Переводчик - Евстигней И. (хорошие книги бесплатные полностью txt) 📗
Боль в боку становилась невыносимой, мысли спутались в беспорядочный клубок. Где-то давным-давно я прочитал, что переводчик – это бог, который создаёт понимание из непонимания. Возможно, так оно и есть, вот только иногда он запаздывает с пониманием…
Уродливый осколок щебня лежал на пыльной обочине тротуара, отбрасывая от себя не менее уродливую тень, которая тоже казалась покрытой серой пылью. Солнце жгло нещадно, и надо же мне было забыть дома бейсболку… Я сидел на бордюре и предельно сосредоточенно изучал невзрачный камень, боясь оторвать от него взгляд. Мне казалось, оторвись я от этого занятия, и весь мир вокруг меня мгновенно рассыплется на груды таких же уродливых каменных осколков, навеки оставив меня в полном одиночестве. Алин голос продолжал звучать в голове спокойно и бесстрастно. «Я больше не хочу тебя видеть. Уйди из моей жизни.
Навсегда. Оставь меня в покое. Ты мне больше не нужен. Ты меня понял?» Да, я понял… Пришло всё – и понимание, и прощение… только вот пришло слишком поздно. И как мне теперь без тебя жить? И зачем оно теперь нужно – это понимание? Я продолжал сидеть, вперившись взглядом в камень. А мир вокруг меня медленно рушился, превращаясь в пыль под лучами неумолимого солнца…
Изогнутый клинок чёрной молнией сверкнул над моей головой, направляясь по косой мимо уха к шее. Я не успел отпрыгнуть в сторону, лишь судорожно вздёрнул меч вверх, намертво вцепившись в рукоять двумя руками, чтобы остановить мощный удар. Стальной хлыст соскользнул вниз по моему клинку, раздвоился и лизнул ядовитым жалом меня по шее. Боль… боль… боль, которая высасывает последние силы, мысли, жизнь… А мой противник уже начинал новую атаку. Сквозь мутную, отливающую багрянцем пелену пота я с трудом различал его движения. Скорее ощутил, чем увидел, как новая волна пошла от его позвоночника к руке, по ходу закручиваясь, заворачиваясь змеёй, набирая мощь… Глупо, ох как глупо умирать на этой пыльной арене, развлекая беснующуюся от кровавого зрелища публику… к чему тогда вообще была эта жизнь?., и эта моя несчастная-несчастливая любовь?., и эти незаконченные поиски бога?., или, может быть, самого себя?..
Чёрный аспид выписывал замысловатые па своего последнего смертельного танца. Я не стал распутывать его петли, пытаться предугадать, куда хлестнёт ядовитое жало. Притянул меч к животу, одновременно нажав триггер под гардой. Тёмный клинок послушно вытянулся в прямой тонкий луч, матово блеснув идеально ровной поверхностью. Меч-цзянь, сакральный и сокровенный, благородное оружие китайских императоров и высокопоставленных военных чинов… Я упал на колено, выбросив меч вперёд, и в то же мгновение почувствовал, как тот наткнулся на препятствие, упругое, податливое, живое… услышал глухой звон падающего клинка… потом увидел искажённое от боли лицо Сессара… и багровую струю, стекающую по гладкой поверхности моего клинка… Прости, но иногда понять – это значит убить…
– Но ты… ты не мог… – услышал я едва различимый шёпот, и в то же мгновение на меня обрушилась волна свиста. Местный колизей кишел, как муравейник, свистящие перелезали через каменный парапет, спрыгивали на арену, бежали ко мне… Ну вот и всё, это уж точно конец… сейчас меня растерзают, разорвут на клочки за то, что я убил их соплеменника… Это была последняя мысль, которая промелькнула в моей голове, и моё сознание услужливо погрузило меня в уютную бархатистую тьму.
Невзрачно-уродливый осколок известняка лежал перед моими глазами, и я вглядывался в него так внимательно, словно это был испещрённый загадочными письменами фестский диск, скрывающий в себе ключ ко всем тайнам мира. Время текло медленно и тягуче, оплавлялось и стекало в сероватый песок вязкими каплями. Но текло ли оно часами, минутами или даже секундами, сказать я не мог. Сколько я пролежал на этом раскалённом каменном плато? Когда был тот бой? Вчера? Позавчера? Неделю назад? Сверху нещадно жгло солнце, снизу в щёку впивалась острая каменная крошка. Запястье правой руки гранатовым браслетом опоясывала запёкшаяся кровь. Я с трудом разогнул пальцы и осторожно провёл по неровной поверхности фестского диска. Выписанные пылью таинственные письмена медленно осыпались к его подножью.
