Обменные курсы - Брэдбери Малькольм Стэнли (книги онлайн полные версии бесплатно .TXT) 📗
Однако на третий день, когда Петворт встает и спускается в вестибюль, чтобы по пути к завтраку купить газету под красной шапкой, у него возникает чувство, будто что-то переменилось. За завтраком становится ясно, в чем перемена: «Пъртыуу Популятууу» вновь стала «Пьртыіі Популятііі». Новые меню на столах сменились старыми, засаленными, со словами, которые Петворт учил в первые дни. Еда, правда, та же. Когда он заходит в номер подготовиться к грядущему торжеству, то видит, что рабочие снимают большую неоновую вывеску «ШЬВЕППУУ». Над площадью реют флаги, потому что сегодня День национальной культуры; Марыся Любиёва появляется в вестибюле взволнованная, с алой гвоздикой на лацкане.
– Ну, ваш последний день, наш день всенародного торжествования, – говорит она. – Вы готовы? Волнуете себя о параде? Надеюсь, вам найдут хорошее место.
Они выходят из гостиницы на людные оживленные улицы.
– Ой, такая толпа в наш особенный день, – говорит Марыся Любиёва. – Надеюсь, что не потеряю вас снова. Однако, думаю, вы уже знаете путь на Пляшкі Пъртыіі.
– Разве она не звалась раньше Пляшку Партыуу? – спрашивает Петворт.
– Ой, неужели? – говорит Марыся. – Не помню. Разумеется, наш язык чуточку трудный.
– Ну, может быть, это просто небольшая путаница, – замечает Петворт.
Огромная площадь запружена народом. Вездесущие вооруженные люди на каждом шагу.
– Толкайтесь, толкайтесь, – возбужденно говорит Марыся. – У нас, конечно, особенные места. Видите теперь, как мы любим наших учителей и писателей?
Очевидно, так оно и есть, потому что народ валит валом: солдаты и официанты, горожане и жители сельской местности, старики, женщины и школьники, туристы из первого мира, второго, третьего и сколько их там еще есть – все пришли и встали на площади.
Путь преграждает солдат в берете, с автоматом и рацией; Любиёва показывает пропуск, и они по деревянным ступеням поднимаются на трибуны.
– Видите, какие у нас хорошие места, – говорит Любиёва. – Вы – важный гость. Отсюда вы все увидите.
Петворт, непривычный к такому скоплению людей, смотрит на человеческую массу внизу. Накрапывает мелкий дождик, некоторые держат зонты, черные или прозрачные полиэтиленовые, так что площадь похожа на исполинский галечный пляж. Однако важнее зонтов флажки, которыми люди машут из стороны в сторону: алые, синие, зеленые, белые и коричневые.
– Ой, вам нравятся наши флаги? – спрашивает Любиёва. – Пожалуйста, не думайте про все те хорошенькие кофточки, которые можно было из них сшить. Мы так их любим на наших праздниках.
Над флажками в толпе хлопают на древках знамена, а над знаменами и транспарантами вздымаются огромные фотографии, реалистические образы сконструированной серьезности.
– Узнаете? – спрашивает Любиёва. – Товарищ Маркс, товарищ Ленин, товарищ Брежнев, товарищ Григорик, товарищ Вулкани.
– А что сталось с товарищем Ванко? – интересуется Петворт.
– Что-то я не помню никакого Ванко, – говорит Любиёва. – Конечно, вам трудно запоминать фамилии на другом языке.
– А кто такой Вулкани? – спрашивает Петворт.
– Ну, вот здесь вы его видите, – отвечает Любиёва. – На правительственной трибуне. Партийное руководство занимает свои места.
Петворт смотрит и видит знакомые лица: Феликс и Баджи Стедимены (она в зеленой соломенной шляпе с цветами) машут ему рукой. А посередине, в самом центре всего, улыбается Танкич в черной пластиковой шляпе.
– Ой, Танкич, где он стоит? – спрашивает Марыся, вытягивая шею. – Это мы и пришли посмотреть. Ой, как хорошо! Наверное, его сделали министром культуры! А это Вулкани рядом с ним и советский министр. Правда у нас красивый глава государства? Ну как, вы себя волнуете? Сейчас, когда они пришли, начнется парад.
Из-за угла, где стоит Дворец культуры, раздается военный марш; потом в коридор, образованный двумя рядами милиционеров, выезжает почему-то вереница ракетных установок и пара танков. За танками движется людская колонна.
