющиеся, чем у Джерарда, сияли здоровым блеском, полные алые губы были влажны, толстые щеки довольно разрумянились на холодном воздухе.
— Ты думаешь, Тамар — само совершенство, — сказала Вайолет, — все так думают. Почему вы сейчас заволновались за нее?
— Она слишком совершенна. Я не могу не чувствовать тревоги за нее. Один человек в ее издательстве сказал другому, который передал мне, что она выглядит по-настоящему больной. Ты сама сказала, что она умирает.
— В последнее время она невозможна. Не ест и вид какой-то несчастный, и молчит, говорить со мной не желает, словно призрак в доме поселился.
— В обществе бывает, ухажеров незаметно?
— Нет. Да она бы и не сказала. Уходит по вечерам. Думаю, просто бродит по улицам. Лишь бы сбежать от меня и от телевизора!
— Нет, серьезно, Вайолет, позволишь мне помочь? Приняла же ведь деньги Мэтью.
— Откуда ты знаешь? Тут другое, эти деньги он был должен своему брату, да в любом случае деньги-то небольшие.
— Ладно, ты не желаешь связываться с Роуз и Джерардом, но я не такой, как они, они недотепы, а я человек деловой. Могу реально помочь. Взять на себя заботу о ней. Кроме того, я другой, потому что я — это я.
— Я забыла, кто ты такой.
— Неужели не помнишь «Привет, свингер»?
— Нет.
— Когда-то давно мы были знакомы.
Наверное, самой ужасной тайной Вайолет было то, что она знала Гидеона, когда они были молоды, лет по двадцать, прежде, чем он встретил Патрисию, больше того, Вайолет их и познакомила. Гидеон, в то время застенчивый еврейский паренек, изучавший историю в лондонском колледже, не произвел на нее впечатления. Папаша Гидеона (беженец, который сменил фамилию на Ферфакс, позаимствовав ее из комической оперы Гилберта и Салливана) держал на Нью-Кингс-роуд лавку подержанных вещей. Вайолет влюбилась в студента-музыканта, который образовал поп-группу. К тому времени, когда она дозрела, чтобы заинтересоваться Гидеоном, его уже присвоила Патрисия. Убеждение, что Гидеон был слегка «увлечен» ею, но, удостоверившись в ее равнодушии к нему, перенес внимание на ее кузину, которое поселилось в Вайолет черной злокачественной опухолью, с возрастом росло и становилось все черней. Долгие годы она гадала, проговорился ли Гидеон Пат о том туманном, так сказать, эпизоде, но потом успокоилась, предположив, что промолчал. Ни она, ни Гидеон никогда не упоминали о прошлом, но по мере того, как Гидеон из нищего студента превращался в воротилу бизнеса, ощущение, что между ними «кое-что» было, у обоих, похоже, начало преобладать над сознанием, что «ничего» не было.
— Не хочешь ты помогать нам, — сказала Вайолет, — это лишь твоя вечная эйфория, ты во всем успешен, и эта твоя успешность особенно бросается в глаза здесь, по контрасту с этой обстановкой. Это способ выставить себя триумфатором. А нам остается присоединиться к толпе, бредущей за твоей колесницей. Ты хочешь, чтобы мы воздевали очи к небу и пели тебе осанну, но мы на это не способны. Перед кем-то расстилаются воды счастья, перед кем-то черная река. Мы принадлежим к разным племенам.
— Мир счастливых — не мир несчастливых, как сказал Джерард, цитируя какого-то философа. Но чего этот философ не понял, так это что счастливые могут иногда забрать несчастливых и пинками и криками загнать в мир счастья. Это то, что могут сделать деньги, Вайолет, вот для чего они существуют.
— Ты любишь деньги, любишь власть, только и всего. Ты законченный эгоист.
— Хорошо, пусть так, но неужели, по-твоему, у меня не может быть каких-то благородных побуждений? Ты знаешь, как я люблю Тамар.
— Заладил: Тамар, Тамар. Думаю, ты влюбился в нее, ты находишь ее физически привлекательной, хочешь стать ей любимым дядюшкой и бог знает кем еще…
— Ох, замолчи. Ну, Вайолет, просто подними голову и для разнообразия посмотри на небо, на солнце. Мне отвратительна картина, которую ты нарисовала: как вы бредете за колесницей. Я хочу тебя и Тамар посадить в колесницу. Где вы будете на Рождество?
— Здесь, конечно, как всегда.
— Даже пытаться не буду представлять себе эту тоску. Послушай… нам больше нет нужды проводить Рождество в Бристоле, теперь, когда Мэтью нет, мы можем отправиться куда угодно. Почему бы тебе и Тамар не поехать с нами? Мы можем снять дом в Италии. Тамар в Италии никогда не была. Получили бы удовольствие. Поедем, пожалуйста!
— Вот это твоя идея, а не Пат, идея глупая и нелепая. Мы не желаем, чтобы ты или Пат нам покровительствовали, не желаем играть роль скромных благодарных бедных родственников! Да и в любом случае Тамар не захочет ехать, она теперь вообще не хочет никуда выходить.
— Между прочим, это идея и Пат, один я бы до такого не додумался!
