Театр теней. Новые рассказы в честь Рэя Брэдбери (сборник) - Мино Джо (бесплатные книги онлайн без регистрации txt) 📗
Они одновременно переступили через порог и, хотя Шэрон была крупнее и тяжелее, по лестнице они спустились бок о бок, нарушив правило в одну и ту же секунду, и никто не смог бы сказать, кто виноват больше и кто кого подстрекал.
Кто из них включил свет на лестнице?
Шэрон не смогла вспомнить, чья рука тронула выключатель на стене прямо за дверью, и над лестницей зажегся свет. Это было неважно. Они мчались вниз по ступенькам, касаясь друг друга локтями, их ноги стучали, отбивая дробный ритм, как это бывает, когда быстро спускаешься вниз по лестнице, а наверху горел свет, и было видно, куда бежишь, и ты не боялась споткнуться. Они хихикали на бегу, но смех пробивался между их учащенными выдохами и вдохами и был больше похож на икоту. Ступеньки легонько поскрипывали, особенно наверху.
Почему они бегут? Шэрон не знала. Папы Хейли не будет дома еще минимум час. До торгового центра ехать двадцать минут, а сегодня – в субботу – может быть, даже дольше, потому что всем надо по магазинам, и на дороге наверняка будет пробка. Даже если папа Хейли управится со своим делом за десять минут – а это вряд ли; если судить по тому, как звучал его голос, когда он разговаривал по телефону с начальником, там у них приключилось что-то серьезное, – но даже если он починит все быстро, у них все равно есть больше часа.
Так почему они мчатся по лестнице со всех ног, толкая друг друга локтями и задыхаясь от смеха?
Шэрон не знала. И Хейли, наверное, тоже не знала. Хейли рассказывала Шэрон, что она сама бывала в подвале лишь пару раз. Это было папино царство.
Наверное, им просто казалось естественным бежать сломя голову, не давая себе задуматься почему. Может быть, чтобы обогнать все сомнения: если ты струсишь уже по дороге, импульс движения все равно утянет тебя вперед. Обе знали, что так и будет. Поняли все без слов. В ту же секунду, когда папа Хейли сказал, чтобы они не ходили в подвал, «никогда, никогда, никогда», они уже знали, что туда непременно пойдут. Сразу, как только он выйдет за дверь. Шэрон подумала, что, наверное, так всегда и бывает с лучшими подругами: они читают мысли друг друга. Это происходит само собой.
Они добрались до нижней ступеньки. И вот тогда Шэрон все поняла. Ей сразу же сделалось ясно, почему папа Хейли запретил им спускаться в подвал. Здесь Эд Уэстин оборудовал себе мастерскую, потрясающую мастерскую. Куда и вправду не стоит пускать детей, чтобы они ничего не сломали и не перепутали.
Шэрон в жизни не видела мастерской круче. Все буквально сверкало. Вдоль трех стен стояли высокие деревянные верстаки с фанерными спинками, испещренными крошечными отверстиями, в которые были вставлены серебристые крючки. На крючках висели самые разные инструменты: молотки, стамески, сверла, зажимы, уровни – всевозможных размеров. Все аккуратно развешано по местам.
Шэрон не знала названий многих инструментов. Она знала, конечно же, молотки, отвертки и сверла, но там было много других инструментов – каких-то совсем специальных и непонятных. Все они были подобраны явно не просто так, а для какой-то конкретной задачи. Шэрон подумала – и почему-то ей было приятно об этом думать, – что с таким набором инструментов можно смастерить все что угодно.
Комод, книжный шкаф, стол или лодку. Все что захочешь.
Даже ракету.
– Тут его инструменты, – сказала Хейли. – Вот почему он не хочет, чтобы мы сюда заходили. Не хочет, чтобы мы играли с его инструментами. Потому что они для дела.
Шэрон не нуждалась в пояснениях. Она никогда не решилась бы даже притронуться ни к одной вещи в этой мастерской. Здесь все такое красивое. Все идеальное. Ей бы и в голову не пришло трогать руками эти верстаки, покрытые лаком цвета густого золотистого меда – таким насыщенным и блестящим, словно в течение десятилетий лак вбирал в себя солнечный свет. Она бы и пальцем не тронула ни один инструмент, не говоря уж о том, чтобы взять его в руки. Это было бы неуважением к папе Хейли.
– Здесь удивительно, – сказала Шэрон.
– Ага.