– Сперва музыканты, – говорит Любиёва.
Впереди выступает военный оркестр, за ними музыканты иного рода – они несут скрипки и валторны, кларнеты и тарелки. Следом вышагивают дети в гимнастических трико, они несут букеты цветов и под музыку церемонно машут ими из стороны в сторону, сперва налево, потом направо. Впереди идут самые маленькие, потом все выше и выше, до взрослых.
– Они – любители революционной культуры, – объясняет Марыся Любиёва. – А теперь, глядите, академики, наши самые лучшие ученые.
За детьми на площадь выступает торжественная колонна маститых седовласых мужей. Среди них можно различить профессора Рома Рума, на плечи у него накинут плащ, на лацкане медаль, на груди – церемониальная лента. Сбоку милиционеры сдвигают ограждение, выбегает толпа детишек с букетами, они вручают цветы маститым мужам, профессор Рум целует одного в щечку.
– Надеюсь, вы так же обходитесь с вашими профессорами и учителями, – говорит Марыся Любиёва. – Это показывает, как мы их ценим. Ой, да, смотрите, пожалуйста, следом идут наши преподаватели. Полагаю, вы помните некоторых по вашим путешествиям.
Преподаватели, надо признать, маршируют кое-как, словно новобранцы-рекруты за элитным войском академиков. И выглядят они побледнее: лишь на некоторых церемониальные ленты, медалей всего одна или две, зато кое-кто держит над головой, словно победители международных чемпионатов, свои трофеи, сиречь книги. Между ними и впрямь можно различить знакомые лица, словно отголоски недавнего прошлого: в колонне шагают госпожа Гоко и ее низкорослые аспирантки, мисс Банкич и мисс Мамориан, а также высокий господин Пикнич, по-прежнему в черных очках и с фотоаппаратом. Профессор Влич, несмотря на трудности с самолетами, сумел как-то добраться с другого конца страны, и с ним все низенькие пухленькие профессорицы из ресторана «Нада», с огромными букетами цветов.
– А где люди, с которыми я не встретился? – спрашивает Петворт. – Из Ногода и Провда?
– Кажется, я их не вижу, – отвечает Марыся. – Там были маленькие неразберихи, и они не приехали. А вот, смотрите, ваш добрый старый друг, я думаю?
Петворт вглядывается и видит, что сбоку от основной колонны, словно сам по себе, выступает не кто иной, как доктор Плитплов. Он шагает в костюме и белой спортивной рубашке с эмблемой на кармане и держит низко над головой большой черный зонт. Заметный в своей попытке сделаться незаметным, он крадется под трибуной, с которой Вулкани приветствует интеллектуальные войска.
– А теперь писатели! – кричит Любиёва, когда из-за Дворца культуры появляется следующая колонна.
– Как много, – удивляется Петворт.
– Ну конечно, – отвечает Любиёва. – Вы знаете, мы – читающая нация. Разумеется, некоторые из них журналисты, а некоторые делают только переводы, но есть много поэтов и прозаиков. Вы впечатлили?
Писатели и писательницы шагают по площади: из-за ограждения выбегают дети и дарят им цветы. В толпе хлопают.
– Ой, а вот и ваша королевна, – говорит Марыся Любиёва. – Значит, она в Слаке.
И впрямь, в колонне шагает Катя Принцип. Вид у нее цветущий, выражение лица, которое Петворт силится разглядеть, – спокойное и светлое. Несмотря на дождь, на ней черные очки, сдвинутые на прическу, и знакомое батиковое платье. Вокруг идут писатели, и хотя за литераторами обычно такого не водится, несут маленькие флажки, слаженно помахивая ими из стороны в сторону – то влево, то вправо. Над ними реют флаги побольше, знамена на древках, алые, синие, зеленые, белые и коричневые. А еще выше, невероятно огромные по сравнению с лицами демонстрантов, плывут увеличенные лица – бородатые и чисто выбритые, усатые и безусые – Маркса и Ленина, Энгельса и Григорика, Брежнева и Вулкани, этих писателей истории, без которых сегодняшнее торжество не могло бы состояться. Писатели уходят в дальний конец площади, к мавзолею Григорика, батиковое платье пропадает в толпе.
– Ой, смотрите, вот наши художники, – говорит Марыся Любиёва, дергая Петворта за плечо.