Где-то за моей спиной тихо плескались волны. Океан… Я провёл языком по зубам – слюна во рту больше напоминала загустевшую пылевую суспензию. Там, сзади, пусть солёная, но вода. Я поднялся. Прилипшая к рассечённому боку рубашка оторвалась от раны и теперь снова начала пропитываться кровью. На бедре что-то тяжело колыхнулось. Я посмотрел вниз – ровный стремительный луч, словно сочащаяся тьмой трещина в преисподнюю… я провёл ладонью по тёплой, хорошо знакомой голомени МальАха… Подарили обещанную свободу, да ещё и меч в придачу? Что ж, благородно с их стороны. Только вот…
Только вот к чему эта свобода? Если от одной мысли о том, что ты будешь жить дальше, душа выворачивается наизнанку от омерзения? Убить друга – да, пусть он меня предал, но какое-то время он был моим другом… впустил меня в свой мир, делился своими мыслями, выслушивал мои… – убить ради того, чтобы сохранить жизнь себе? А стоит ли эта жизнь того, чтобы её сохранять? Бессмысленное существование, наполненное бессмысленными блужданиями… да ты даже свою любовь и то уберечь не сумел!., «бог, что развратный юнец, выполняет все людские прихоти»… едва уловимый оттенок смысла на третьем слое чужого языка, открывшийся тебе посреди душной летней ночи – и ты ухватился за него, как за предлог, лишь бы только бежать… бежать от себя самого, сломя голову, не думая ни о чём… ты сможешь когда-нибудь вернуться в Россию свободным, чтобы встретиться с Алей?., а как всё это отразится на карьере твоего отца?., в какие неприятности ты впутал своего друга детства Кьёнга?.. и что стало со «спасённым» тобою Шахом?., и в конце этой безумной гонки – предательство и убийство… бесцельно, глупо и бессмысленно… и бессмысленно жестоко… Я рухнул на колени, и меня вывернуло наизнанку. От отвращения. К самому себе. Пустой желудок сжимало тугими спазмами, на красноватый каменистый песок выплёскивались прозрачные плевки жидкости, а вместе с ними остатки сил, мечтаний, желания жить… По лбу катился холодный пот, а обессиленное тело выдавливало и выдавливало из себя последние капли жизни…
Встать на ноги я бы не смог при всём желании, поэтому я приподнялся на четвереньки и пополз к воде. Ладони сбились в кровь и скользили по острым камням, меня шатало из стороны в сторону, но наконец я дополз до полосы прибоя и замер, не смея двинуться дальше… Полупрозрачные, переливающиеся, сверкающие на солнце, рассветно-розовые, лазоревые, белоснежные, лиловые, желтоватые, всех оттенков нежнейшей перламутровой радуги – янтари, аметисты, кварцы, гелиолиты, агаты, авантюрины, ониксы, малахиты – побережье было выстелено сказочным ковром из отполированных полудрагоценных голышей, словно выложенных один к одному чьими-то заботливыми руками…
Осторожно, боясь повредить эту дивную самоцветную мозаику, я пополз дальше и, когда тёплая вода дошла до локтей, опустил лицо в солоноватую толщу. Ленивая волна ласково захлестнула меня с головой, пробежалась по спине и прокатилась обратно. Боже, как хорошо…
И тут меня пронзила боль… та самая боль… хорошо знакомая, почти родная… боль из моего навязчивого ночного кошмара, вдруг ставшая явью… Мост, вопли толпы, обжигающее прикосновение воды, которая жадно обхватывает меня своими щупальцами, проникает в моё тело, в мой мозг, в каждую клеточку моего я… Боль была настолько острой, что поначалу я даже не осознал, что это была боль… она была похожа на чистейший наркотик, без каких-либо примесей, посторонних ощущений, мыслей, чувств… истинная, первородная, идеальная боль… боль как она есть… Я перестал дышать, видеть, двигаться, я перестал жить во времени и в пространстве. Отныне я жил только в этой боли, жил болью, дышал ею… Я хотел сжаться в тугой комок, свернуться, скрутиться, чтобы спрятаться от неё, защититься, но моё тело меня не слушалось. Оно распластывалось в тёплой воде, выгибалось дугой, извивалось жалким раздавленным червяком… оно предательски разворачивалось и раскрывалось навстречу боли, словно приветствовало её… Платиновое клеймо на виске острыми краями впивалось в плоть, разрывало стенки сосудов, пульсировавших жгучими толчками, а ласковые волны бежали и бежали по моему лицу, смешивали свою прозрачную солёную воду с моей горячей солоноватой кровью и застилали мне глаза багровой пеленой… Я кричал, но не слышал своего крика. А боль достигала всё новых высот, и когда казалось, что это уже всё, предел, дальше уже невозможно, она, словно великая оперная певица, брала новую, невероятную по своей высоте ноту, разрывая пространство нечеловеческим, божественно чистым звучанием. Боль проникала в каждую клеточку моего мозга, как педантичный хирург, острейшим скальпелем тщательно и безжалостно срезала оболочку с каждого нейрона, обнажая его сокровенную плоть перед внешним миром, забиралась внутрь, пробегала по каждому отростку, становилась моими мыслями, чувствами, мной…