Они по-прежнему стояли у лестницы, не решаясь пройти в глубь мастерской.
Шэрон не знала, откуда в ней эта уверенность, но она ни капельки не сомневалась: папа Хейли строит здесь что-то особенное. Вот почему он не хочет, чтобы посторонние спускались в подвал. Да, он беспокоился за свои инструменты, но дело не только в этом.
Есть что-то еще.
Как только Шэрон об этом подумала, она вдруг ощутила легкое покалывание в кончиках пальцев. Она поняла, что именно строит здесь папа Хейли.
Но она не могла сказать Хейли о своей догадке. Потому что ей не хотелось смущать подругу. А вдруг Хейли еще не знает и ей вряд ли будет приятно, что Шэрон – даже не родственница, а, по сути, вообще никто – первой раскрыла тайну ее отца. Шэрон любила загадки и головоломки, ей нравилось думать и искать ответы. У нее хорошо получалось. Она отлично решала кроссворды и судоку, очень неплохо играла в «Скраббл» и шахматы. Она справлялась с любой задачей, требующей сосредоточенных размышлений, непременно приправленных толикой воображения. Хейли, кажется, нравилось, что Шэрон такая умная – ее это не возмущало, она не завидовала уму подруги, а просто ценила его по достоинству, – и Шэрон никак не могла понять, почему Хейли так долго дружила с Самантой Боллинджер, которая, скажем прямо, была не особенно умной. Не то чтобы дурой, но близко к тому.
– Твой папа участвовал в строительстве космического корабля, да? – спросила Шэрон.
Она, конечно, знала ответ. Они с Хейли сто раз говорили об этом, но ей хотелось потихоньку подвести подругу к разговору о том, чем сейчас занимается ее папа. Подтолкнуть ее к мысли. Пусть Хейли решит, что она сама обо всем догадалась, и будет горда и довольна собой. Шэрон никогда не подаст виду, что это она помогла ей раскрыть тайну, давая подсказки. Шэрон хватит и того, что она будет знать для себя: ей удалось сделать так, чтобы подруга почувствовала себя умной.
– Ага. – Хейли пожала плечами. – Когда служил на флоте.
– Значит, ему нравится все космическое?
– Да, наверное.
– И он может построить все, что угодно. – Шэрон обвела мастерскую широким жестом. – В смысле со всеми этими инструментами. Все, что хочешь, можно построить.
– Ну да. – Хейли снова пожала плечами.
Она шагнула вперед и направилась к ближайшему верстаку. Шэрон схватила ее за футболку, пытаясь удержать; Хейли не остановилась, и ткань растянулась у нее за спиной.
– Стой, – сказала Шэрон. – Здесь нельзя ничего трогать. Твой папа сразу поймет, что мы здесь были.
– Отпусти.
Хейли сердито вырвала футболку у Шэрон. Потом снова пожала плечами. Однажды Шэрон подсчитала, сколько раз Хейли пожимает плечами в течение одного часа: получилось семнадцать раз.
– Я ничего трогать не буду, – сказала Хейли. – Я просто смотрю.
– Только ты там осторожнее.
Шэрон хотелось, чтобы Хейли прислушалась к ее словам, чтобы она сосредоточилась. Она была близко. Совсем-совсем близко. К тому, чтобы сообразить, как сообразила Шэрон, что именно папа Хейли строит в подвале.
Шэрон наблюдала, как Хейли легонько касается инструментов, одного за другим – буквально кончиками пальцев, едва-едва. Перед мысленным взором Шэрон встала картина: ее собственный папа, вечно хмурый, в костюме и галстуке, с тонким кожаным портфелем в руках. В этот глупый портфель не поместится ни один инструмент, подумала Шэрон. Ни один. Ее папа вообще не умеет делать что-то руками. Если в доме что-то ломается, папа звонит и вызывает специалистов: сантехников, плотников, электриков. Двор у них выложен кирпичом – им занималась бригада строителей. То же и с бытовой техникой. Если ломается телевизор, холодильник или плита, папа кому-то звонит, чтобы приехали и починили. Он вечно всем недоволен. И всегда найдет повод придраться. Найдет к чему приложить «верх абсурда», свою любимую фразу. Папа Шэрон ненавидит все нелогичное, бесполезное и бессмысленное. Его коробит от незавершенной работы, от незастеленных постелей, от грязной посуды, оставленной в раковине. И от неуклюжих, толстых дочерей.
